Войны крови: Восхождение - Андрей Земляной

Сашка прыжком поднялся на ноги и подошел к Ленке:

— Слушай, Лен, а это все серьезно?

— Что — серьезно? — Ленка задумчиво смотрела вслед уходящим малышам. — А-а, ты об этом? Конечно…

Она мечтательно зажмурилась, потянулась…

— Знаешь, я тоже об этом подумала. Вот лет через… — Она запнулась, но тут же продолжила: — Неважно, через сколько, у тебя могут быть такие же. Представляешь? Вот не Гаврик и Настя, а… ну, например, Сашка и Ленка, а? Я же вижу, ты тоже любишь с детьми возиться, даже с чужими, а уж со своими…

Сашка непонимающе смотрел на нее, а она уже дала волю своей фантазии:

— В школу их будешь отводить ты, а я забирать. А летом — на море, правда? Ты был на море? А я была. Три раза, еще с мамой и папой… Так здорово!..

— Лен, прости, но я не об этом. Я про оборотней…

Ленка мгновенно ощетинилась:

— А что, тоже не веришь? Как все? А я честно троих убила! — Глаза ее горели, а руки мелко подрагивали. — Когда они… маму, тогда папа стрелять начал. Он бы их всех… но они… один сбоку подобрался… а папа… он не видел… он на маму смотрел. А он прыгнул и… пистолет у папы выпал, но он так дрался… он еще двоих… пока они…

Внезапно она сморщилась и закрыла лицо руками:

— Почему вы, мальчишки, все такие сволочи?! Я что — тварь ночная, про такое придумывать?! Они папу… на меня внимания не обратили — я же маленькая… а я папин пистолет подобрала… «пэ девяносто шестой», я ж тебе говорила… и начала стрелять. А если бы я не стреляла — думаешь, они бы меня в живых оставили? Мы же для них — еда! Еда!..

Сашка обнял рыдающую девчонку, притянул к себе:

— Ленка, прости, я вообще не знал. Правда, не знал! Ну, чем хочешь поклянусь… — Он гладил ее волосы и собирался с духом, чтобы задать самый главный вопрос. — Так это — правда?

— Что «правда»?

— Ну… оборотни там, чертовщина всякая…

От удивления Ленка даже плакать перестала. Она изумленно посмотрела на Сашку:

— Ты что, действительно ничего не знаешь? Зачем мы здесь, чему учимся, к чему готовимся?

— Н-нет… То есть я догадывался, но…

Девушка расхохоталась:

— Сашка, ты самый удивительный и самый лучший дурачок на свете! Слушай…

…Ленка уже давно спала, по обыкновению, забрав половину моей подушки и уткнувшись носом в мое плечо, а я лежал и думал. Думал над тем, что рассказала она, а потом подтвердил отец Александр…

…Почти в каждом из людей частичка чего-то другого, нечеловеческого. Это осталось нам с тех самых времен, когда русалки, домовые и лешие были частью нашей жизни. А мы — частью их. У кого-то внутри сидит частичка оборотня, мавки, эльфа или других древних, еще дочеловеческих рас. Если эта частичка — маленькая, то ее обычно и не замечают. Если побольше — она станет себя проявлять, но с ней можно справиться. И большинство с этой темной частью своей души справляется. Даже относительно легко. Врачи-психоаналитики, успокаивающие средства — если надо, то и ведрами. Церковь, духовник, посты и молитвы. А можно еще водкой заглушить или наркотой…

Вот только убежать от себя, даже от части себя нельзя. И если эти, которых Ленка называет «нелюди», а отец Александр — «дети ночи», пожелают, они всегда могут подчинить себе того, у кого внутри есть эта нелюдская часть. Пусть хоть самая маленькая. Им ведь только зацепиться, а там уж… Сделают человека покорным слугой, рабом, вещью, который мать родную забудет, собственных детей поубивает, если хозяин велит. Да, кого-то подчинить легче, кого-то — сложнее, но они могут это сделать и знают, чувствуют, что могут. Правда, толку от таких подчиненных немного: они и в самом деле безмозглые куклы, которые все, что и могут, — исполнять волю кукловода…

Есть и другие люди. Те, кто сам стал помогать врагам. Как говорит отец Александр, «добровольно впустил в себя Ночь и Тьму». Враг готов помочь человеку, сделать его жизнь простой, легкой, даже приятной. Только за это придется заплатить, хотя многие считают такую плату совсем маленькой. Большинство из тех, кто добровольно помогает врагам, платит ее с готовностью, даже с радостью. Один споет песни, после которых многие потянутся к наркотикам. Кто-то расскажет о прелестях и естественности однополой любви. Что из этого выйдет, объяснять не нужно. Кому-то выпадет «стопить лохов в темняке», а кому-то — принять замечательный закон о необходимости защиты летучих мышей, в то время когда дети его страны просто голодают. И для каждого из них — всегда проходить мимо бед и страданий людей, не обращая на них внимания. Да и кому они нужны, эти простые люди? От них сплошные неприятности: требуют чего-то, чего-то добиваются, чего-то хотят. А взамен ничего не дают да еще набираются наглости заявлять, что, мол, ты и так должен…

