Я убью тебя, менеджер - Евгений Зубарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У меня – есть! – ответил я, постучав себя для убедительности в грудь.
Вова так обрадовался, что осмелился просунуть в кабинет целое плечо:
– А что там у тебя, случайно не спор хозяйствующих субъектов? – спросил он озабоченно. – Сам знаешь, хозяйствующие субъекты не пройдут, тем более с началом на первой.
– У него там офигенная сенсация, а не какие-то субъекты, – поддержала меня Марта, слезая с моего стола и снимая с себя наконец идиотский фиолетовый плащ. – В городе мафия людей крадет, а ты, как всегда, ни черта не знаешь!
– Ну? – недоверчиво спросил Вова, на всякий случай опять спрятав плечо в коридор. – А кого воруют, коммерсантов?
– Ответственных секретарей, – ответила Марта, рубанув воздух плащом для убедительности. – Их воруют, а потом в извращенной форме делают безответственными и отпускают на волю.
Вова покосился на Марту:
– Тебе лишь бы в извращенной форме что-нибудь сделать, – сказал он с укоризной. – Зарубин, – обратился он ко мне. – Если у тебя и впрямь первополосник имеется, засылай его на сервер. Только твою полосу с тебя никто не снимает, так что растяни материал по максимуму, лады?
Я пожал плечами – там и тянуть не понадобится, пару снимков с места происшествия поставить – и вот тебе полполосы закрыто. А в подвале можно разместить фотку Автамонова с Тотошкиным плюс мой комментарий. Другой вопрос, что, если Марта права, Софья не даст даже озвучить тему про похищения. «Петербургский интеллигент», конечно, отличается от местных газетно-журнальных жополизов, но ссориться на ровном месте с городской администрацией Софья не будет.
– А что начальство? – спросил я как можно более равнодушно.
– А нету сейчас у нас никакого начальства, – удрученно ответил Вова. – Свалило наше начальство на неделю в дальние страны. И все решения велено принимать мне. Так что я пошел ждать твой текст и принимать решения.
– Не надейся, Вова твою сенсацию на первую полосу никогда не поставит. Он же жалкий трус и лысый земляной червяк, – громко сказала мне Марта, хотя Вова только начал убирать свою лысину в коридор.
Дверь закрылась, но потом снова открылась:
– Хотел бы заметить, что на меня ваши гнилые подначки не действуют, – сообщила нам лысина и убралась окончательно.Глава восьмая
Наутро после выхода газеты я уже вприпрыжку несся в редакцию, хотя по средам мы не работали. Но Миша весь изнылся по телефону, уговаривая меня побыстрее закончить разворот про развлечения снобов. Я попробовал придумать хоть один сюжетик, пока ехал в метро, однако в голове звенела одна тупая пустота.
Марта, зараза, вчера раскрутила меня на коньяк, а сама вытащила две бутыли какого-то крутого импортного шампанского и весь вечер учила смешивать эти напитки так, чтобы пузырьки красиво покрывали стенки стакана, но не бултыхались внутри коктейля. У меня так получалось только через раз, и Марта за каждую неудачу обзывала меня гуманитарием и заставляла выпивать такой коктейль залпом.
Ближе к девяти на шум явился Вова, который осудил нас за «детские коктейли» и быстро сбегал за томатным соком и водкой. Вова вернулся не один, а привел Жору Ляпина, который, в свою очередь, пригласил незнакомого застенчивого дядьку в мятом костюме, оказавшегося каким-то известным философом, да еще, вдобавок, настоящим политтехнологом.
Последней явилась Аня Шумилова со своим стаканом в руках. Она сразу принялась деятельно резать колбасу, маринованные огурцы и хлеб, которые принес философ. В ходе процесса резки Аня незаметно, как она, наверное, думала, отправляла в рот некондиционные обрезки колбасы и огурцов, пока я не рявкнул на нее и не отобрал нож.
После пары стаканов застенчивый философ, как это водится у философов, тут же надрался до неприличия и, потрясая гранками с моим материалом, принялся произносить экстремистские речи:
– Поразительно, до чего мы с вами дожили! Одна-единственная газета в городе осмеливается публиковать материалы расследования об отвратительных этнических чистках! Где же все эти хваленые демократические фонды, где либеральные грантоеды, что полоскают нам мозги на заседаниях ПАСЕ? Я могу понять нежелание местной поджопной прессы обнародовать эту информацию, но почему молчат правозащитники? Почему они молчат, я вас спрашиваю?!
– Почему? – спросила Аня с набитым ртом, незаметно, как ей казалось, продвигаясь к обнаруженной ею только что бутылке коньяка.
– Потому что на чукчей либералам финансирование не выделяли! – торжествующе заорал философ, вонзая вилку в банку с огурцами. – На чеченцев – выделяли, на евреев – само собой, даже на турок-месхитинцев выделяли! А на чукчей – фиг с маслом! Никому чукчи не нужны, кроме нас с вами, – заключил он, озабоченно ковыряясь вилкой в мутном маринаде, пытаясь выудить еще хотя бы один огурец.
