«Гостья из будущего». Сценарий фильма - Кир Булычев

— Где–то рядом. Чего ему было бы через всю Москву идти?

— Алиса, ты всё время говоришь загадками. Я, например, не верю, что у тебя отшибло память. Просто ты почему–то не хочешь рассказывать, — Юля подходит к Алисе.

— Я тебе расскажу. Обязательно расскажу. Потом.

— Ну как хочешь, тогда не мешай читать, — Юлька немного обижена. — Мне завтра выписываться, а я ещё Квентин Дорварда не дочитала. А он из больничной библиотеки.

— У вас в классе есть Коля? — спрашивает Алиса после паузы.

— Три штуки, — говорит Юля. — Тебе какой нужен?

— Три Коли?

— Ну да. Сулима, Садовский и Герасимов.

— Целых три Коли! — Алиса расстроена.

Кто–то прошёл по коридору и остановился у двери в палату. Тень человека обозначилась на матовом стекле. Человек остановился, будто не уверен, сюда ли ему надо.

Алиса замирает.

— Кто там? — спрашивает она тихо.

— Не всё ли равно? — удивляется Юлька, оторвавшись от чтения.

Тень исчезла.

— Мне это не нравится, — говорит Алиса.

— Странная ты. Может, ты малолетняя преступница и скрываешься от правосудия?

— Может быть.

— Не обижайся, я пошутила. У меня есть другая теория, только я её никому не скажу.

— Какая? — Алиса прислушивается к шагам в коридоре.

— Твоя мама умерла или оставила вас. Твой отец женился снова, а мачеха очень жестоко обращалась с тобой. Вот ты и убила мачеху и бежала.

— Почему убила?

— Ну не убила, просто убежала.

— Не говори чепухи, — сказала Алиса. — У меня отличная мама. Мне нужно поговорить с твоими Колями.

— Алиса, я тебе удивляюсь…

И тут снова тяжёлые шаги в коридоре заставляют девочек умолкнуть.

— Я погляжу, — говорит Юлька.

Она соскакивает с кровати, но тут же в коридоре слышны голоса. Они приближаются. Входит дежурная сестра Мария Павловна.

— Вы не спите, девочки? — спрашивает она.

— Нет.

— А у меня для тебя, Алиса, большая радость. Тебе всё расскажет Александр Борисович.

— Ну, Алиса, тебе повезло! — говорит он. — Готовься к большой радости.

Что–то в Алике Борисовиче не так, как прежде. Посторонний, может, и не заметит, но Алиса насторожилась.

— А вы разве не в кино? — спрашивает она.

— Ради такого события можно и кино пропустить.

— Что случилось?

— Одевайся, собирайся, за тобой приехали.

— Но кто мог приехать? Никто не мог за мной приехать, — кричит Алиса. — Никто не знает, что я здесь!

— Твой папочка! Собирайся, скорее, он умирает от нетерпения. И твоя мамочка умирает от нетерпения. Вся твоя семья умирает от нетерпения.

Алик Борисович оборачивается к Марии Павловне и другим, начальственным, таким несвойственным Алику Борисовичу голосом говорит:

— Подготовьте вещи и документы. Пациент выписан.

— Ну как же так, Александр Борисович! — удивляется Мария Павловна — Прямо сейчас, на ночь глядя? Я возражаю.

— Не возражать! — кричит Александр Борисович. — Вы лишаете ребёнка родительской ласки.

— Завтра утром, — твёрдо говорит Мария Павловна. — Согласно правилам. С разрешения зав. отделением.

— Вы что, меня не знаете?

— Я отлично знаю, Александр Борисович, что на вас это не похоже. Я знаю, кстати, что вы уже час как сменились с дежурства и пошли домой, якобы писать диссертацию.

— А ну, пошла отсюда! Сколько надо приказывать! Ты уволена, мымра!

— Вот это не выйдет, — спокойно отвечает Мария Павловна. — Врачей–то вон сколько, а хорошую сестру попробуйте, поищите.

Александр Борисович не слушает. Он выталкивает в коридор Марию Павловну, а сам втаскивает из коридора толстяка в длинном плаще, шляпе и чёрных очках.

— Идите, папаша, — говорит он. — Ваша дочка ждёт вас с нетерпением.

Алиса насторожилась, отступает к окну.

— Где моя дочка, где моё сокровище? — толстяк топчется посреди палаты, переводя взгляд с Алисы на Юльку и обратно. Потом вспоминает и спешит к Алисе:

— Вот моя девочка, вот моё сокровище! Идём домой, в семью!

— Нет! — кричит Алиса. — Не смейте ко мне подходить!

Она вскакивает на кровать и отступает от толстяка.

— Вы не мой отец!

— Стойте! — вмешивается Юлька. — А то я сейчас буду кричать, а вы даже не представляете, как я умею кричать.