Но это лишь первый шаг на пути предательства рода человеческого. Потом настанет черед убийств, страшных пыток, людоедства, насилия… Потому что твоя темная частичка начнет расти и заполнять тебя всего, без остатка. И в конце концов, тот, кто тянулся к силе и власти, получает вечную власть. И вечную жизнь. За гранью смерти. Только уже в другом обличье. Не человеческом. И все будет так, если не остановят…

Остановят, потому что есть другие. Чистая кровь. Те, чьи предки никогда не братались с нечистью, не искали у ночи силы и власти. И над ними — над нами — дети ночи не властны. Они могут только убить нас, но никогда не смогут нас подчинить. А мы — мы сражаемся с ними. За себя, за тех, кого они затемнили в былые поколения, за всех. За весь людской род. Потому что для детей ночи мы всегда — пища. Некоторым нужны наши эмоции: страх, боль, а некоторым даже — любовь. Кто-то тянет из нас жизненную энергию — волю к жизни, волю, которой они и питаются. А кому-то банально требуются наши плоть и кровь. Но все они — враги. Непримиримые враги. Естественные враги…

Отец Александр сказал, что Чистая кровь для детей ночи — как наркотик, как деликатес, как самое пьяное вино и самая вкусная пища. Поэтому они ищут нас. А мы их. Потому что они мешают нам жить…

И из нас готовят воинов. Тех воинов, от которых бегут не только дети ночи, но и сама ночь…

Ленка рассказала, что ее родители погибли от рук (или лап? Сашка не знал, как правильно…) оборотней. Отец Ленки был одним из тех, кто сражался с нечистью. Он был отличным воином, Сашка понимал это, глядя на Ленку, и у «черных» был к нему длинный счет. Те, что напали на родителей Ленки, хотели отомстить, а еще очень хотели добыть Чистую кровь.

Ответ на свой вопрос про врага Сашка получил. И в придачу получил еще целую кучу новых вопросов. Ну вот, например: если есть организация, сражающаяся с нечистью, то почему она засекречена? Почему не сказать всем людям, что у них есть враг? Ведь тогда бороться будет проще? Или нет?..

Но каждодневные заботы, занятия и тренировки скоро вытеснили из головы эти вопросы. Тяжело философствовать, если ты бежишь с полной выкладкой кросс на десять километров, потом отстреливаешь на стрельбище сотню выстрелов, потом рубишься с братом Федором и братом Теруо, потом долбаешь немецкий под бдительным надзором Виктории Францевны, потом помогаешь Гаврику разобраться в запутанных словах молитв — а тебе всего-то четырнадцать лет и десять месяцев! И еще Ленка… Вот и сейчас, она полдороги от стрельбища бежала, буквально повиснув на его плече, а к тому, что придется тащить не один «калаш», а два, Сашка уже привык и забирал у Лены оружие без дополнительных просьб.

— Шагом! — скомандовал отец Александр, и пыхтящая, сопящая, гулко топочущая змея из двух десятков человек сбавила темп и облегченно вздохнула.

Сашка смахнул со лба пот, поправил разгрузку. Уставшие до крайности подростки невольно расправляли плечи. Отряд подтянулся, подровнялся и бодрым шагом вошел в ворота. Впереди горячий душ, горячий чай и блаженный отдых. Если бы здесь были приняты строевые песни, отряд сейчас бы яростно горланил что-нибудь вроде «Взвейтесь, соколы, орлами»…

— Са-а-ашка! — навстречу отряду мчался Гаврик. — Сашка!

Он подлетел к строю и, словно маленькая обезьянка, мгновенно вскарабкался Александру на плечи. Деловито поерзал, устраиваясь поудобнее:

— Сашка, а у нас — новенький. Представляешь — он не говорит. Совсем!

— Глухонемой? — удивилась шедшая рядом Ленка.

— Не, — махнул рукой Гаврик и отодвинул в сторону мешающий ствол автомата, — он не глухой. Он просто не говорит. Молчит. Костиком звать.

— Это он тебе сам сказал? — не удержавшись, хмыкнул Сашка.

— Не-е, — Гаврик засмеялся. — Это нам отец Сергий сказал. Он его сегодня с утра привел. А сестра Бронислава сказала, что у Костика — автоматизм.

— Аутизм, наверное, — поправила Ленка.

— Точно. — Сашка почувствовал, что Гаврик просто запрыгал у него на шее. — Аутизм. Сашка, а что такое аутизм, а?