Девочка моя ненаглядная - Елена Харькова

Варя тихо вошла в квартиру. Но в коридоре сразу появилась рассерженная мать.

– Варвара, ты почему так поздно? Уже одиннадцать часов! Ты где была? – гневным тоном спросила она.

– Гуляла, – Варя виновато опустила голову.

– Это что за прогулки такие по ночам? И чья это на тебе куртка? Ты соображаешь, что творишь? Отвечай, где была и с кем? – закричала Татьяна Ивановна.

На крик в коридор вышел отец.

– Чего ты на неё разоралась? Девочка уже взрослая. Пусть гуляет, пока молодая, – рявкнул он на жену, а потом ласково посмотрел на Варю. – С тобой всё нормально, дочка? Что-то ты какая-то бледненькая.

– Да, папа, всё хорошо.

– Вот и замечательно. Иди, отдыхай.

Варя быстро прошмыгнула в свою комнату.

– Петенька, нельзя так детей баловать. Мало ли что может с ней произойти, если она будет по ночам неизвестно с кем шастать, – покачала головой Татьяна Ивановна.

– Ничего с ней не будет. Меня все знают и побоятся мою дочку тронуть! – он примирительно чмокнул жену в щёку и похлопал её по попе. – Ну, ну, успокойся. Иди лучше разогрей ужин. А то наша Стрекоза нагулялась, наверняка сейчас голодная.

Варя зашла в свою комнату, скинула куртку на пол и устало плюхнулась в кресло. На душе у неё было очень гадко.

«Сама я виновата. Дура бесхарактерная! Вот зачем я села к нему в машину? Зачем позволила ему в первый же день знакомства себя целовать? Зачем??? Вот он и решил, что я падшая женщина. Какой позор! Я больше не смогу себя уважать. Что же мне теперь делать? Буду исправляться. Во-первых, я с Григорием отныне общаться не буду. Даже голову в его сторону не поверну! А во-вторых, целоваться я теперь ни с кем долго не имею права… Я ведь уже целованная! И должен год пройти, чтобы я очистилась от этих поцелуев! Да-да, целый год я больше никому себя не позволю целовать! И я опять стану высоконравственной девушкой. И все будут мной восхищаться. Да, так я и сделаю!»

В комнату заглянул Иннокентий.

– Как прогулочка? – поинтересовался он.

– Нормально, – буркнула Варя.

Ей сейчас меньше всего хотелось общаться с братом.

– А как тебе Григорий? – продолжал допытываться Иннокентий.

– Никак, – равнодушно пожала она плечами.

– О! А это что за куртка? Гришкина? Клёвая! – Иннокентий поднял с пола и с восторгом стал разглядывать и ощупывать куртку. – А зачем она тебе? Отдай её мне!

Он накинул куртку на себя.

– Не трогай! Это мой трофей! – возмутилась Варя. – Будет вместо шкуры убитого медведя у меня на полу лежать.

Варя выхватила куртку у брата и бросила её на пол перед кроватью.

– Хороший коврик? Вот какой у меня теперь коврик! Вот какой!

Девушка стала топтать куртку ногами, пританцовывая.

– Ты чего, сдурела?! – опешил Иннокентий, а потом вдруг пристально взглянул сестре в глаза. – Варька, у вас с Гришкой что-то произошло?

– Ничего не произошло. И вообще, это не твоё дело. Уходи, я спать хочу.

– Да не бойся ты сказать. Если даже произошло – так это здорово! Нам не помешает породниться с Григорием.

– Я же сказала: ничего не произошло! – прорычала сестра. – А с этим Гришкой вы никогда не породнитесь, ясно? Даже не мечтайте! Он мне омерзителен. Я ему сказала, чтобы больше он не смел мне на глаза показываться! Вот так! Понял? А теперь проваливай из моей комнаты! Я спать ложусь.

– Ну и дура ты, Варька. Такого мужика упустила…. Хотя ты Григорию не особо-то интересна. У него и пошикарнее девочки есть! – подколол он сестру.

– Что?! Да если я захочу, твой Гришка будет вместо этой куртки в моих ногах валяться! – высокомерно заявила Варька просто из чувства протеста.

– Ну ты и загнула! Чтоб Григорий перед тобой унизился – такому не бывать! – скривился Иннокентий.

Но Варя уже вошла в азарт.

– Спорим, он будет за мной как мальчишка бегать?

– Спорим! – тут же согласился брат. – На эту куртку. Если проиграешь – отдашь её мне.

– А если ты проиграешь, то при всех наших друзьях скажешь, что ты болван и напыщенный индюк! Ну что, по рукам?

– По рукам! Даю тебе месяц.

Они хлопнули руками. Иннокентий довольный вышел из комнаты и закрыл дверь.

«Вот дурочка! – ухмыльнулся он. – Она ещё не знает, с кем связалась. Этот Гришка ей, как курёнку, шею свернёт».

А Варя только после его ухода вспомнила, что хотела стать высоконравственной девушкой и поклялась себе не общаться больше с Григорием.