— Погоди, погоди, — вмешивается Алик Борисович. — У вашей дочки была травма, сотрясение мозга, в документах написано, я сам глядел. Она всё позабыла. И папочку своего позабыла. Сейчас мы вместе вспомним папочку и поедем домой. А ты, Юля, не кричи, зачем кричать? В соседних палатах спят больные дети, зачем их будить?

— Алиса, неужели ты так больна, что забыла дорогого папочку? — вопит толстяк.

— Ты забыла, как я качал тебя на этих руках. (Он протягивает вперёд руки.) Ты забыла, как мы славно веселились с тобой на бете Сириуса?

При последних [словах] Алик Борисович дёргает толстяка за рукав, и тот спохватывается:

— Прошу прощенья, — говорит он. — Забылся.

— Погодите, — кричит Юлька, увидев, что толстяк надвигается на Алису. — Может, ошибка. Надо доказать, что он ей отец. Покажите ваш документ.

— Есть у меня документы! — толстяк достал из брюк стопку бумажек и стал махать перед носом Юльки, иекоторые бумажки посыпались на пол, но никто не обратил внимания.

— Девочка, а ты не вмешивайся, — говорит Алик Борисович. — Мы ещё разберёмся, как ты сюда попала. Алиса, не теряй времени, вставай и пошли. Нам некогда.

Алисе удалось увильнуть от рук толстяка, и тот ткнулся в стену.

— Скорее, идиот! — крикнул Алик Борисович. — Сейчас все проснутся.

— Они заодно! — догадалась Юлька. — Алиса, осторожнее!

— Конечно, заодно, я давно догадалась, — отвечает Алиса. — Ты только погляди на ботинки Алика Борисовича.

Алиса была права. Оба ботинка Алика Борисовича были на правую ногу.

— Что такое? — удивился Алик и поглядел на свои ноги.

И тут случилось совершенно невероятное: правый ботинок на левой ноге шевельнулся и превратился в левый.

Пока все смотрели на ботинок, толстяк умудрился схватить Алису. Он прижал её к боку и зажал рот.

— Доченька, — бормотал он при этом тупо. — Доченька…

Толстяк отступил к двери, Алик Борисович блокировал путь дежурной сестре, и тогда Юлька решилась на отчаянный поступок. Как тигрица, она присела и прыгнула с кровати на толстяка и вцепилась ему ногтями в щёку.

При этом Юлька издала боевой клич индейцев, да такой громкий, что оконное стекло вылетело наружу, все больные проснулись, вороны поднялись с деревьев и с деревьев посыпались листья.

Толстяк от неожиданности упал и выпустил Алису, на корточках кинулся к двери и исчез.

Алик Борисович с криком:

— Ты куда, трус! — кинулся за ним.

— Как мы их, — сказала Юлька, сидя на полу.

— У тебя швы не разошлись? — спросила Алиса, сидя напротив неё.

Тут вбежала Мария Павловна в сопровождении ночного врача.

Они увидели, что окно выбито, ваза с цветами разбита, в палате полный разгром, а больные сидят на полу.

— Девочки! — закричала сестра. — Это же совершенно не по правилам! Вы простудитесь!

В коридоре кто–то громко спрашивает:

— Где взрыв?

— А где Александр Борисович? — спросила Мария Павловна.

— Он в кино, — отвечает Юлька.

— А твой папа, Алиса?

— Наверное, тоже в кино, — смеётся Алиса.

— Девочки, сейчас не место и не время шутить.

— А мы и не шутим.

— Пал Сергеевич! — обращается сестра к ночному врачу. — Я была свидетелем странной сцены… Наш врач Александр Борисович привёл с собой отца этой девочки, вы же знаете — амнезия…

Ночной врач кивает головой.

— Однако я категорически отказалась проводить выписку в вечернее время и пошла к вам.

— Никакого Александра Борисовича не было, — вдруг говорит Алиса.

— Как не было?

— Вы можете его завтра спросить, — говорит Алиса. — Он сейчас в кино.

— Но я собственными глазами! — возмущена сестра.

— Если Марии Павловне всё показалось, то кто разбил стекло и вазу? — спрашивает ночной врач, оттесняя из палаты любопытных.

— Ужасный порыв ветра! — говорит Алиса. — Шквал. Правда, Юлька?

Юльке ничего не остаётся, как согласиться.

— Правда, — вздыхает она.

Поздний вечер.

Тёмные тени — Коля и Фима — крадутся к выселенному дому.

— Я тебя в последний раз предупреждаю, как друг, — говорит Фима. — Здесь засада.

— Всё равно надо попробовать. В крайнем случае, я положу миелофон в кабине — кто будет ехать в будущее, заметит.

— А если пираты поедут?

— Ну, тогда я только смотаюсь в будущее, на минутку, там в зале подожду…

— Тшшш.

Они подходят к дверям. И замирают. Никакой двери в подвал нет. Голая старая стена, кое–где покрытая паутиной.

— Фим, — говорит Коля.

— Чего?

— Тут была дверь.

— Не было тут никогда двери. Видишь, паутина.