Тайна неудачного выстрела - Алексей Биргер

— Как говорится, «вы будете-таки очень смеяться», но я считаю, что он прав! — возразил отец, отперев дверь и распахивая её перед нами. — Надо уметь с самого начала себя поставить. Нельзя соваться в воду, не зная броду, и нельзя связывать себя даже самыми косвенными обязательствами перед людьми, расплата с которыми может потребовать от тебя поступиться слишком многим…

— Все это так, но не наломал бы дров! — заметил дядя Серёжа. — Сам знаешь, эти молодые идеалисты, которые слишком ревностно стараются исполнять свой долг, но при этом ещё не очень разбираются в людях…

— Он разбирается! — усмехнулся отец. — По нему видно. А что до того, что где-то может ошибиться… От ошибок никто не застрахован, но ошибки ошибкам рознь. Нет-нет, хоть я и отношусь ко Степанову с определённой симпатией… которую даже этот ковёр не смог уничтожить, — с усмешкой добавил он, — но я считаю, что Михаил Дмитриевич прав. Ему нельзя допускать даже намёка на междусобойчик со Степановым и подобными…

Мы уже были в доме. Отец нашарил выключатель и включил свет. Как всегда бывает в помещении, где долго никто не жил, свет показался каким-то холодным, хотя светильник в прихожей был точно таким же, как у нас, и вся прихожая была точно такой же — но у нас она казалась по вечерам на удивление золотистой и тёплой, а здесь почему-то все представало синевато-серым. Не знаю, почему на обычную электрическую лампочку так влияет, живут в доме люди или нет…

Отец держал все пустующие домики на «экономном» отопительном режиме, чтобы они совсем не промёрзли и чтобы в любой момент можно было накачать воду в бак и как следует раскочегарить паровой котёл, не боясь, что где-то что-то рванёт. С тех пор, как у нас появился новый телевизор с режимом «стэнд-бай», мы и этот режим минимального отопления пустующих домиков стали называть режимом «стэнд-бай».

Отец на всякий случай включил насос и подкачал немного воды в бак — чтобы не было неприятностей, когда он растопит паровой котёл на полную мощь. Потом он подкинул дров в еле тлеющее пламя топки котла, а когда дрова разгорелись, добавил два совка угля. Закрыв дверцу топки, он прошёлся по комнатам, всюду включая свет и проверяя, все ли в порядке. Мы следовали за ним.

— После твоего дома здесь кажется зябко и сыро, — сказал дядя Серёжа.

— Эти дома хорошо построены, — ответил отец. — Через несколько часов дом прогреется и сырость уйдёт, — он приложил руку к чугунной батарее. — Тепло уже пошло, правда, еле заметно, — заглянув на кухню, он включил холодильник. — Утром надо будет загрузить его всем необходимым, — прокомментировал он.

Мы с Ванькой тем временем сновали по комнатам, осматривая всю их обстановку и содержимое. В гостевых домах все внутри было несколько иначе, чем в нашем. У нас всё было просто и удобно, без больших изысков. А в гостевых домах и ванные были отделаны очень красивым кафелем, и английские камины были сложены в гостиных, с красивыми мраморными полками и с витыми каминными решётками, и дерево в прихожих было проморено особым образом, чтобы получался переливчатый тёмно-золотистый оттенок «под старину», и многое другое было сделано так, чтобы отдыхать было приятно. Бывало, мы сами сиживали у этих каминов — обогреть ими дом было нельзя, но так здорово было глядеть на живое пламя!

Отец и тягу в камине проверил. Поджёг газету — и весь дым и пламя понеслись в трубу. Слегка поправив зеркало, висевшее над камином, он повернулся к нам.

— На сегодня, пожалуй, все. Когда министр приедет, здесь будет тепло и чисто, и все оборудование в рабочем состоянии.

— Знатный домик, — одобрил дядя Серёжа. — Это когда его так отделывали?

— Давно, ещё в семидесятых, — ответил отец. — Когда деньги на охотничьи базы в заповеднике отпускали мешками, потому что к нам приезжали отдыхать даже из ЦК, и ещё зарубежных гостей привозили… Историй в то время было!.. — он усмехнулся. — Но, как видишь, если поддерживать всё в порядке и постоянно следить, то кажется, будто сделано только вчера. Все, братцы, по койкам! Завтра будете гулять и веселиться.

— Смотри! — потянул меня Ванька. — Вот бы всё-таки нам такой столик, а?

В «гостевых» домах его приводили в особый восторг низкие сервировочные и журнальные столики с крышками из подтемненного толстого стекла, вставленные в рамы из резного дуба. Он всё время просил, чтобы отец один из таких столиков отец забрал для нас — пусть будет в нашей гостиной хотя бы тогда, когда нет гостей. Отец резонно возражал, что с двумя сорванцами в доме стеклянная крышка может не прожить и двух дней. И особенно Ваньке нравились «двухэтажные» столики на колёсиках — как тот, на который он сейчас указывал. Он раза два катнул столик туда и сюда и поплёлся из дома со вздохом разочарования.

