Only Two of Us (СИ) - Grey Izolda
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Книгами, значит… — протянула Джинни, и Грейнджер выпрямилась в кресле, почувствовав, что разговор постепенно перетекает в своеобразный допрос. — Знаешь, Гермиона, в последнее время ты выглядишь необычайно довольной, расслабленной. Пропадаешь невесть где до поздней ночи, красишь губы и… пахнешь мужчиной.
Гермиона поперхнулась чаем, а заинтересованные искорки в глазах подруги сверкнули ярче прежнего.
— Кто этот счастливчик? — спросил она, смотря прямо и неотрывно, будто пыталась заглянуть в саму душу. — И почему скрываешь его от меня?
Она обиженно насупилась, из-за чего Гермиона сразу же испытала острый укол вины. До всего этого «наваждения» Джинни всегда была рядом, готовая поддержать, утешить, пусть и приходилось ради этого поливать дерьмом собственного брата вместе с его недалекой избранницей с идеально прямыми волосами.
Джинни заслуживала правды, только вот…
— Понимаешь, дело в личности моего… — Гермиона нервно прикусила нижнюю губу, прежде чем выдавить: — счастливчика.
Уизли заинтригованно улыбнулась.
— Кормак? Дин? Симус? — перечисляла она на пальцах весь Хогвартс. — Хм… Невилл? Ах да, он же встречается с Полумной… Колин? Нет?.. Мистер Счастливчик вообще из нашего факультета?
— Не совсем.
— Энтони? Тедди? Кевин?.. Или… — она неожиданно замолкла, прежде чем зловещим, мрачным шепотом произнести: — Слизеринец?
— Возможно, — уклончиво ответила Гермиона, посматривая в сторону.
— Послушай, ты достаточно взрослая для того, чтобы встречаться, с кем хочешь, — легкомысленно отмахнулась Уизли. — Если это, конечно, не Гарри. Это ведь не Гарри? — на всякий случай уточнила она.
— Скажем так, это человек, который ему никогда не нравился.
— Волан-де-Морт?
— Джинни…
— Прости, ты заставила меня нервничать, а я всегда говорю глупости, когда нервничаю.
Она скептично вздохнула и откинулась на спинку кресла, но Гермиона могла поклясться, что слышит, как подруга продолжает перебирать в голове имена всех слизеринцев, и подозревала: правильный ответ там числится под самым последним номером.
— Это Малфой, — на одном дыхании выпалила она, точно пластырь сорвала с раны. Затем зачем-то уточнила: — Драко Малфой.
И комнату стянула неловкая тишина. Впрочем, ненадолго.
— Ох, так и знала…
— О чем это ты?
— Просто предположила наихудший вариант и умножила на бесконечность, — Джинни обреченно вздохнула, пожала плечами, словно смиряясь с неизбежным. — Сейчас я принесу нам огневиски, а после ты мне все расскажешь. — Она строго прищурилась. — Детально.
Спорить Гермиона не стала.
И спустя несколько минут, когда они перебрались в ее комнату, рассказала о случившемся в рождественские каникулы, а также то, что последовало после. До этого Гермиона не подозревала, насколько тяжелыми могут быть секреты, но теперь, расставшись с одним, не могла остановиться. Благодаря чему рассказ ее занял почти час, в ходе которого Джинни пришлось опустошить не один бокал.
Поэтому было крайне обидно в конце длинного откровенного монолога услышать неинформативное:
— Ты и Драко Малфой…
— Верно, — кивнула Гермиона, стараясь распознать настроение подруги. — Мы выяснили это еще час назад.
— Твоя Амортенция пахнет чертовым Драко Малфоем, — трагично заключила Джинни, но, заметив рвущийся протест, бодрее добавила: — Не могу не признать, за последний год этот засранец стал весьма привлекательным. Я бы даже сказала… — она поморщилась, заставив себя произнести: — сексуальным. Не то чтобы это меняло очевидный, всеми признанный факт того, что он самая известная задница в Хогвартсе, но… Дело ведь не только в этом?
