Смерть с отсрочкой - Крис Хаслэм

— У меня нет кредитки, — сказал Ник.

— Эль Сид одолжит.

— Эль Сид? — переспросил Сидней. — Пожалуй, мне нравится.

— Права-то на мое имя, — напомнил Ник.

Ленни покрутил головой и посмотрел на Сиднея.

— Вечно осложняет дело. Вечно других заставляет расхлебывать кашу, которую сам заварил.

— Мне придется пойти вместе с ним, — решил Сидней. — А вы, если хотите, тут ждите до нашего возвращения.

Ленни улыбнулся. Он не раз работал с любителями, поэтому им так легко от него не отделаться.

— Вот что я вам скажу, — изрек он. — Лучше будем держаться все вместе.

Они находились на мертвых обочинах когда-то оживленного порта, на участке с битым стеклом, сгоревшими автомобилями и граффити. Заржавевшие таблички на сломанных оградах напрасно пугали немецкими овчарками с волчьей кровью и приговорами угрюмых судей. Единственным признаком жизни вокруг оставались железнодорожные рельсы с длинными шеренгами вагонов, ожидающих разгрузки в доках.

— Может быть, безопаснее идти вдоль линии, — предложил Сидней, когда они подошли к неохраняемому переезду со шлагбаумом. — Наибольшая вероятность не напороться на полицию. — Его вещи лежали в старом матерчатом рюкзаке, свободно свисавшем с худых плеч.

Ник следовал за ним с небольшим чемоданчиком, последним шел Ленни, таща непомерную спортивную сумку «Найк». Железнодорожная колея изящно извивалась между заброшенными складами, украшенными старыми выцветшими рекламными плакатами, потом вышла на людный товарный двор.

— Может быть, в поезд сесть? — предложил Ник, заглядывая в пустой товарный вагон.

Сидней остановился, оглянулся на него, кивнул:

— Может быть.

Ленни рванулся вперед, тряся головой.

— Будь я проклят, не сядем мы ни в какой поезд. Возьмем напрокат «корсу». И кончено.

Ник пожал плечами, побрел вдоль железнодорожного полотна. Сидней остался стоять у открытых дверей товарного вагона.

— Знаете, мысль не такая плохая, — сказал он. — Судя по табличке, этот вагон идет на юг до Паленсии. Сэкономим кучу денег, получим немалое удовольствие.

Ленни шел дальше.

— Не думаю, мистер Ноулс, будто жизнь доставляла вам чертовски много радостей и развлечений! — крикнул вслед ему Сидней. — Когда я был в вашем возрасте… — Он не закончил фразу.

Когда Сидней был в возрасте Ленни, путешествие не обеспечивалось простой покупкой путевки в туристическом агентстве. Нынче искусство запрыгивать в поезд забылось, а в 1937 году Сиднея учили люди, которые обучались у тех, кто объездил по рельсам весь мир от Берлина до Билокси, от Кавказа до района пыльных бурь на западе США. Они сами давно превратились в пыль, но и через семьдесят лет испанский подвижной состав, похоже, ничуточки не изменился. Он провел пальцами по ржавым перекладинам лестницы на крышу, ностальгия оживила постаревшие органы чувств. Железо, дерево, смазка пахли и чувствовались на ощупь точно так же, тяжелые двери точно так же могли отрубить пальцы, а вместо прежнего совета не грузить в вагон больше ста человек или двадцати лошадей ныне красуется предупреждение, запрещающее перевозить опасные вещества. И за этим грязным двором Испания наверняка осталась прежней, кроме новых указателей на старых дорогах и современных зданий в древних городах. Люди будут выглядеть как прежде, хлеб будет иметь прежний вкус, разве что в стране стало безопаснее, чем на протяжении многих столетий. Сидней коснулся холодных полозьев вагонных дверей и повернул голову в тот момент, когда Ленни двинул Ника по спине, после чего пререкавшаяся пара исчезла за изгибавшимися дугой вагонами. Он подумал, не дать ли им уйти, дальше действуя в одиночку, потом взглянул налево, откуда за ним наблюдали трое юнцов в надвинутых на глаза капюшонах. Давно следят?

— Твоя проблема в том, — объявил Ник, — что ты параноик. Постоянно думаешь, будто каждый старается тебя надуть.

— Кто тебе сказал, будто я параноик? — потребовал Ленни ответа, хрустя кроссовками по гравию в пятнах смазки. — Нехорошо расхаживать, отпуская вольные замечания насчет психического здоровья людей, Никель. Это грубо.

— А по спине меня бить хорошо?

— Ты этого заслуживаешь, потому что кидала.

— Теперь я уже кидала?

— Ты всегда был кидалой, Ник. Никакой верности. Через две минуты после приезда сюда меня предал.

— Предал? Согласие на континентальный завтрак вместо гамбургеров вряд ли можно назвать предательством.

— Не важно, что ты сделал, но сплотился с Эль Сидом, значит, я уже не могу на тебя положиться.