Мы покинули гостевой дом, который отец, на всякий случай, тщательно запер.

Был уже третий час ночи, когда мы с Ванькой заползли в свои постели. Ванька последний раз осмотрел свои подарки, примерил меховую шапку, забрался под одеяло и сообщил мне, что можно выключать свет. Я выключил ночник над моим изголовьем — и комната погрузилась в темноту.

Я уже засыпал — и, по-моему, даже сны начинал видеть — когда Ванька меня вдруг окликнул:

— Борь, ты спишь?

— Сплю… — отозвался я. — И ты спи!

— Не могу, — ответил он. — Я думаю.

— О чём? — спросил я.

— Вот об этих шапках, которые нам подарили… Их ведь делают из живых животных?

— Ага, берут какого-нибудь соболя и живьём кладут под швейную машинку! — иронически ответил я.

— Да нет, я не о том, — ответил он. — Я о том, что это были их живые животные, а потом они их на шапки пустили, ведь так получается?

— А что тебя смущает? — огрызнулся я. — Кабаны и лоси, которых мы едим, тоже не сами сдохли. И дикие гуси, кстати, и рыба.

— Это другое, — серьёзно возразил Ванька. — В том-то и дело, что они дикие, а рыба вообще ни то ни сё. А ведь эти животные… они пушистые!

— Не были бы пушистыми, не годились бы на шубы и шапки! — ехидно заметил я.

— Как будто ты не понимаешь, о чём я говорю! — рассердился Ванька. — Когда животное пушистое, и тем более при доме выросло, и ты его кормил — то это совсем другое дело получается! Всё равно, что из Топы шапку сделать!

— Ну, это ты загнул! — сказал я. Признаться, начиная беспокоиться. Если эта идея засядет у него в голове и он начнёт излагать её Фантику — считай, все каникулы будут испорчены!

— Вовсе я не загнул! — ответил Ванька. — Это ж получается… самое настоящее живодёрство! Вот завтра я все ей скажу, чтобы не зазнавалась!

Всё стало ясно. Ванька, так и не успокоившись, лежал и придумывал, как бы побольнее уколоть Фантика, чтоб ей неповадно было… Я совсем разволновался — так разволновался, что сон начал улетать куда-то далеко-далеко.

— Послушай! — я присел в кровати и включил ночник. — Мало того, что ты не даёшь мне спать, ты ещё из-за глупой обиды собираешься испортить всем настроение! Завтра ты смертельно обидишь Фантика, она в слезах побежит жаловаться родителям, что их всех обозвали «живодёрами», наши родители будут готовы от стыда сквозь землю провалиться — и кстати, влетит по первое число не только тебе, но и мне, а я вовсе не собираюсь отдуваться за то, что тебе взбрело в голову наговорить Фантику гадостей!

— Это будут не гадости, а правда! — заявил мой упрямый братец.

Я знал, что он не прав, но вот как ему хоть что-то втолковать?

— Ты пойми, — сказал я, — во-первых, с гостями так не разговаривают, а во-вторых, про подарки вообще дурно не говорят! Знаешь пословицу, что «дарёному коню в зубы не смотрят»? Так вот, приспичило тебе жалеть ондатр и норок — не носи свою шапку, но к другим при этом не приставай!

— И не буду носить! — сказал Ванька. — А если меня спросят…

— Если тебя спросят, ты скажешь, что тебе жалко новую шапку, что ты не хочешь её сразу испортить, и поэтому решил её поберечь! — твёрдо проговорил я. — И, пожалуйста, если тебя так волнует этот вопрос, поговори сначала с отцом!..

— А если он скажет, что можно сказать Фантику всё, о чём я думаю? — осведомился Ванька.

— Тогда говори ей всё, что душе угодно! — ответил я. То, что отец никогда ему такого не скажет, было совершенно очевидно — но если б я так и заявил Ваньке, он ведь мог бы и уклониться от разговора с отцом… А я исчерпал все доводы, которые могли бы его образумить и предотвратить катастрофу.

— Вот тогда и скажу! — буркнул мой братец.

— Решено, — сказал я. — Теперь можно гасить свет?

— Можно, — разрешил он. — Я и в темноте могу думать.

— Может, хватит? — спросил я, выключая свет. — А то ты такого надумаешь…

— А?.. — откликнулся Ванька, недорасслышав.

— Думай, говорю, сколько угодно, только меня больше не буди. А ещё лучше — спи. А то завтра не встанешь.

— Так куда спешить? — отозвался он.

— Как куда? Степановский снегокат опробовать. Или тебе не хочется?