Гермиона задумалась, старательно выискивая нужные слова, затем ответила:
— Понимаешь, Малфой похож на книгу с особо запутанными и неизученными рунами. Большую часть времени он выводит меня из себя, сбивает с толку, но если разобраться… У нас оказалось больше общего, чем можно предположить. Мне нравится проводить с ним время, спорить о разном, обсуждать книги… — она запнулась, заметив, что Джинни закатила глаза, но, проглотив обиду, продолжила: — Нам обоим было одиноко в Рождество, и поначалу я думала, что дело лишь в этом, а после каникул случившееся не будет иметь значения. Только вот когда я его увидела…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Она замолчала, припомнив, как он смотрел на нее в Хогвартс-экспрессе, а после — с противоположного конца Большого Зала. У нее перехватило дыхание, сжалось сердце, закружилась голова. Толпа вокруг исчезла, и они вновь остались одни в целом замке. Словно все остальное сжалось до размеров снежка и значило не больше растаявшего снега.
— Так почему вы скрываетесь?
Вопрос Джинни застал ее врасплох. И когда Гермиона постаралась ответить, хоть самой себе, поняла, что не может.
Все случилось само собой. Она помнила, как шагала рядом с Драко на следующее утро после возвращения. Помнила также теплое чувство внутри, поразительную беззаботность. И не только собственную. Из-за того, как неожиданно и крепко он схватил ее за плечи, она обронила книгу. Малфой поднял учебник, виновато улыбнулся. Пальцы Гермионы почти коснулись его протянутой руки, когда на горизонте вдруг возникли посторонние. Вся та магия разлетелась на осколки, обратилась в пыль под их ногами, потому что ухмылка на его лице имела эффект отрезвляющего контрзаклинания. Как и то, что, возвращая книгу, он холодно бросил: «Поаккуратнее, Грейнджер».
И она подыграла. Не только в тот раз. Далеко не только в тот раз…
***
Характеризуя отношения с Драко Малфоем в своей голове, Грейнджер неизменно представляла ежедневное катание на американских горках во время масштабного землетрясения. Если, конечно, можно назвать отношениями то, что происходило между ними вот уже месяц. Сама Гермиона больше склонялась к слову «безумие». Или «наваждение». Найти достаточно точное определение порой было весьма и весьма затруднительно.
Все ее одинокие часы спокойствия, все свободное время, что она обычно проводила в библиотеке, превратились в нескончаемую игру в прятки. А иногда — в откровенную погоню.
Гермиона чувствовала себя героиней шпионских фильмов, заведя глупую привычку озираться по сторонам, словно за ней постоянно следили. Что являлось не таким уж большим преувеличением, ведь в проклятом замке невозможно найти хоть какое-то подобие укрытия. Даже в комнате Драко, куда то и дело ломились его слизеринские приятели, отпускающие неуместные шуточки насчет противоположного пола, квиддича и докучливых профессоров.
Еще вчера она уговорила Малфоя выбираться через окно высокой гриффиндорской башни, а все потому, что кто-то настойчиво стучался в дверь. А неделю назад и вовсе заставила прятаться под кроватью и выслушивать, как Джинни подробно описывает волшебные каникулы, проведенные с Гарри в доме его покойных родителей.
До этого Гермиона не замечала за собой особого актерского мастерства, но, как выяснилось, напрасно. Разыгрывать ненависть рядом с Малфоем, когда поблизости появлялся посторонний, с каждый разом получалось все лучше. Хотя, возможно, причина крылась в давних привычках. Их публичные препирательства и раньше разносились по коридорам громкими криками и обоюдными оскорблениями. Теперь же казалось, будто древние стены трещали, разрывались от их ссор, а всякий, кто оказывался поблизости, испуганно ускользал подальше.
Только вот никто не знал: после, наедине, следовало не менее пылкое примирение. Пропорциональное тому, насколько горячей выходила фальшивая ссора.
Точно. Наваждение. Не иначе.
Тот факт, что Драко добровольно развешивал вместе с ней украшения, тоже был замаскирован идеально сыгранным презрением на его губах. И только Грейнджер давалось разглядеть, как его серые глаза выпытывали у нее обещание скорой благодарности. Которое она с готовностью передавала через заговорщический прищур, незаметно касаясь Малфоя при любом удобном случае.
И несколькими часами ранее подобный расклад не казался проблемой. Напротив. Гермиона еще никогда не чувствовала себя такой живой и довольной. Целый месяц она не думала, не анализировала, не взвешивала каждый шаг. Так почему, стоило рассказать о происходящем вслух, все сразу трансфигурировалось в проблему? Почему ее волнуют глупые определения и сомнения именно сейчас, перед дурацким праздником? И почему, черт возьми, ей так хочется задушить Дафну Гринграсс?