— В чем?

Ленни помолчал. Пухлое лицо покраснело под утренним солнцем.

— Видишь, Никель? Сам факт, что ты спрашиваешь, говорит обо всем. — Он с высокомерным презрением зашагал дальше. — Ленни знает и очень, очень разочарован.

— Меньше, чем Сидней, — тряхнул головой Ник. — Старик наверняка решил, что связался с парой истинных идиотов. — Он оглянулся назад. — Кстати, где он?

— Видишь, что я имею в виду? — усмехнулся Ленни. — Не можешь даже уследить за чертовым пенсионером. Пойди поищи.

Ник бросил чемоданчик и пошел обратно вдоль рельсов. Ленни Ноулс никогда не признает обязательств, никогда не несет ответственности и никогда — никогда — не извиняется. Твердо придерживается неписаного закона, предписывающего рабочему классу тупое упрямство, и Ник пришел к выводу, что легче подчиняться, чем спорить. В его обществе вообще не было бы ничего приятного, если бы Ленни все время не протыкал выдуваемые им самим пузыри. Держит яйца в одной корзинке и чем быстрее и выше жонглирует, тем скорей вынужден утираться. Только поэтому стоит держаться с ним рядом. По крайней мере, так говорил себе Ник.

Он заулыбался на повороте, а потом только охнул. Сидней распластался на откосе, лежа на гравии охапкой поношенной фланели и габардина. Трое юнцов в серых, низко опущенных капюшонах стояли над стариком, широко расставив ноги, низко нагнувшись, обшаривая карманы. Один крысиным инстинктом почуял ошеломленный взгляд Ника и злобно оглянулся. Глаза над длинным носом и изящной бородкой сверкнули в темноте кинжалом. Подобно гиене с окровавленной мордой, глядящей на возмущенную лань, грабитель как бы приглашал Ника сделать шаг, но тот ног под собой не чуял. Ужас застыл в желудке и венах холодной ртутью, приковывая к земле своей тяжестью.

Он наблюдал, как заметивший его парень извещает об этом сообщников, замотал головой в немом ужасе, когда вся троица, оставив старика в грязи, медленно и осторожно направилась к нему, произнося тихие слова на отрывистом языке. Сочувственная нервная система Ника внезапно очнулась и предложила на выбор бежать или драться. На его взгляд, выбора вообще не было, и он побежал со всей скоростью, на какую были способны свинцовые ноги. Грабители погнались за ним, хрустя по гравию подошвами и рассыпаясь веером.

— Помогите! — завопил Ник.

Находившийся в двухстах ярдах Ленни увидел его и устало тряхнул головой, затянулся сигаретой, оторвался от вагона, к которому прислонялся. Обождал, пока Ник окажется в двадцати ярдах, лишь тогда загасил сигарету, а когда показались преследователи, предстал перед ними. Схватил за руку пробегавшего Ника и прошипел:

— От кого бежишь, Никель?

— Угадай, — пропыхтел тот.

— От тех кретинов? — Он оттолкнул Ника в сторону, шагнул вперед. — Где Эль Сид?

— По-моему, они на него напали…

Грабители по-прежнему приближались, но медленнее, выкрикивая на незнакомом языке угрозы.

— Ты его видел?

Ник на секунду задумался. Видел, что старика грабят, бьют, и ничего не сделал для его спасения.

— Нет, — соврал он. — Я был уже почти на месте, а они шли навстречу. Мне их вид не понравился, я повернул, а они погнались.

— Ну ладно. — Ленни знает, когда ему врут. Пауза была слишком длинной, ответ слишком подробным. Раньше Ник никогда не ввязывался в драки, даже в тюрьме. Когда они вместе сидели, обязанность драться лежала на Ленни. Ник ему рассказывал, что в последний раз вступал в кулачный бой в одиннадцатилетнем возрасте, потом стал перспективным мобильным молодым специалистом, с удовольствием компенсируя неспособность себя защитить игрой в футбол по субботам раз в две недели с другими молодыми людьми, придерживавшимися аналогичных взглядов. Подобно многим представителям своего поколения, вел словесные битвы в толпах налившихся по уши пивом однокашников, но абсолютно не мог ввязаться в настоящую потасовку, чересчур безобразную, тривиальную, скучную, в отличие от тех, что видишь в кино или по телевизору. С другой стороны, Ленни рос в атмосфере насилия. Терпя побои от матери, разнообразных дядей, двоюродных братьев, соседей, он давно понял, что оно не так больно, как думаешь. Ленни не из тех, кто сдается, получив тошнотворный удар кулаком в зубы, хорошо рассчитанный ослепительный пинок по голове, толчок коленом в мошонку, выворачивающий кишки, и стремление остаться последним, кто держится на ногах, принесло ему дома не слишком завидную репутацию. Сельские полисмены использовали его для тренировки, любой деревенский придурок для забавы набрасывался перед закрытием пивных заведений. Короче говоря, Ленни Ноулс был полезным партнером по драке.