Плачущий осел - А Кобринский

Завершение обычное - вопросы, ответы, автографы, интеллигентный гвалт. Я принялся осматривать книжные полки. Новых книг не приметил, да и денег после Асиных покупок кот наплакал. Неожиданно ко мне подошла женщина молодая, высокая, похожая чем-то на Дон-Кихота. Произнесла мою фамилию и улыбнувшись, представилась: ?Тереза Маршайню. Работаю в газете ?Двенадцать колен?, журналист. Мне Нехама рассказала о вашей стычке в ее магазине с Лойфманым. Меня это заинтересовало. У вас есть какие-нибудь материалы этому вопросу? Можно ли назначить вам встречу - взять интервью?? 40 Чуть больше года тому назад по гостевой визе приезжал ко мне Семен Рубда. Жил он у своих родственников в Иерусалиме, но неделю провел у меня в Веер-Якове. Как-то в одной из наших бесед он выразил желание быть опубликованным в каком-либо израильском русскоязычном журнале. В каком? крутили мы и ВЕРтели и, наконец, решили послать подборки наших стихов в журнал ?11?. Одно стихотворение Семена, из десяти им посланных, редактор Мануил Нудман соблаговолил опубликовать через год. При этом в телефонном разговоре заверил меня, что я появлюсь в том же номере, что и Семен. Но меня, по каким-то неизвестным причинам изъяли. Правда, господин Мануил Нудман проинформировал, что произошло это по вине редколлегии, потому что он-де как раз в это время был в отпуске и что до конца года меня непременно тиснут и что мои стихи уже набраны... До указанного срока осталось два месяца. Поживем, увидим! Я, собственно говоря, не горю желанием публиковаться в периодических изданиях, но с журналом ?11? у меня особые счеты. В этом журнале был опубликован Евстрат Лойфман. Разве имеет моральное право Евстрат появляться в израильских периодических изданиях, выставляя себя при этом борцом за сионизм, после его известных заявлений для советской прессы? Ох уж эти кондовые брежневские времена!

?Все последние годы моей жизни показывали мне самому, - заявил Лойфман, - что я стал на неправильный путь, наносящий ущерб как мне самому, так и моей Родине - Союзу Советских Социалистических Республик, в чем и раскаиваюсь?.

В той же статье сообщалось, что об этом своем решении и о том как и почему он пришел к нему им самим, собственной персоной, будет рассказано по днепропетровскому телевидению... 41

Дополнительно к желанию опубликоваться в каком-нибудь периодическом издании Семен Рубда хотел поговорить с Ухабом о возможности издания советско-израильского журнала. Ухаб выслушал. К идее отнесся пессимистично. Во время нашей беседы в его кабинет неожиданно вошел Евстрат Лойфман. В кожаной кепке, с хитроватой улыбкой на скуластом монголоидном лице, великий сионист был похож на Ленина. Увидев меня и Семена и сделав вид, что мы ему абсолютно незнакомы, он обратился к Ухабу: ?Можно поговорить с вами, Исаак, тет-а-тет?? Они вышли в коридор. Через минут десять Ухаб вернулся. Обратившись ко мне, сказал: ?Издает у меня книгу своих стихов. Ему, как узнику Сиона, Министерство абсорбции издание оплатила полностью. Стихи неплохие. Подражает Пастернаку. Но нервы он мне вымотал все. То обложка ему не подходит по цвету, то художественное оформление. Будучи приглашенным к одному из моих знакомых, не хочу называть имя, к известному израильскому писателю, пытался поливать меня грязью, но тот тут же созвонился со мной и предложил Лойфнану сказать мне все это немедленно и лично. Лойфман начал бекать и мекать и тогда этот писатель выпроводил Лойфмана за порог своего дома?. Я и мой друг переглянулись именно потому, что мы знали Лойфмана хорошо и этот рассказ ничего нового для нас не открыл. Ухаб продолжал: ?Он сейчас в разговоре со мной сказал, что вы, как он выразился, его земляки к сожалению и что он знает вас как известных стукачей, но, мол, он человек добрый и незлопамятный и что Святая Земля абсорбирует даже таких негодяев, как вы?.

