Бой на Мертвом поле - Александр Ольбик

Они умолкли. Видимо, лежащая у ног Арефьева Ронда, тоже почувствовав напряженность, встала и положила морду на колени хозяина. Он ее погладил, дал со стола кусочек ветчины и собака с подарком снова улеглась у кресла.

-- Значит, по существу у меня нет выхода? -- Лицо Арефьева при этом не выражало и тени отчаянья. Он поднял фужер и предложил выпить за удачу. -- Я, конечно, пойду на компромисс -- верну какую-то сумму, остальные деньги пообещаю отдать в течение года. Если это общак братвы, он на это, разумеется, не пойдет, но если он хотел их переправить на личный счет, тогда будет ждать. Поерепенится, посулит завернуть меня в асфальтовое одеяло, но в конце концов смирится. Ему ведь лучше держать в руках наличный миллион и еще один иметь в уме, нежели видеть мой обезображенный тротилом труп...

-- Это хорошо, что ты юморишь, значит, не все фишки еще израсходованы. Давай, Гера, дерзай, но при этом не забывай, что имеешь дело с отъявленным подонком, для которого твоя логика не подходит. В этом случае о логике и порядочности вообще забудь. Что касается моей помощи... Я могу отдать в твое распоряжение двух прекрасных мальчуганов. Близнецы, мои племянники...

-- Спецназовцы?

-- Бронька чемпион западной зоны по биатлону, второй -- Димка, бывший шеф-повар ресторана "Анютины глазки". Фанаты... Я могу хоть сейчас их тебе представить, они в машине играют в нарды...

-- В чем заключается их фанатизм?

-- Ну как тебе сказать...У Броньки глаз-ватерпас, с дистанции в 100 метров расстреливает наперсток. Во-вторых, он, несмотря на молодость, тертый калач. Уже понюхал пороху...я, по-моему, тебе уже рассказывал о наездах банды Кривозуба на него и его друзей. Кстати, сейчас этот Кривозуб, если не ошибаюсь, обслуживает Расколова...

-- Не ошибаешься, его шестерка...

-- Так вот, мои хлопцы на этого лютого Клыка имеют серьезный зуб...

-- С одной стороны это неплохо, больше злости будет, но с другой...Чтобы в горячке твои ребята не наломали дров...А что второй близнец?

-- Димка помешен на восточных единоборствах, умеет также неплохо стрелять и обращаться со взрывчаткой.

-- Самородок?

-- Я его кое-чему научил, жизнь заставляет. Ты ведь знаешь, моя военная учетная специальность -- подрывник... А у них дела...Ресторан закрылся, команду по биатлону некому содержать, спонсор из-за бесконечных наездов рэкета обанкротился. До денег близнецы не жадные, на карманные расходы ребятам чего-нибудь подкинешь...

Шедов говорил горячо и Арефьев ему поверил, но со знакомством с "фанатами" спешить не стал.

-- У меня тоже неплохие орлы служат и тоже кое-чего умеют, -- Арефьев почувствовал подступающую в спине боль. -- Я тебе, Виктор, дам знать, когда мне понадобится твоя помощь.

-- Смотри, не промедли. Иногда события опережают нас.

-- Я знаю. Сегодня я больше всего хотел бы вернуться на наш завод, в моторный цех.

Лет пятнадцать назад они работали на авиационном военном заводе. Арефьев с бригадой ремонтировал ротор, Шедов -- фронтальное устройство, был асом аргонодуговой сварки. Их портреты висели на доске почета. С приходом перестройки оба перевоплотились...

-- А что, может, и в самом деле нам уже пора возвращаться на родину, а? -- вдруг спросил Арефьев и по лицу его прошла судорога.

-- Я "за"! -- по-пионерски бойко откликнулся Шедов. -- Только не знаю, где эта дверь...В меня дважды стреляли и один раз взрывали в собственном доме...В каком страшном сне могло это тогда приснится?

Арефьев поднялся с кресла.

-- Извини, брат, я сейчас вернусь...

Он не хотел при Шедове делать укол, а потому направился в спальню, где в тумбочке находился приготовленный шприц с порцией морфия. Трясущимися от боли руками он взял шприц и, не закатывая рукава, через рубашку, сделал инъекцию. Сел на кровать, опустил голову в колени. Он знал: через пару минут наркотик взбодрит кровь. Расслабит утомленные нервы, освободит от железного обруча сердце.

И действительно, очень скоро он уже был в состоянии функционировать. Когда вернулся в кабинет, услышал как Шедов разговаривает по мобильному телефону. Очевидно, под впечатлением обволакивающей каждую клетку теплоты, Арефьеву хотелось говорить, действовать...

-- Пойдем посмотрим твоих фанатиков, -- предложил он Шедову.

-- Один момент. Только допью вино. Кстати, где ты его покупаешь?

-- В Столешниковом переулке, в винной лавочке. Понравилось?

-- Приятное послевкусье и в меру терпкое. Пьешь и еще хочется.

-- Это любимое вино Клинтона -- "Калифорнийское Бургундское".