«Ладно, вот заставлю Иннокентия при всех признаться, что он индюк и болван, а потом уже и своей нравственностью займусь… А пока я так этому Григорию голову заморочу, так его в себя влюблю, что он на коленях будет за мной ползать!!!»

И, как ни странно, Варя поймала себя на мысли, что это любовное приключение обрадовало её гораздо больше, чем перспектива целый год ни с кем не целоваться.

Учительница монотонным голосом рассказывала о темах завтрашнего годового сочинения. Весь класс прилежно вслушивался в её речь, пытаясь запомнить последние наставления. И только Варе было неинтересно слушать про «молчаливый протест Катерины из драмы Островского «Гроза». Её больше волновали события собственной жизни, которыми надо было немедленно поделиться с подружкой Зинкой.

– Ну и вот, а потом он повёз меня в ресторан! – с воодушевлением шептала Варя.

– Ух ты! – завистливо округлила глаза Зинка. – А как там, в ресторане? Клёво, да?

– О! Тебе обязательно надо там побывать. Там всё так шикарно! Зал такой большой, с огромными хрустальными люстрами на потолке, с круглыми столами, накрытыми белыми скатертями, с пальмами в больших кадках. А потолки все разрисованы! Ага! Задираешь голову и вдруг видишь там орнамент из цветов! Так красиво! А официанты, представляешь, на одной руке носят такие большие подносы, уставленные тарелками! И не роняют! Прямо как циркачи!

– Здорово! – кивнула Зинка.

– И там было всё по-взрослому, – продолжала хвастаться Варя. – Григорий за мной ухаживал как за взрослой женщиной! Да-да! Он когда заказывал еду официанту, даже назвал меня своей дамой! Представляешь? Я – дама! Так непривычно! Ой, а сколько он вкусного назаказывал! Нам весь стол заставили! Он заплатил, наверное, бешеные деньги! А ещё мы пили коньяк!

– Ты пила коньяк?!! По-настоящему? – округлила глаза Зина.

– Конечно! Вообще-то мне он заказал вино, но я захотела попробовать коньяк. И Григорий мне налил, – с гордостью сообщила Варя.

– Ну и как? Вкусно?

– Ой, Зинка, я смогла сделать только маленький глоточек. Коньяк такой жгучий! И такой горький! Фу-у-у!

Девчонки засмеялись.

– Зябликова, что такого смешного в драме «Гроза»? – нахмурила брови учительница. – Поделись с нами, мы тоже хотим посмеяться.

Щёки и уши Зины мгновенно стали пунцовыми. Она поднялась со стула, виновато опустив голову.

– Ну? Что молчишь? – настаивала Клавдия Петровна. – Хорошо, тогда пусть Самохвалова нас посмешит. Расскажи нам, Варя, что ты собираешься писать завтра в сочинении?

Варя встала и легкомысленно улыбнулась.

– Напишу что-нибудь.

– За «что-нибудь» выше тройки не получишь! – пригрозила учительница.

– Ну и пусть будет тройка, – продолжала улыбаться девушка.

Разве могут быть переживания из-за каких-то оценок, когда в душе цветут сады и поют птицы, когда хочется смеяться, влюблять в себя да и самой влюбляться?

Но учительница совсем не одобряла легкомысленного настроения девушки.

– Вот как? Это же годовое сочинение! От этой оценки зависит твой балл по литературе. И тебе не жалко портить свой хороший аттестат?! Это осложнит твоё поступление в институт. Кстати, Варвара, куда ты собираешься поступать?

– Никуда, – равнодушно ответила Варя.

– Ты не продолжишь учёбу?! – удивилась Клавдия Петровна. – Неужели ты сразу после школы решила пойти работать? Что ж, тоже похвально. Нашей стране нужны рабочие руки. И в какой отрасли нашего народного хозяйства ты, Самохвалова, будешь трудиться?

– Пока не знаю, – пожала плечами Варя.

На самом деле Варя хотела куда-нибудь пойти учиться, как большинство её одноклассников, но отец был твёрдо убеждён, что женщинам учёба только портит мозги. Поэтому все её робкие попытки завести разговор о поступлении в институт заканчивались криком отца: «Сдалась тебе эта учёба! Пять лет зубрить всякую ересь, чтобы потом вкалывать в какой-нибудь задрипанной конторе за копейки?! Глупость! Сиди лучше пока дома, гуляй, веселись. Пару годиков отдохнёшь, а потом я тебя пристрою на какую-нибудь непыльную работёнку». Варе пришлось подчиниться, что, впрочем, её несильно огорчало.

– Она будет работать женой! – на весь класс провозгласил Иннокентий.

– Женой?! – опешила Клавдия Петровна. – Это что за профессия такая? Быть женой – это почётное призвание женщины. Но, кроме этого, в наш передовой век каждая женщина обязана вносить свой посильный вклад в дело строительства социализма! Это её гражданский долг! А те, кто увиливает от работы на благо общества, называются тунеядцами!