Попрощавшись с Исааком Ухабом, мы решили побродить по Тель-Авиву, но прежде всего я предложил Семену посмотреть Дизенгоф-центр и попутно заглянуть в ?Скрижали?. На подходе к магазину Нехамы Графц я сказал Семену: ?Я чувствую, что там находится Лойфман. Если он там, я за себя не отвечаю?.

Едва переступив порог магазина, я увидел Лойфмана и в прыжке приклеился пятерней к его лицу и, сжав до побеления пальцы, стал водить по магазину, приговаривая: ?Заруби себе на носу, что с этого дня, где бы я тебя не увидел, я буду говорить о тебе правду и не за глаза, а при тебе, как я это делаю сейчас. Ты подонок. Я ненавижу тебя до желания избить?. На этих словах я выпустил лицо Лойфмана и, отскочив чуть назад, сжал онемевшие пальцы в кулак и, опираясь на полусогнутую ногу, нанес удар, кулак описал дугу впустую - то ли Лойфман удачно среагировал, то ли и на него и меня как раз в это мгновение набросились работники магазина и тут же растащили нас в разные стороны. ?Я подтверждаю, что Лойфман стукач?, - сказал, стоявший вне этой свары, Семен Рубда. Его сдержанность была вполне уместна. Семен всего лишь турист. Он не израильский подданный. Избиение Лойфмана грозило бы ему более чем формальными неприятностями. Да и то правда, что двое одного не бьют. Побледневший Лойфман трусливой трусцой удалился из магазина. Я пытался вырваться из удерживавших меня рук, задыхаясь от охватившего меня гнева и ощущая при этом блаженное удовольствие от того, что продолжал жить в согласии со своей совестью и что мной совершен импульсивно честный поступок. ?Хорошо, что ты его не ударил. Он мог бы в полицию заявить и затем потребовать компенсацию за причинение физического ущерба. В Израиле физически пострадавший всегда прав. Всю жизнь пришлось бы расплачиваться?, - сказал кто-то из присутствующих. Я поблагодарил окружающих за спасение от сурового израильского законодательства, извинился перед Нехамой Графц за этот маленький семейный скандал, устроенный в ее магазине. Всегда вежливый и аристократичный Семен тоже попросил прощения и мы тут же вышли из магазина. Допоздна бродили по тельавивским улицам, молча рассматривая архитектуру современных зданий и соседствующих с ними древних восточных строений, сидящих на асфальте нищих с молитвенниками в руках; прохожих, отличающихся друг от друга манерами, жестами, национальной одеждой, языком. Мы молча прислушивались к обрывкам фраз. Звучала немецкая; английская, французская, арабская и русская речь. Мы успели замет что идиш был, в основном, уделом пожилых людей и что на слух иврит казался нам гибче, совершеннее и текучее, когда лился он из молодых уст. В рисунок шумного многолюдья гармонично вписывались израильские солдаты юноши и девушки. Многие из них при оружии - с автоматами ?Узи?. Мы заметили и то, что на улице ни один израильский солдат не отдавал честь, идущему навстречу, старшему по званию. Мы внимали шуршанию листвы, ощущая прикосновение ласкового горячего ветра. Скользили глазами по стволам высоких финиковых пальм - туда, где на гофрированные ладони пальмовых листьев падало древнее, голубое и безоблачное израильское небо. 42

Предстоящая встреча с Терезой Маршайн не вызывала во мне восторга. Во-первых, я не напрашивался. Во-вторых, по какой причине Нехама Графц рассказала журналистке о моей стычке с Лойфнаным? Зачем это Нехаме нужно? Неужели он умудрился и ее достать, как доставал всех остальных? Если это так, то с ее стороны нечестно пользоваться мною, как орудием мести. Но отказаться от интервью я не мог. В противном случае моя попытка расправы над Лойфманым была бы дурно истолкоана. В-третьих, в ?Двенадцати коленах? работала Виолетта Хомяк. Мне не хотелось быть затянутым ею в объяснение по поводу эпатирующего письма, отправленного мною на ее имя. И, наконец, четвертая и основная причина отсутствия восторга заключается в том, что не люблю я интервьюироваться. Помню, узнал как-то главный редактор ?Квадрата? господин Мордехай Жлобдель, что я увлекаюсь йогой, что не ем мяса и вареной пищи, что питаюсь только сырыми овощами и фруктами и пригласил меня на интервью. Спросил с ироничным удивлением:

-Так ты действительно живешь на одних овощах и фруктах?!