Когда они вышли во двор, Шедов вытащил мобильник, набрал номер.

-- Пусть твои люди откроют ворота, -- сказал он.

На территорию строения No 9 въехал представительный "джип-вагон-4" с темными стеклами. Шедов открыл дверцу и с кем-то перекинулся несколькими словами. Первым из машины вылез смуглолицый, с усиками молодой человек. Он был в кроссовках, темных джинсах и в кожаной безрукавке.

-- Подойди сюда, Броня, -- позвал парня Шедов. -- Познакомься -- Герман Олегович, мой стары кореш, не один пуд соли съели вместе с ним и не одну цистерну выпили вина...

Арефьеву понравился прямой взгляд и сильное рукопожатие. Парень поздоровался и скромно отступил на шаг -- дескать, я не буду мешать. Его брат, тоже смугловатый лицом, не был точной копией Бронислава. У него были более светлые волосы и более широко расставленные глаза. Экипировка почти та же, что у брата -- джинсы, кроссовки и со множеством карманов кожаная тужурка.

-- Есть хотите? -- спросил своих молодых гостей Арефьев и получил отрицательный ответ. Говорить им было не о чем. Это понимали все, однако, Шедов, которого затянувшаяся пауза тоже не устраивала, сказал:

-- Возможно, вам, мальчики, придется какое-то время поработать здесь, у Германа Олеговича, -- он окинул взглядом просторный двор, внушительных размеров хозпостройки.

-- Пусть только хлопцы скажут, что им готовить из еды. Для Златы это одно удовольствие... -- сказал Арефьев.

-- У меня своя диета, -- Бронислав улыбнулся, приоткрыв белоснежные зубы. -- Мне нужна дистиллированная вода, немного риса и два яблока. На день...

-- А ты, Дима, тоже на диете? -- спросил Арефьев другого близнеца. Тот засмущался, на скулах появился румянец.

-- Я в принципе всеядный...Не стоит, Герман Олегович, беспокоиться...

-- Идите в машину, сейчас поедем, -- Шедов взял Арефьева под локоть и они направились в сторону гаража. Двери его были открыты настежь, труп Полоза ночью увезли в крематорий и помещение проветривалось от смерти....

-- Как тебе мои ребята?

-- Симпатичные, молодость говорит сама за себя...А как у тебя насчет стволов?

-- С этим проблем нет, но только не хотелось бы, чтобы мои люди разъезжали с оружием по Москве.

-- В этом нет никакой надобности. При необходимости, у меня тоже кое-какой запас найдется... Но лучше бы все обошлось без этого дерьма. Скажу честно, если бы было на земле такое место, где можно было бы спокойно провести остаток дней, не раздумывая, забрал бы Злату, Ронду и отвалил бы отсюда на всех скоростях...

-- К сожалению, мы с тобой можем найти убежище только в нашем прошлом да и то в мыслях...Давай руку, мой друг, и не будем раскисать...Ведь по Библии, уныние большой грех...

Когда ворота за джипом закрылись, Арефьев присел на крыльцо и бездумно стал смотреть на синие кучевые облака. По краям они отсвечивали перламутром, были неторопливы и по-осеннему задумчивы. Неожиданно позади открылась дверь и в проеме показалась морда Ронды. Он ее обнял за шею и пес, радуясь вниманию хозяина, нервно зевнул.

Арефьев видел как вдоль забора движется Буханец и проводит рукой по его гребешку, по которому проходит секретка -- тонкий электрический провод. Она отключена и Буханец проверяет ее на разрыв.

Поднявшись к себе в кабинет, Арефьев включил компьютер. Затем подошел к книжной полке и вынул из грядки книг небольшой, ничем не примечательный томик, на обложке которого значилось: "Воротилы финансового мира". Лежащую между страниц дискету он вставил в компьютер и нажал на кнопку "pover". На экране появилась надпись "windovs" и вскоре он попал в файл "dollar"...Прочитал: "Пер. вал. на З.", что означало: "Переброска валюты на Запад". Под именем "Раск". стояли столбцы сумм и дат, начиная с октября 1995 года. Деньги Расколов отправлял в Женеву с периодичностью в 3-4 месяца. В среднем каждый год от него уходило по восемь миллионов долларов. Однако в 1999 году эта цифра почти удвоилась.

Арефьев просмотрел другие файлы -- суммы, номера купюр и машин, на которых приезжали порученцы с наличкой. Среди них были четыре автомашины из Госдумы и две иномарки из Белого дома. Итог четырех лет: 572 миллиона 600 тысяч долларов уплыли на Запад...

Отключив компьютер, дискету положил в конверт и крупно на нем написал: "В ФСБ РФ, финансы, вывезенные из России в период с 1995 по 1999 год". Заклеив конверт, он подошел к сейфу и положил его во внутренний боксик с французским замком.

Затем вернулся к столу и пододвинул к себе открытую книгу. На 195 странице прочитал им же подчеркнутую строку: "Красота могущественна, богатство -- всемогуще..." "Глупости, -- с горечью подумал он, -могущественнее боли ничего другого на свете не бывает..."