Всем сестрам по серьгам - Инна Туголукова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черемушкин двинулся вдоль снежной кромки, высматривая в пестром калейдоскопе конькобежцев своих девчонок, неловко оступился и упал, рухнул всеми своими девяноста пятью килограммами. Он сразу понял, что сломал лодыжку, а вернее, две: латеральную малоберцовой кости и медиальную большеберцовой, если уж изъясняться строго по-научному.
Никто на корчащегося в снегу мужика внимания не обратил, на помощь не бросился, и Черемушкин, страстно матерясь, пополз к ближайшему от катка кафе. Здесь Олег Иваныч попросил телефон и позвонил в родное отделение дежурному Семенову, а кому же еще?
— Сашка, — сказал он, вытирая платком вспотевший лоб, — я лодыжку сломал. Бери машину…
— Ты дома?
— В Серебряном Бору, в кафе возле катка.
— Еду.
Семенов выскочил во двор, рванул с места новенькую «десятку» и помчался на выручку, но дальше стоянки его не пустили, несмотря на белый халат, объяснения и даже деньги.
— Вызывайте «скорую помощь», — монотонно твердил бесстрастный охранник.
Семенов, кляня его в душе последними словами, припарковался, вылез из машины, гневно хлопнул дверцей, поскользнулся, упал и тоже сразу понял, что сломал голень (как потом выяснилось, перелом оказался не простой, а винтообразный — высшей степени сложности).
— Вызывай «скорую», придурок, мать твою за ногу! — заорал он срывающимся от дикой боли голосом. — Скажи, Семенов из шестьдесят седьмой «травмы»…
«Скорая» приехала быстро, обоих страдальцев привезли в родное отделение и положили рядом в одной палате. Через час прибыл разъяренный Викентий и, как по тревоге, весь прочий персонал в полном составе.
Это уж потом над происшествием потешалась вся больница, а пока могильную тишину отделения сотрясал лишь неистовый рык заведующего. Он, конечно, и прежде не лез за словом в карман, но на сей раз превзошел самое себя. Впрочем, понять Викентия Палыча было не так уж сложно: оба хирурга выбыли из строя в самый разгар травматического сезона, и он остался один на один с не оскудевающим потоком страждущих и жаждущих подмоги. А ведь никто сей поток в другое русло не направит и отделение не закроет не то что полностью, даже частично. Так что придется переходить на военное положение, и прости-прощай относительно нормальная человеческая жизнь. А все из-за этих двух дуболомов! Черт бы их всех побрал, вместе взятых!
Поздним вечером Викентий пришел в палату Шестакова, сел на стул, привалившись к стене натруженной за две операции спиной, уронил на колени большие тяжелые руки.
— Ну что, не всех еще разогнал? — усмехнулся Андрей.
— Да-а, — вяло отмахнулся Викентий.
— Ты че разбушевался-то?
— Че-че, — передразнил тот. — Хрен через плечо.
— Понятно.
— Да ничего тебе не понятно! Понятно ему…
— Ну так объясни по-человечески!
— Да не вовремя все это случилось. Некстати.
— Это всегда некстати. Разве несчастье предугадаешь? — философски заметил Шестаков. — А вот спровоцировать можно.
— Можно, — согласился Викентий и посмотрел задумчиво, словно размышляя, стоит ли делиться с приятелем своими проблемами.
— Ну, давай, давай рассказывай, — поторопил Андрей. — Что там у тебя приключилось?
— Нет! — принял решение Викентий Палыч и даже хлопнул ладонями по коленям, будто точку поставил. — Завтра поговорим. Устал…
И кто знает, как бы могла устроиться дальнейшая жизнь очень многих людей, не отложи он этот не обязательный в общем-то разговор на завтра. Но он его отложил, и случилось то, что случилось.
7
Этот день Алена запомнила во всех подробностях: каждое слово, каждый взгляд — все, до последней детали.
Будильник отвратительно запиликал, она прихлопнула его как назойливую муху и тут же снова заснула. Имела право — накануне вечером позвонил Викентий Палыч, попросил сегодня отработать сутки. Значит, можно прийти попозже. Но поспать, увы, не удалось.
— Дочка, — заглянула в комнату Валя, — отведешь Сашеньку в садик?
— Конечно, — сказала Алена и даже вздохнуть себе не позволила. — Конечно, отведу.
Она растолкала сладко посапывающую Мими, и та в отместку первая залетела в ванную и засела там насмерть.
— Сашенька, — позвала Алена. — Иди, я тебя умою.
Тот вышел в коридор с умильной ангельской улыбкой и незамедлительно пнул мирно спящую Фису. Кошка подпрыгнула как ошпаренная и спряталась под диван.
— Сашенька! — огорчилась Алена. — Зачем ты обижаешь кошку? Разве можно бить животных? Разве тебя когда-нибудь били?
— А разве он животное? — осведомилась из ванной Мими.
— Били, — набычился Сашенька.
— Кто это тебя бил?!
— Ты! — уличил племянник.
— Я?! — изумилась Алена. — Когда это я тебя била?!
— Ты била меня ротом, — сообщил Сашенька и поднял полные укора небесно-голубые глаза.
— Я тебя не била, а ругала за то, что ты рисовал на обоях. Зачем ты рисовал на обоях? У тебя же есть альбомчик.
— Так красивше, — снисходительно пояснил юный художник.
Он был очень славный — беленький, смешливый, такой родной, теплый человечек. В свои два с половиной года Сашенька тянул на все четыре. Видимо, неведомый юрист был настоящим богатырем.
…Они не прошли еще и половины пути до детского сада, а сил уже не осталось.
— Сашенька, — предложила Алена, — давай пойдем за ручку? Все люди скажут: «Вот какой хороший мальчик — маленький, а шагает своими ножками».
— Не-ет! — отказался хитрец. — Так лучше. Все люди скажут: «Вот какая хорошая мама — несет на ручках своего маленького мальчика!»
— Я твоя тетя, — поправила Алена. — А мама — Наташа.
— Нет! — крикнул Сашенька. — Ты! Ты моя мама! — И приготовился заплакать…
Потом Алена вернулась домой, они завтракали, и Мими, уплетая овсяную кашу, смешно рассказывала, как Сашка Семин упал с парты на уроке литературы.
На работе Алена первым делом навестила Семенова с Черемушкиным и привычно закрутилась в хороводе больничных будней, а пробегая мимо отдельной палаты, даже головы в ее сторону не поворачивала. Этот тип оказался еще хуже, чем она о нем думала! Нажаловался на нее заведующему! А что она такого сделала? Не позволила вытирать о себя ноги? И что он, интересно, наплел, что Викентий так возбудился и даже к палате не велел подходить на пушечный выстрел? Да ради Бога! Не очень-то и хотелось…
Алена домывала в перевязочной пол, когда туда ворвалась возбужденная Ольга.
— Я ее по всему отделению с собаками ищу, а она тут горбатится! Бросай свои тряпки!
— А что случилось-то? Пожар?
— Вероника приехала!