Первый олигарх - Вячеслав Яцко

Можно было приступать к допросу.

Die Magier kamen, doch keiner verstand

Zu deuten die Flammenschrift an der Wand.

Belsatzar ward aber in selbiger Nacht

Von seinen Knechten umgebracht.i

Heinrich Heine. "Belsatzar"

- Кто твои сообщники? – бешено орал Сазонов. – Говори, шлюха жидовская!

Он подошел к сидящей на табуретке Гельфман и выверенным, хлёстким, но не сильным ударом дал пощёчину.

Женщина вскочила и выкрикнула, сверкая глазами:

- Как вы смеете?

- Сидеть, сволочь нигилистская! – ротмистр небрежно ткнул её кулаком в грудь.

Гельфман упала на табуретку, которая перевернулась, и женщина оказалась на каменном полу.

- Что здесь происходит? Что вы себе позволяете, ротмистр? – раздался от двери гневный голос Комарова.

- Вон отсюда!

Сазонов вышел, а генерал бросился к всё ещё лежавшей на полу женщине.

- Ради Бога, сударыня, простите!

Он поднял табуретку и помог женщине подняться и сесть, одновременно внимательно её рассматривая. Она выглядела приятнее, чем на фотографии. Правильные черты лица были более мягкими, пухлые губы, выразительные тёмные, почти чёрные глаза, тонкие чёрные брови подчёркивали её женственность и привлекательность. Комаров уловил тонкий запах духов. " 'Персидская сирень' товарищества Брокара", - определил он.

- Ах, да что же это я!

Генерал взял стоявшее за столом кресло, передвинул его к боковому краю стола и пересадил в него женщину, которая, не придя еще в себя от шока, механически ему повиновалась.

- Быстро сюда стул! – дал он распоряжение вошедшему по звонку унтер-офицеру. Стул был немедленно принесён и поставлен за стол на место кресла.

Гельфман начала машинально поправлять причёску, затем достала из кармана платья платок, сложила его вдвое и стала кончиком протирать лицо.

- Разрешите представиться, сударыня, меня зовут Александр Владимирович, начальник здешнего учреждения. Ну а вы, как следует из документов, - он взглянул на лежащую нам столе папку с личным делом, - Геся Гельфман. Позвольте мне, Геся Мееровна, принести глубокие и искренние извинения за безобразное поведение моего подчинённого.

Генерал говорил мягким бархатистым баритоном. В его глазах светилось неподдельное сочувствие. В ответ женщина всхлипнула, разрыдалась и произнесла сквозь слёзы :

- Сатрапы!

- Да, именно так! Именно сатрапы и мерзавцы! Как ещё можно назвать лиц позволяющих издеваться над беззащитными арестованными, да ещё и женщинами? – в голосе генерала звучало искреннее негодование, а глаза выразили отвращение. – Завтра же ротмистр будет наказан. Простить такое нельзя. Но понять его можно. Год назад, во время взрыва в Зимнем дворце погиб его двоюродный брат, стоявший в карауле. Ротмистр перевёлся из гвардии в Корпус жандармов специально, чтобы отомстить революционерам. А ведь Вы, Геся Мееровна, революционерка, не так ли?

Гельфман уже пришла в себя и кончиком платка изящно промокала слёзы на щеках.

- Я принадлежу к партии "Народная Воля", - с достоинством ответила она.

"Не дура, - подумал Комаров, - понимает, что запираться бесполезно".

Геся смотрела на мужчину, представившегося Александром Владимировичем. "Похож на доктора, который преподавал на акушерских курсах. Такой же полноватый, симпатичный, в очках, сильные руки с длинными пальцами. Если начальник управления, значит - генерал. Наверное, хочет, чтобы я выдала товарищей. Ну уж нет.

- Вы, Геся Меерова, наверное, думаете, что я хочу заставить Вас выдать ваших товарищей по партии? – спросил Комаров.

Гельфман посмотрела на него с нескрываемым удивлением, красиво приподняв чёрную изогнутую левую бровь.

- Помилуйте, голубушка, но в этом у меня нет никакой нужды! – даже с некоторым упрёком в голосе воскликнул генерал, выделяя местоимение. – Мне они все известны. Подрыв царского поезда возле Александровска в ноябре 1879 года готовили Желябов, Пресняков, Тихонов, Окладский. Взрыв свитского поезда в том же месяце под Москвой произвели Перовская, Гартман, Михайлов, Исаев. Взрыв в Зимнем Дворце почти год назад выполнил Халтурин. Динамит для взрывов изготовлял Кибальчич.

Генерал заметил, как женщина напряглась, услышав имя Кибальчича.

"Как! Он на самом деле всех знает! – заметались мысли в голове у Гельфман. - И о Николае! Что же ему надо от меня?"

