Место на земле - Мухаммед Теймур

Взяв оба заявления, я тут же их прочитал. Феллахи жаловались на произвол районных властей и, в частности, на старосту. Наложив резолюцию о передаче этих бумаг в соответствующие уездные инстанции для расследования и принятия надлежащих мер, я обратился к моему другу:

— Прокуратура выполнила просьбу визиря Джафара!

Омар-эфенди, подражая придворному церемониалу, приложил одну руку ко лбу, а другую к сердцу, выражая этим театральным жестом свою признательность. Я приказал принести для него чашку кофе. Он стал медленно тянуть горячее кофе, как вдруг с шумом и треском отворилась дверь канцелярии, и, сверкая глазами, ко мне ворвался сам прокурор. Его гневный вид, резкие движения и бешеный взор не сулили ничего хорошего, но я встретил его с удивительным спокойствием. Я смотрел в глаза опасности, как смотрит в глаза разъяренного зверя гладиатор, пытаясь загипнотизировать его.

— Разрешите, ваше степенство, представить вам визиря…

Я не успел сказать: «визиря Джафара», так как прокурор не дал мне договорить. В мгновенье ока он изогнулся в нижайшем поклоне и со знаками величайшего уважения протянул руку моему другу, артисту.

— Наш долг, — проговорил прокурор, — поздравить министерство юстиции, бразды которого поручены столь выдающемуся деятелю, ваше превосходительство, господин визирь…

В первый момент я онемел от удивления, но потом быстро понял ошибку нашего незадачливого прокурора. Никак не реагируя, я стал наблюдать за ходом событий. В ответ на поклон прокурора Омар-эфенди также поклонился достойным образом… Он, конечно, не понял, что происходит, и слова «ваше превосходительство, господин визирь» воспринял, как обращение к визирю Джафару, роль которого он играл вчера вечером. Поклон, который отвесил Омар-эфенди, был чересчур театральным и слишком низким для господина министра юстиции. Если бы прокурор не утратил в тот момент трезвости рассудка, если бы он не был так поглощен мыслями о смене кабинета министров, о чем в те дни наперебой трубили все газеты, он, конечно, понял бы, что перед ним артист, а не визирь. Низкий театральный поклон он воспринял как проявление излишней скромности со стороны нового министра юстиции. Желая спасти положение и использовать ситуацию в свою пользу, я произнес туманно:

— Господин визирь мой старый друг…

Прокурор, всегда относившийся ко мне с жестокостью и надменной строгостью, на этот раз поглядел на меня ласково и дружелюбно. Ободренный этим, я добавил:

— Господин прокурор, прошу вас, скажите моему другу визирю, довольны ли вы моей службой.

Прокурор тотчас обернулся к Омару-эфенди и, указывая на меня, взволнованно произнес:

— Господин визирь, ваше превосходительство! Заверяю вас, что ваш друг — лучший следователь в округе и отличается исключительными дарованиями, прилежностью в работе, скромностью в быту, нравственной чистотой и благовоспитанностью, а также зоркостью ума. Он самый образцовый из всех моих следователей, ваше превосходительство!

Я был очень доволен, что мне удалось вырвать у прокурора подобную характеристику. Но я уже начал опасаться, как бы он не обнаружил истину, и решил, что лучше всего сбежать до разоблачения.

— Вашему степенству известно, — обратился я к прокурору, — насколько я переутомлен и как нуждаюсь в отдыхе. Не будете ли вы настолько добры, чтобы разрешить мне двухнедельный отпуск с сегодняшнего дня?

Прокурор не замедлил ответить:

— Конечно, конечно, у меня нет никаких возражений! Ты можешь взять отпуск хоть сейчас. Твою работу я поручу местному городскому следователю.

— Премного благодарен, ваше степенство, я еду через час!

Прокурор легким кивком головы и умиленным взглядом выразил свое согласие и, обратившись к Омару-эфенди, спросил:

— Ваше превосходительство, господин визирь, соизволили прибыть к нам сегодня?

— Да нет, мы тут уже вчера вечером потрудились…

Прокурор, казалось, чего-то недопонял. Я поспешил с туманным разъяснением:

— Вчера вечером господин визирь был в…

Прокурор понял из этих слов, что указ о назначении министра юстиции подписан только вчера. А Омар-эфенди подумал, что речь идет о его вчерашней роли визиря в спектакле, и по простоте своей спросил:

— Конечно, ваше степенство присутствовали вчера вечером вместе с господином губернатором?..

