Оса - Эрик Рассел

Моури осторожно выглянул за дверь. Все спокойно. Никто не спешит на помощь господину майору, никто не бежит за полицией; шум выстрела затерялся в грохоте автомобильного потока на улице.

Моури склонился над Салланой. Короткая очередь буквально изрешетила его свиную тушу. Семь пуль. Конечно, такая скоропалительная дуэль несколько подпортила дело: Моури был бы не прочь еще побеседовать с майором о Кайтемпи, ее структуре, местах заточения узников и всем таком прочем. Но что поделаешь, от трупа толку мало, из него слова не вытянешь. Одним подлецом стало меньше — и это подарок не только для землян, но и для сирианцев. К тому же убийство майора тайной полиции наверняка придаст большую убедительность и листовкам, и надписям на стенах, мол, шутки кончены, ДАГ действует.

Моури обыскал бездыханное тело и нашел, наконец, что искал с самого начала — впрессованный в пластик мандат. То самое удостоверение, увидев которое, контролеры в поезде потеряли дар речи. Гербы, печати, подписи, водяные знаки — все чин чином и, что самое главное, на документах не было ни фамилии Свинорылого, ни его фотографии, только кодовый номер владельца. Да, тайная полиция не доверяла никому, она была тайной даже для собственных агентов. Что ж, зато чужим агентам это на руку.

Моури вернулся к бюро. Он перетряхнул оставшиеся ящики, но кроме трех безымянных личных дел ничего дельного не обнаружил. Он бегло просмотрел досье — трое потенциальных диссидентов из первого эшелона власти. Без сомнения, их судьбы уже брошены на чаши весов, и Саллана принес папки домой, чтобы не спеша обдумать, имеет ли кто-нибудь из этих троих право на жизнь. Моури досье были ни к чему, однако исчезновение таких важных документов кое-кого наверху приведет в бешенство.

Обыскав всю квартиру, не обойдя вниманием и гардероб Свинорылого, Моури кинул прощальный взгляд на покойника.

— Долгой жизни.

Майор Саллана даже бровью не повел. Он молча лежал на полу, сжимая в толстых пальцах листок с приговором: «Казнен именем Дирак Ангестун Гесепт».

Теперь, кто бы ни обнаружил тело, он растрезвонит о случившемся по всему городу. Пойдет молва из уст в уста, от прохожего к прохожему, пока по иерархической лестнице не поднимется до самых верхов, и уж тогда там потеряют покой и сон.

Моури пришел на вокзал к самому поезду. Не то время и не те обстоятельства, чтобы торчать в зале ожидания, мозоля глаза придирчивым полицейским. Естественно, он мог бы предъявить документы или даже удостоверение майора, но куда умнее и безопаснее вообще не привлекать ничьих взглядов.

Только Моури заскочил в вагон, прозвучал короткий гудок, и состав, медленно набирая скорость, покатил в кромешную тьму. В полупустом вагоне он одиноко пристроился у окна, надеясь, что ему не будут докучать болтливые, любопытные пассажиры. Тревожно одно: если Свинорылого обнаружат в ближайшие три-четыре часа, поезд в любой момент могут остановить, перевернуть вверх дном, и тогда уже не удастся, как в прошлый раз, выйти сухим из воды.

Он беспокойно дремал под перестук колес, вздрагивая и просыпаясь от малейшего шороха. Ему чудилось, будто кто-то уже взволнованно кричит в эфир: «Внимание, внимание! Немедленно задержать поезд, вышедший из Редайна в двадцать три двадцать. Обыскать пассажиров и осмотреть багаж». Но поезд катил и катил вперед, пока, громыхая по железнодорожным стрелкам, не въехал в Пертейн.

Заспанные пассажиры нетвердой походкой поплелись к выходу. Моури сошел на перрон последним и, ковыляя позади всех, зорко всматривался в сутолоку у турникетов, стараясь различить квадратные бандитские физиономии наемников Кайтемпи. Если они действительно тут, у него есть два выхода. Первый — выбросить саквояж, а с ним и бесценную добычу, продырявить парочку-другую полицейских и в суматохе драпануть со всех ног. Теоретически — это возможно, но практически — вероятней, что он сам схлопочет несколько десятков граммов свинца в спину.

Существовал и другой выход: прикинуться простаком, подойти к самому суровому легавому, вручить ему саквояж и сказать: «Извините, кэп, тут какой-то чудак уронил эту штуку прямо передо мной, а сам куда-то пропал. Он вот только-только прошел здесь. И зачем он бросил свою сумку?!» Затем в поднявшейся неразберихе не торопясь свернуть за угол, а уж там рвануть так, словно тебе приделали к одному месту реактивный двигатель.

У Моури кровь стучала в висках. Впервые в жизни он убил человека, и теперь воображение рисовало ему кровавые картины возмездия. У страха глаза велики.

За турникетами, зевая во весь рот, маялись двое полицейских. Они лениво поглядывали на медленно проплывающий мимо них людской поток. Моури прошел через пост, не удостоившись даже мимолетного взгляда. Однако вокзальная полиция — это одно, а городская — совсем другое. На вокзале, где круглые сутки взад-вперед снует бестолковое пассажирское племя, острый глаз закона со временем притупляется. А в городе появление человека с саквояжем в столь неурочный час едва ли останется без внимания.

Конечно, можно взять такси, но и тут — своя проблема. Кайтемпи развяжет язык любому, даже немому, таксисту.

«Ты не подвозил никого с ночного поезда из Редайна?»

«Подвозил. Одного молодого парня с саквояжем».

«А не заметил ли в нем что-нибудь подозрительное? Может, хамил или еще что?»

«Да, нет. Вроде, ничего особенного, парень, как парень. Только не наш, не с Джеймека. Рычал по-мэшемски.»

«А куда доставил, помнишь?»

«Как не помнить?! Конечно, помню.»

И все же из любого положения можно найти выход — Моури сдал багаж в камеру хранения и пошел налегке.

В принципе, никто не имеет права вскрывать ячейку в течение суток, но кто знает, что взбредет в голову этим ищейкам?! И если что, саквояж, конечно, используют как приманку. На планете, где нет закона, где царствует Кайтемпи, можно надеяться только на себя, здесь могут запросто проверить камеру хранения в тысяче миль от места происшествия. Но ничего другого Моури не оставалось, завтра уж он как-нибудь выудит саквояж и постарается уйти целым и невредимым.

До дому оставалось не более полумили, когда из темной подворотни вынырнули двое полицейских.

— Эй, ты! — окликнули они Моури.

Моури остановился. Какое-то время они молча рассматривали запоздалого прохожего, потом один из них, кивнув на мерцающие в вышине звезды, вкрадчиво произнес:

— Поздновато гуляешь, дружище.

— Но ведь в этом нет ничего дурного, правда? — заискивающим тоном полюбопытствовал Моури.