-Да, - говорю, - а что вас удивляет?

-А то, - отвечает, - как люди к жизни приспосабливаются. Наверно, такое питание дешевле обходится. Расскажи-ка нашим олим, как ты до такой жизни дошел. Твой опыт очень может им пригодиться. Смотришь, через год, другой, на сэкономленные деньги квартиры купят, машинами обзаведутся.

-Нет, - перебил я Жлобделя, - такое питание, к вашему сведению, обычного много дороже обходится.

Скис главный редактор и отказался брать у меня интервью. Оно и понятно ему или сенсацию об НЛО подавай, или сказочку для представителей 2-й группы населения, что одного ореха в день вполне достаточно для полнокровной и здоровой жизни. Интервьюер, прежде всего, как это ни странно, интервьюирует самого себя, ибо задает вопросы, по ходу обсуждаемой темы, исходя не из стремления подать ее в истинном свете, а из иных мотивов подсвечивающих, искажающих - приводящих к аберрации. Здесь, например, существенную роль играет идеологическое направление печатного органа, в котором интервьюер работает. Здесь и общественное положение дающего интервью и степень его известности - является ли он знаменитостью и какой величины. И многое-многое другое. Короче, я знал заранее, что интервью, которое желает взять у меня Тереза Маршайн, не принесет мне внутреннего удовлетворения. Не потому ли вчера в полночь меня потянуло в апельсиновый сад? На тропинке, освещаемой лунным светом, я увидел призрачную фигуру в хитоне. Через каждые два-три шага, описывая концом посоха впереди себя полукруг, слепая, она приблизилась ко мне и, медленно шевеля сухими губами, спросила: -Давно ли ты знаком с Евстратом Лойфнаным? -Тридцать три года. Мы из одного города... -Ты всегда считал его стукачом? -Почти всегда. -Что значит почти? -Когда Лойфман подал заявление на выезд, я попался на эту удочку... Поверил. А вдруг не стукач? Была у него не работа, а синекура. Выгнали. И, действительно - землекопом начал вкалывать. И не на покойничках, а по-настоящему - на дорожных работах. Правда, мог бы найти и полегче и, когда кто-нибудь из его знакомых предлагал ему другой вариант, он отказывался. ?Пусть они видят, -говорил он, делая ударение на ?они? - что меня никакие трудности не испугают, что я твердо намерен уехать из этой страны?. В эти незабываемые дни появилась антисемитская статья обо мне и моей семье. Я был назван негодяем, отщепенцем, предателем... На все сто процентов керосином запахло. Напугали меня здорово. До активности довели. Кинулся я в Москву. С корреспондентам английской газеты ?Financial times? встретился. Разъяснил ситуацию. Днепропетровск - город закрытый. Упрячут, раздавят и растопчут - жаловаться некому. Выслушал меня Давид Сеттер. Спросил, как я отношусь к Брежневу. При этом показал пальцем сначала на свои уши, потом на стены, затем на потолок - мол, прослушивается. Я кивнул - молча поблагодарил его за дружеское предупреждение. Спрашиваю: -Вас интересует мнение на уровне анекдотов, или основанное на личных контактах? -На личных, - говорит. -Таких у пеня с генсеком не было. -Вы хотите выехать на Запад или в Израиль? -К себе! - говорю. -Нас еврейский вопрос не интересует, - и, помолчав, добавил, -если вы не обманываете пеня, что хотите попасть именно в Израиль, - вытащил записную книжечку, раскрыл, - вот вам телефон и домашний адрес. Этот человек поможет вам во всех ваших затруднениях. В том числе и финансовых.