– Нет там уже ничего, – сочувственно сообщила философу Марта. – Культура все слопала, а сейчас вон коньяк допивает, – заявила она ехидно, указывая на Анечку, как раз сливавшую себе в стакан остатки коньяка.
Анечка сделала страшные глаза и негодующе затрясла коротко стриженной головой:
– Это не я. Там уже все до меня было съедено, – заявила она, с трудом сглатывая последний кусок. – А насчет чукчей, – быстро вернула она разговор в безопасное русло, – я вам так скажу. У чукчей, на их счастье, есть Абрамович, вот пусть он за них и волнуется!
– Я чего-то не понял, – встрял в разговор Вова, вставая со стола, на котором он сидел впритирку с Мартой. – Этот Ванькин текст про чукчей, он что, с крамолой какой-то, против власти? А что ж вы мне об этом сразу не сказали, волки?
Вова повернулся ко мне, поджав бледные губки, и я улыбнулся ему самой радушной улыбкой, какую только смог изобразить:
– Вова, да не волнуйся ты так! Все там будем.
Вова посмотрел на мои гримасы, потом вдруг схватил трубку городского телефона и начал судорожно тыкать пальцами по кнопкам. Через минуту мы все услышали его озабоченный голос:
– Алло, типография? Зураб Львович? Это Владимир Ныткин из «Петербургского интеллигента». Как там у вас дела? Что? Закончили? Закончили печать? – упавшим голосом переспросил он. – Да нет, ничего. Спасибо, до свидания.
– Они закончили печать и уже начали развозку, – сообщил он, обращаясь исключительно ко мне.
– Чукчи тебя не забудут, – заявила Марта Вове и протянула ему целую бутылку коньяка. Где она ее взяла, я так и не понял. – Открой уже, не видишь, стынет!
– Весь мир вас не забудет, юноша! – обнадежил Вову философ, сочувственно наблюдавший за ним все это время.
– Что мне этот ваш мир… – рассеянно отозвался Вова, разливая коньяк по стаканам.
Марта мягко улыбнулась, подняла свой стакан повыше и сказала:
– Ну, давайте за секс во всем мире!
Выпили отчего-то не чокаясь, а потом еще и помолчали уныло, похоронив, таким образом, мировой секс разом.
Первым молчание нарушил художник Жора, который вслух высказал, видимо, давно распиравшую его голову идею:
– Жизнь удалась, если коньяк, который мы пьем, старше женщин, с которыми мы спим.
Всем тут же захотелось посмотреть на этикетку. Первой возле бутылки оказалась Аня, она же всем и сообщила грустную новость:
– Десять лет выдержки, господа педофилы. Выходит, с жизнью у вас что-то не так.
Жора Ляпин немедленно отозвался, мечтательно закатив сальные глазки к потолку:
– А вот, к примеру, у мусульман с десяти лет вполне можно.
Философ, прикорнувший было на кресле возле батареи парового отопления, живо отреагировал на упоминание мусульман:
– Вы не понимаете! Никто не понимает! Исламский фундаментализм – это фашизм. И он нас всех погубит, – горестно подытожил он, заглянув в свой пустой стакан.
– Как не затрахает диктатура, так замучает демократия! – возразил вдруг Вова, решительно допивая свой коньяк.
– Вань, сходи за водкой, что ли? – попросила Марта жалобно. – Только-только интересная беседа начинается, а у всех уже пусто.
Я послушно встал со стула, и тут меня неожиданно сильно качнуло. Тогда я решил передохнуть и вернулся на свое место. Марта смотрела на мои телодвижения неодобрительно, и я принялся оправдываться:
– Понимаешь, мужчины не просто покупают алкоголь, они берут на себя ответственность за его судьбу. Я должен серьезно подумать, готов ли я взять на себя такую ответственность, – тут я понял, что меня действительно здорово развезло. Я решил, что в ближайшее время встану только для того, чтобы умыться в туалете – там, где никто меня не увидит.
– Да ладно, давайте я схожу, – неожиданно откликнулась вдруг Аня. – Только денег дайте, – добавила она, невинно улыбаясь.
Аля успела сбегать и принести, а философа все еще плющило и колбасило, теперь, правда, уже по поводу люмпенов и демократии:
– Я предлагаю простейший финансовый механизм отсечения быдла! Хочешь идти на выборы – плати! За депутата городского парламента – десять баксов, за федерального – пятьдесят, ну а за президента не жалко и сотни. Принцип демократии не нарушается, просто тупых бабулек и спившихся дедулек, голосующих за пакет с пельменями, сразу отсекаем от важных решений. Есть ли у вас что мне возразить по существу?