Но прокурор опять не понял, о чем идет речь. Тогда я, испугавшись, что взаимные расспросы скоро откроют им истину, подошел к прокурору и шепнул ему на ухо:

— Сегодня его превосходительство визирь приглашен мною на дружеский обед, где он хотел быть со мной наедине. Было бы удобно, если бы ваше степенство позволили нам откланяться сейчас же.

— Пожалуйста, — отвечал прокурор, — пожалуйста, я к вашим услугам!..

Я взял моего друга под руку и вытащил его на улицу.

Как только мы вышли, я простился с Омаром-эфенди, побежал домой, быстро собрал чемодан и уехал в Александрию. Я все время опасался, что истина обнаружится, как только прокурор получит свежие каирские газеты и увидит там портрет нового министра юстиции. Но судьбе было угодно отвести от меня опасность разоблачения и месть прокурора. На следующий день я прочел в газетах, что по указанию нового министра юстиции произведены перемещения среди должностных лиц этого ведомства. Среди перемещенных на ту же должность, но в другую, далекую, провинцию, оказался и наш прокурор. Я был теперь в полной безопасности.

Многие годы прошли с тех пор, как случилась эта история. Я давно бросил юридическую карьеру и занялся совсем другим делом[24]. Мне довелось встретиться с грозным прокурором, только когда он уже вышел в отставку, достигнув высшего чина в кассационном суде. Я случайно увидел его в кафе в Каире — он был уже глубоким стариком. Как он обрадовался встрече со мной! Вспоминая мою шутку, он воскликнул с добродушной улыбкой:

— А помнишь «его превосходительство визиря»?

— Визиря Джафара? Еще бы! — проговорил я, тоже улыбаясь.

Смеясь во весь рот и обнаруживая при этом вставные челюсти, бывший прокурор проговорил:

— Да, да, господин мой, я имею в виду визиря великого халифа Харуна ар-Рашида! Только после твоего отъезда я узнал, что это был артист.

АБДАРРАХМАН АЛЬ-ХАМИСИ

Сон

Перевод А. Султанова

Я покинул мою маленькую чердачную комнату на седьмом этаже и вышел на улицу.

С этого начались мои скитания. Теперь у меня нет комнаты, где бы я мог провести ночь. Моя хозяйка грубо выгнала меня из квартиры. Ее слова, как отравленные стрелы, вонзились в мою душу.

Я задолжал ей квартплату за два месяца. Вначале она молчала.

Но вот что произошло потом: в последний вечер я вернулся домой такой усталый, что собственные ноги казались мне тяжелыми гирями. Я, не раздеваясь, лег на пол, на циновку, и попытался заснуть. Но тщетно: в комнате стояла зимняя стужа, из всех щелей дул пронзительный холодный ветер, а у меня не было ни одеяла, ни одежды, чтобы укрыться от холода. Я весь дрожал, съежившись на своей циновке.

Когда холод пробрал меня до костей, я понял, что заснуть не удастся. Тогда я встал и принялся искать хоть какое-нибудь топливо, чтобы зажечь костер на цементном полу. Я точно знал, что топить нечем, но тут в поисках дров мои глаза остановились на деревянных стропилах крыши. Конец одной перекладины имел огромную трещину, сквозь которую мерцали холодные звезды. Недолго думая я оторвал кусок гнилой деревянной перекладины, отчего зияющая дыра еще более увеличилась и холодный ветер сильной струей ворвался в мое жилище. Я разжег на полу костер и стал греть руки и ноги. Коченея от холода, я был не в состоянии думать о последствиях своего шага. Руки у меня немного отогрелись, но все тепло уходило из комнаты через огромную щель в крыше. А ветер оттуда прорывался с ревом. Костер догорел, я продолжал коченеть. О сне нечего было и думать.

Наступило утро. У меня не было ни еды, ни денег. Я вспомнил, что и вчера я весь день ничего не ел. Вот уже два месяца хожу без работы. Задолжал бакалейщику, что на углу нашего переулка, и нечем заплатить ему… Размышляя, я то уносился в мыслях далеко в деревню, то возвращался обратно сюда, в Каир. Было раннее утро.

Собрав угли и золу от костра в угол комнаты, я вышел на плоскую крышу, чтобы согреться лучами утреннего солнца. Было еще холодно. Хозяйка моей квартиры тоже вышла на крышу кормить цыплят, которым был отведен угол рядом с моей мансардой.

Я боялся встретиться с хозяйкой: ведь она непременно спросит о квартплате. Но она, заметив меня, поздоровалась и принялась кормить своих цыплят. Улучив момент, я скрылся в своей комнате. Но через минуту она уже стучалась в мою дверь. Войдя, она огляделась вокруг, и сердце у меня замерло.