Стихотворения - Александр Сергеевич Пушкин

содрогнешься;

Доверчивой души беспечность улетит,

И ты моей любви… быть может,

ужаснешься.

Быть может, навсегда… Нет, милая моя,

Лишиться я боюсь последних наслаждений.

Не требуй от меня опасных откровений:

Сегодня я люблю, сегодня счастлив я.

1821

«Люблю ваш сумрак неизвестный…»

Люблю ваш сумрак неизвестный

И ваши тайные цветы,

О вы, поэзии прелестной

Благословенные мечты!

Вы нас уверили, поэты,

Что тени легкою толпой

От берегов холодной Леты

Слетаются на брег земной

И невидимо навещают

Места, где было все милей,

И в сновиденьях утешают

Сердца покинутых друзей;

Они, бессмертие вкушая,

Их поджидают в Элизей,

Как ждет на пир семья родная

Своих замедливших гостей…

Но, может быть, мечты пустые —

Быть может, с ризой гробовой

Все чувства брошу я земные,

И чужд мне будет мир земной;

Быть может, там, где все блистает

Нетленной славой и красой,

Где чистый пламень пожирает

Несовершенство бытия.

Минутных жизни впечатлений

Не сохранит душа моя,

Не буду ведать сожалений,

Тоску любви забуду я?..

1822

«Надеждой сладостной младенчески дыша…»

Надеждой сладостной младенчески дыша,

Когда бы верил я, что некогда душа,

От тленья убежав, уносит мысли вечны,

И память, и любовь в пучины бесконечны, —

Клянусь! давно бы я оставил этот мир:

Я сокрушил бы жизнь, уродливый кумир,

И улетел в страну свободы, наслаждений,

В страну, где смерти нет, где нет

предрассуждений,

Где мысль одна плывет в небесной чистоте…

Но тщетно предаюсь обманчивой мечте;

Мой ум упорствует, надежду презирает…

Ничтожество меня за гробом ожидает…

Как, ничего! Ни мысль, ни первая любовь!

Мне страшно… И на жизнь гляжу печален

вновь,

И долго жить хочу, чтоб долго образ милый

Таился и пылал в душе моей унылой.

1823

К 1822 году относится временное сближение его (Пушкина) с одним греческим семейством…

Это была известная в Кишиневе Калипсо, приехавшая из Константинополя вместе с матерью своей Полихронией и с другими греками. Калипсо была красавица, но ее несколько безобразил длинный нос. Она прекрасно пела с гитарой турецкие песни. Пушкин тогда восхищался Байроном, а про Калипсо ходили слухи, будто она когда-то встретилась с знаменитым лордом и впервые познала любовь в его объятиях.

П. И. Бартенев

Гречанке[4]

Ты рождена воспламенять

Воображение поэтов,

Его тревожить и пленять

Любезной живостью приветов,

Восточной странностью речей,

Блистаньем зеркальных очей

И этой ножкою нескромной…

Ты рождена для неги томной,

Для упоения страстей.

Скажи — когда певец Леилы

В мечтах небесных рисовал

Свой неизменный идеал,

Уж не тебя ль изображал

Поэт мучительный и милый?

Быть может, в дальней стороне,

Под небом Греции священной,

Тебя страдалец вдохновенный

Узнал иль видел, как во сне,

И скрылся образ незабвенный

В его сердечной глубине?

Быть может, лирою счастливой

Тебя волшебник искушал;

Невольный трепет возникал

В твоей груди самолюбивой,

И ты, склонясь к его плечу…

Нет, нет, мой друг, мечты ревнивой

Питать я пламя не хочу;

Мне долго счастье чуждо было,

Мне ново наслаждаться им,

И, тайной грустию томим,

Боюсь: неверно все, что мило.

1822

…Полуденное небо согревало в нем все впечатления, море увлекало его воображение. Любовь овладела сильнее его душою. Она предстала ему со всею заманчивостью интриг, соперничества и кокетства. Она давала ему минуты и восторга и отчаяния…

Л. С. Пушкин

Двадцатилетняя итальянка была «высокая стройная красавица, с пламенными глазами, с белой изумительно красивой шеей и густою черною косою до колен. Ее окружал рой поклонников… Пушкин страстно увлекся госпожою Ризнич. Это была горячая, дурманящая, чувственная страсть, на некоторое время совершенно закрутившая Пушкина… Но у Пушкина был соперник, доставлявший ему много волнений и терзаний… Муки ревности Пушкину приходилось переживать самые жестокие; однажды в бешенстве ревности он пробежал 5 верст с обнаженной головой под палящим солнцем при 35 жары».

В. В. Вересаев. «Спутники Пушкина»

«Простишь ли мне ревнивые мечты…»

Простишь ли мне ревнивые мечты,

Моей любви безумное волненье?

Ты мне верна: зачем же любишь ты

Всегда пугать мое воображенье?

Окружена поклонников толпой,

Зачем для всех казаться хочешь милой,

И всех дарит надеждою пустой

Твой чудный взор, то нежный,

то унылый?

Мной овладев, мне разум омрачив,

Уверена в любви моей несчастной,

Не видишь ты, когда, в толпе их

страстной,

Беседы чужд, один и молчалив,

Терзаюсь я досадой одинокой;

Ни слова мне, ни взгляда…

друг жестокой!

Хочу ль бежать с боязнью и мольбой,

Твои глаза следят за мной.

Заводит ли красавица другая

Двусмысленный со мною разговор —

Спокойна ты; веселый твой укор

Меня мертвит, любви не выражая.

Скажи еще: соперник вечный мой,

Наедине застав меня с тобой,

Зачем тебя приветствует лукаво?..

Что ж он тебе? Скажи, какое право

Имеет он бледнеть и ревновать?..

В нескромный час меж вечера и света,

Без матери, одна, полуодета,

Зачем его должна ты принимать?..

Но я любим… Наедине со мною

Ты так нежна! Лобзания твои

Так пламенны! Слова твоей любви

Так искренно полны твоей душою!

Тебе смешны мучения мои;

Но я любим, тебя я понимаю.

Мой милый друг, не мучь меня, молю:

Не знаешь ты, как сильно я люблю,

Не знаешь ты, как тяжко я страдаю.

1823

Ночь

Мой голос для тебя и ласковый и томный

Тревожит позднее молчанье ночи темной.

Близ ложа моего