- Вы можете меня спросить, а что я тогда от вас хочу, если мне всю уже известно? - Комаров встал, скрестил на груди руки и пристально посмотрел на Гесю. – Так вот, моё искреннее желание – прекратить кровопролитие, и как можно скорее!

Комаров замолчал, ожидая реакции женщины.

"Кровопролития? А как же казни?" подумала Гельфман.

- А как же казни наших товарищей? – спросила она с недоверием.

- Если вы имеете в виду Преснякова и Квятковского, то первый был наказан заслуженно, как убийца, загубивший двух человек и участвовавший в подготовке покушения на Государя.

Комаров вновь сел и смотрел прямо в глаза Гельфман, чётко выговаривая каждое слово.

- Квятковского, по моему личному мнению, не надо было казнить. На его руках не было крови. И эта казнь – свидетельство всеобщего ожесточения, которое следует немедленно остановить! Ещё один шаг и будет перейдена черта, отделяющая человека от зверя. Вы уже начали убивать невинных! На ваших руках кровь одиннадцати солдат, погибших в Зимнем дворце. Еще немного – и вы начнёте убивать женщин и детей!

- Да, да! – воскликнул жандарм, увидев, как исказилось лицо женщины. – А что бы было, если бы ваши товарищи достигли своей цели и взорвали царский поезд, а не свитский? Ведь с Государем ехали жена и дети – восемь лет, семь лет и два годика. И эти невинные души погиби бы! А что бы было, если бы Государь и члены императорской фамилии не опоздали бы на обед, когда Халтурин произвел взрыв? Погибли бы юные девушки, великие княжны! Погибли бы великие княгини, а ведь некоторые из них ждали детей!

Геся почувствовала, как у неё закружилась голова, в ней что-то зазвенело и загудело.

- Чего вы хотите? - еле слышно прошептала она, не в силах отвести глаз от завораживающего взгляда собеседника.

- Я хочу спасти ваших товарищей, - по-прежнему чётко, глядя ей в глаза, ответил жандарм, - я хочу предотвратить гибель невинных людей. Гибель бессмысленную, тем более что не далее как вчера Государь подписал манифест о введении конституции.

- Конституции? Но ведь сегодня…

- Что сегодня? Что се-го-дня? - тихим голосом по слогам спросил жандарм, впившись в женщину пронзительным взглядом синих глаз.

- Взрыв… во время обеда… во дворце, - как в трансе прошептала Гельфман, закрыла глаза и обмякла в кресле.

Комаров быстро встал из-за стола и вытащил из кармана сюртука часы. Шел шестой час, обед во дворце скоро должен был начаться. Затем он подошёл к женщине и опытной рукой приоткрыл веки.

- Толмачев, быстро сюда доктора! – дал генерал приказание, дежурившему у двери вахмистру.

Комаров снова сел за стол и задумался. Его обязанностью, как руководителя жандармерии было немедленно сообщить во дворец о готовящемся теракте. Но стоило ли это делать? Стоило ли спасать императора, доведшего страну до катастрофы? Он, также как и многие другие мыслящие люди, долгое время никак не мог понять, почему сыновья такого Государя как Николай Первый оказались не просто неспособными, а даже и бесчестными людьми. Император, окруживший себя воровской камарильей, возглавляемой княгиней Юрьевской, и получающий свой процент от сделок; его брат Константин, благодаря усилиям которого, хорошо оплаченным американскими долларами, была продана Аляска; следующий брат Николай, потребовавший у шефа жандармов предоставить железнодорожную концессию еврейскому товариществу и честно признавшийся, что ему за хлопоты обещано двести тысяч.

Как могло такое получиться? Он находил для себя лишь один ответ: слишком уж нянчился Николай Первый со своими детьми. Сам-то он, третий сын, был начисто лишён родительской заботы и частенько бит своим воспитателем Ламздорфм. Среди всех нынешних отпрысков дома Романовых на его, генерала Комарова взгляд, было лишь два приличных человека: четвёртый сын Николая Павловича Михаил, до которого у отца уже не дошли руки, и цесаревич, которой стал наследником случайно, после смерти старшего брата. И судя по тому, как цесаревич нянчится со своим страшим сыном, никакого толку от этого Ники не будет.

Размышления генерала были прерваны вбежавшим адъютантом.

- Ваше превосходительство! Его императорское высочество цесаревич изволили прибыть!

- Где он?

- Только что вошли, поднимаются по лестнице.

- Поручик, оставайтесь здесь и ждите доктора. Когда придет, пусть обследует эту женщину. – генерал указал на Гесю, сидевшую в кресле со склонённой на плечо головой. – Когда она очнётся, мне немедленно доложить. – Комаров поспешно поднялся на второй этаж встречать высочайшего гостя.