Профессия - смертник - Мария Симонова

Покачав отрицательно головой, Степан развернулся и двинулся прочь - на сей раз старательно держась тротуара. В нем не проснулось любопытства, желания посмотреть на изуродованную машину и тем паче на ее искалеченного владельца уже вторую свою невольную жертву после Экса, не считая выведенной из строя шпаны.

Он услышал достаточно, чтобы больше не сомневаться в своей экстра, супер, мегазащищен-ности - такой, что без проблем положит уйму народа, если это будет необходимо для сохранения одной-единственной его жизни. А ведь он решился на соглашение с космическими спасателями только ради того, чтобы отдать ее, самому ему ненужную и постылую, во чье-то спасение. Вот ведь гримаса судьбы...

Но даже это померкло и отодвинулось сейчас на второй план перед одной, самой важной, недодуманной перед аварией мыслью...

Что, если бессмертие Верлрока берет начало именно в его совершенной защите? Тогда выходит, что и ему, Степану Ладынину, предстоит теперь, подобно той древней, но чертовски коварной железяке, влачить свой крест до скончания мира?..

"Да нет, ерунда, - отмахнулся Степан мысленно. - Все же человек не машина - он куда сложнее устроен и, если уж на то пошло, имеет по отношению к машине, как бы сложна и заумна она ни была, статус создателя. А проще говоря - бога. Но живого, не бессмертного. Одно дело защитить его жизнь от внешних опасностей тут между ним и машиной нет принципиальной разницы. И совсем другое - не позволить человеку пройти все стадии жизненного пути и умереть от старости. Не существует такой силы, даже если она может продлить до бесконечности жизнь уникального аппарата. Сохранить от износа такую груду сложноорганизованного железа - задача, конечно, не из легких и все же гроша ломаного не стоит рядом с проблемой человеческого старения.

Словом, машине - машинное, а ее богу, то есть человеку, - богово.

Окончательно убедив себя таким сомнительно-философским образом, Степан вздохнул свободнее и даже пошутил про себя: "Вчера я начал жить вечно, пока все идет хорошо, ха-ха".

Но что-то еще тихонько скреблось из подсознания в захлопнутую, казалось бы, накрепко дверь, что-то шептало, словно бы в замочную скважину:

"Почему Верлрок сказал тебе "до свидания"?.. Ведь этот хитрый электронный старпер (ШЕСТЬСОТ МИЛЛИОНОВ лет железяке, в уме не укладывается!) знал, что ты за фрукт и откуда к нему явился. Так какое там, к чертовой матери, "свидание"! Уж кто-кто, а Решающий Проблемы понимал, что больше никогда в жизни ты не сможешь навестить его. Разве что..."

Степан свернул на Новый Арбат, и прянувший в лицо шершавый ветер подхватил и унес в ночь стучавшуюся у порога безумную мысль:

"...Разве что когда люди, научившись преодолевать расстояния в десятки тысяч световых лет, полетят на космических кораблях к звездам".

Глава 2

ЧЕЛОВЕК-КАТАСТРОФА

Нет смысла отрицать, что, родившись в этом мире, все мы находимся в руках судьбы. Не зря же мудрецы советуют ценить каждое мгновение подаренного нам нового дня, как если бы он был последним. Даже люди, выбравшие своим уделом опасные и рискованные профессии, балансируют на грани гибели в стремлении ощутить всю остроту и прелесть жизни, а вовсе не из желания ее лишиться. Последнее, кстати, не является для человека - существа достаточно уязвимого большой проблемой.

Представьте на мгновение, что вам подарили редкую возможность оставаться невредимым при любых обстоятельствах. Что вашей единственной и бесспорно уникальной жизни дали надежную гарантию сохранности, какие бы каверзы ни готовила вам злодейка-судьба, вне зависимости от того, насколько опасному делу вы себя посвятили. Наверное, это вряд ли огорчило бы кого-нибудь из нас. Скорее, напротив. "Гип-гип ура!!!" - вскричали бы мы. И, возможно, пустились бы во все тяжкие.

"Увы мне, несчастному!.." - думал единственный смертный, получивший такую гарантию от вечной машины, также лишенной, несмотря на жгучее желание и бремя шестисоттысячелетнего возраста, возможности выключиться. "Облагодетельствованный" ею, Степан Ладынин горько сожалел о том, что не последовал тогда заложенной в память гибельной инструкции и что потом галактические спасатели так быстро исключили его из своих рядов, не сочтя возможным нагрузить еще какой-нибудь смертоубийственной работенкой. И им была бы польза (опять же Экс, бедняга, остался бы жив), и Степану какое ни на есть, а применение.

Итак, жизнь продолжалась, и, сколь бы тяжким ни мнилось Степану земное существование, не в его силах было сложить этот груз со своих многострадальных, но, увы, отныне неуязвимых плеч. Следует признать, что мудрейший в галактике кибернетический мозг не ошибся в выборе себе собрата по несчастью.

Однако брезжила еще в Степане призрачная надежда, что виной всему лишь временное помутнение рассудка: ну не бывает такого в реальном мире, чтобы обычного человека берегла сверхъестественная сила! Мистика и паранойя, сказал бы, выслушав его историю, кто угодно - от первого встречного прохожего до ученого профессора. Впрочем, профессор, пожалуй, пришел бы от его повествования в восторг, а потом заговорщически сообщил бы, что у него за городом имеется замечательная клиника и не желает ли, мол, товарищ ее посетить с целью поделиться более подробно своими занимательными приключениями с другими крупными специалистами по межгалактическим контактам. Нет уж, увольте.

- Степушка, да что с тобой? Что же ты все лежишь да лежишь? Хоть бы покушал, - дребезжала на кухне престарелая тетушка, гремя в унисон себе посудой.

Степан, валявшийся на кровати, почти не вставая, в течение вот уже двух дней, прошедших с момента его возвращения из космоса, придушенно застонал.

- Встал бы да побрился, - не унималась глуховатая старушка. - Вытер бы, что ли, пыль да вон помойку вынес. Чай, мы с тобой не козы, не овцы - чего ж нам жить-то, как в хлеву?

Это была уже не первая ее попытка расшевелить племянника, их был предпринят ею целый ряд, как то: смерив ему температуру и давление, подключив его к просмотру своего любимого телесериала и пригласив к вечернему чаепитию с соседкой Зинаидой Петровной. Сейчас у Степана возникло стойкое ощущение, что полоса совпадений, оберегающих его здоровье, еще не кончилась и шибанет инфарктом единственного родного человека в тот момент, когда она доведет его до мигрени. Гадай тогда, кто виноват: его нелинейный бред или ее гипертония.

Степан с трудом, словно чугунный Командор, оторвался от своего лежачего постамента, то бишь от кровати, издавшей всеми пружинами облегченный стон, и тяжелой поступью, наверняка заставившей трепетать дух донны Анны, отправился выносить помойное ведро.

- Степа, может, лучше завтра - на ночь-то примета плохая!.. - запоздало спохватилась тетушка, вспомнив, должно быть, о его небритой физиономии ("Не ровен час, соседи увидят, решат, что запил"). Но Степан уже хлопнул дверью в сопровождении зловещего громового раската - "гром небесный" прозвучал в исполнении теткиного алюминиевого таза, сорвавшегося со стены в прихожей.