Бранислав Нушич - Дмитрий Жуков

«Есть две Сербии: Сербия верхняя, горячая и неопытная, еще не жившая и не действовавшая, но зато страстно мечтающая о будущем, и уже с партиями и с интригами, которые доходят иногда до таких пределов (опять-таки вследствие горячей неопытности), что не встретишь подобного ни в одной из долго живших, безмерно больших и самостоятельных, чем Сербия, наций. Но рядом с этой верхнею Сербией, столь спешащей жить политически, есть Сербия народная, считающая лишь русских своими спасителями и братьями… любящая русских и верящая им»[7].

Милан и его правительство опирались на бюрократию, которая образовалась в свое время из представителей партий консерваторов, либералов, напредняков, уже давно забывших о своей партийной принадлежности.

Проблема сербской бюрократии особенно интересна. На ней, можно сказать, вскормлена сербская критическая и реалистическая литература. Ей посвящены многие пьесы Нушича, так остро воспринимающиеся и сегодня.

Турки за время своего пятисотлетнего господства не допускали в Сербии формирования интеллигенции. Аристократию они либо вырезали, либо «потуречили». В новом свободном государстве сербов жили одни крестьяне — равноправные и свободные, но неграмотные. Князья, и Обреновичи, и Карагеоргиевичи, которые тоже выдвинулись «из простых», часто приглашали в чиновники австрийских «письменных» (грамотных) сербов, проникнутых идеалами австрийского государственного строя, основами которого служили централизация и бюрократия. На народ и его обычаи они смотрели с пренебрежением, как на нечто, требовавшее бдительного надзора в попечения со стороны правительства. Народ называл их «швабами».

Уже выросло и собственное чиновничество, но оно сразу ступило на проторенную дорогу. Чиновничье сословие было настолько чуждо народу, что еще при выработке конституции 1869 года народные представители потребовали, чтобы чиновники не могли быть избираемы в скупщину.

Казалось бы, должны были иметь успех лозунги либералов. Например, их лидер Йован Ристич говорил: «Мы можем вступать с Западом в разнообразные отношения, перенимать его культуру, посылать своих сыновей учиться туда, делать займы, но ничего в отношении осуществления своих народных идеалов, объединения и освобождения наших племен, мы не можем сделать без России».

Но народ уже не верил ему, предпочитая идти за новой партией, появившейся в 1881 году, — партией радикалов.

Идея создания такой партии возникла у великого сербского революционного демократа Светозара Марковича. Он умер в 1875 году, но еще задолго до своей смерти писал друзьям: «По моему мнению, надо организовать радикальную партию, и тогда начнется борьба против всего, что устарело… Организовать партию, которая бы опиралась не на какие-нибудь монархические имена, а на народ и его интересы. Пусть в этой партии будет пять человек (если больше не найдется), но пусть она будет партией с самого начала… и будущее за ней».

Светозар Маркович был внуком разбойника-хайдука и сыном полицейского. В юности он входил в «Омладину» и исповедовал идеи национальной самостоятельности. Как и многих других сербов, для получения высшего технического образования его послали в Петербург. Здесь вместе с молодым офицером Саввой Груичем он зачитывался статьями Добролюбова, Писарева и Чернышевского, с восторгом посещал собрания молодых нигилистов. В Сербию он возвратился овеянный идеями «разумного эгоизма», и своим острым пером, по словам знаменитого сербского критика Скерлича, «с разрушительной беззаботностью молодого человека начал бить по идеализму в философии, по романтической сентиментальности в литературе, по пустой и велеречивой „эстетике“, проповедуя истину, трезвость, необходимость серьезной работы без фраз, требуя создания живой, реальной, „прикладной“, „обличительной“, боевой литературы…».

Светозар ставит в пример русских реалистов. Призывает молодую интеллигенцию «идти в народ». В 1869 году, перебравшись в Швейцарию, он зачитывается Луи Кланом, Лассалем, Прудоном, Бакуниным и, разумеется, Марксом и Энгельсом.

Вместе с ним наблюдает за полемикой Маркса и Бакунина молодой студент-архитектор Никола Пашич. Однажды в Цюрихе Бакунин сказал:

— Из всех молодых людей, которых я вижу здесь, наверное, только молчаливый Пашич сыграет большую политическую роль у себя на родине.

Бакунин оказался пророком.

Три молодых человека стояли у колыбели радикальной партии — Никола Пашич, Савва Груич и Пера Тодорович. Они подхватили идеи рано умершего Светозара Марковича.

Пера Тодорович был сыном богатого торговца. Все свое наследство он истратил на создание газеты «Самоуправа» («Самоуправление»), ставшей рупором новой партии. Блестящий журналист, пров ванный впоследствии «сербским Жирарденом», он писал преядовитейшие памфлеты, разоблачая австрофильскую политику Милана, Офицер Савва Груич вел пропаганду в армии.

Но подлинным создателем партии стал Никола Пашич. Он оказался прирожденным организатором, хотя говорил лишь намеками, а то и вовсе молчал. После возвращения из Швейцарии он только раз попробовал применить свои познания в архитектуре. В его родном городе Заечаре гордившиеся Пашичем земляки поручили ему построить двухэтажную больницу. Когда здание почти возвели, рабочие обнаружили, что в чертежах Пашича не предусмотрены лестницы. После этого он навсегда посвятил себя политике.

Первая программа радикалов была проста. Они выступили за уменьшение числа налогов, за рассредоточение власти, за расширение прав местного самоуправления и народных представителей, за освобождение всех сербов из-под власти турок и австрийцев и создание Великой Сербии, за тесный союз с матерью-Россией.

Буквально за год партия стала одной из сильнейших в стране. В нее вступали те, кто больше других общался с простым народом, — учителя и священники. Голоса крестьян были обеспечены, и после ближайших выборов радикальные депутаты появились на трибуне скупщины. Радикальные журналисты во главе с Перой Тодоровичем, разоблачая королевскую политику, не стеснялись в выражениях.

По сербской конституции 1869 года личность короля была неприкосновенна и неответственна, и в то же время провозглашалась свобода печати. В выступлениях депутатов при обсуждении проекта конституции встречается интересное соображение: зло можно сотворить и пером и рукой, но ведь не связывают же руки всем людям подряд во избежание возможного преступления.

Объявив себя в 1882 году королем, Милан и его напредняцкое правительство решили сделать так, чтобы личность короля и в самом деле была неприкосновенна и неответственна. Ровно через двадцать дней после коронации был обнародован закон о печати. Этот закон долго потом опустошал ряды сербских журналистов и литераторов, знакомя их с распорядком в королевских тюрьмах. Поскольку мы еще будем встречаться с толкованием этого закона применительно к деяниям Бранислава Нушича, познакомимся с ним.

Начинался он хорошо. Всякий серб имел право высказывать свои мысли устно или письменно. Всякий совершеннолетний гражданин мог открыть типографию, книжный магазин или основать периодическое издание. Далее надо было известить об этом полицию. Никакое сочинение или повременное издание не могло быть задержано полицией… за исключением тех случаев, когда в них встречались выражения, оскорбительные для короля, королевы, наследника и королевского дома, или призыв граждан к поднятию оружия для ниспровержения существовавшего порядка правления.

Вот тут уж к суду привлекались: 1) автор, 2) ответственный редактор, если автор был вне досягаемости, 3) собственник типографии, если неизвестен ни автор, ни редактор, и 4) тот, кто продает, распространяет или вывешивает на улице какое-нибудь печатное произведение, подлежащее каре закона, если не известны ни автор, ни редактор, ни типография. А кара была весьма существенная — каторжные работы до десяти лет.

Много лет спустя, познакомившись не с одним законом о печати и пройдя не одно судебное чистилище, Бранислав Нушич напишет в повести «Божественная комедия» о попытке издания газеты в раю:

«Ах, это было полезное чтение. Можете представить себе, каков был этот номер, если полиция сразу же запретила его, и в тот же день вышел закон о свободной печати, в котором было всего две статьи:

Ст. 1. Печать в раю совершенно свободна.

Ст. 2. Никто в раю не имеет права издавать газет».

Борьба радикалов с самовластьем и бюрократией захватила и Нушича. Более того, ученик седьмого класса «реалки» стал участником крупнейшей противоправительственной демонстрации, состоявшейся 28 апреля 1882 года, тотчас после помпезной поездки по стране новоиспеченного короля Милана Обреновича.

Демонстрация была организована белградскими студентами и школьниками по поводу постановки на сцене Королевского Народного театра комедии французского драматурга Викторьена Сарду «Рабагас». Это довольно слабая пьеска, высмеивавшая политических карьеристов и выставлявшая в выгодном свете героя-монарха. Французская печать характеризовала комедию как «покушение на достоинство литературы». Считалось, что это памфлет на деятелей типа Гамбетты. Пьеса ставилась по предложению известного в сербской истории напредняцкого журналиста и государственного деятеля доктора Владана Джорджевича, которого оппозиционные газеты того времени называли «доктор Красный нос». Его близкий друг Коста Христич не только перевел, но и внес в сербский текст множество выпадов против деятелей радикальной оппозиции в Сербии.