Изверг Род - Гилберт Соррентино
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец Рода с невозмутимой и почти элегантной решимостью человека, не знающего, что наверняка проиграет, обходит строгие законы, правящие неудачниками и искусством проигрыша. Зажигалка грохочет по скату. Потом вниз, наружу и прямо в руки отцу. Род хватает его за руку, смотрит в потное, восторженное лицо. Господи Иисусе, Иисусе, господи Иисусе! Отец вручает зажигалку Роду и обнимает его за плечи. Они заходят к Натану, Род ест сосиски, а отец выпивает несколько кружек пива. Два сияющих дурака.
Едва Род входит вечером в квартиру с блистательной зажигалкой в вытянутой руке, чтобы все рассмотрели, с той самой минуты, когда он совершает невероятную ошибку, рассказав об отцовской ловкости, зажигалка, подарок дедушке, больше физически не существует.
Ее ставят на столик в столовой, тот, что возле кресла Морриса, в котором бабуля частенько сидит, небрежно перекинув ногу через подлокотник, глупо и внезапно выставляя напоказ свои телеса. Зажигалке необходимы кремень и бензин. Они ей всегда будут необходимы. Первый месяц зловещего и бесполезного пребывания зажигалки в доме Род лениво крутит колесико, отвинчивает крышечку на дне, разглядывает сухой чистый хлопковый фитиль и подкидывает на ладони гладкий, тяжелый, блестящий хромовый корпус. Проделывая все это, механические жесты, которые с каждым днем все более безысходны, печальны и нереальны, Род начинает понимать, что зажигалки на самом деле не существует. Он спрашивает дедушку, когда тот заправит зажигалку. Дедушка тогда сможет ею пользоваться. У дедушки затравленный вид, он отвечает, что зажигалка может взорваться в руке. С дешевыми зажигалками нужно поосторожнее.
И зажигалка стоит на столе, мать добросовестно, однако с отвращением стирает с нее пыль.
Предательство. Зажигалка напоминает о непростительном предательстве Рода. Во сне он видит, как из зажигалки вырывается молния — гигантские языки пламени с ревом пожирают квартиру, все сжигая дотла.
Пятнадцать
Бабуля никогда не ходит на мессу. Пугается, чуя холодный мраморный запах церкви и застарелый ладан, при виде священников и алтарных служек паникует. Тем не менее она всегда участвует в подготовке Рода к походу в церковь.
На коленке синих саржевых штанов Рода красуется дырка, еще не зашитая матерью. За порчу штанов Род уже схлопотал одну легкую пощечину от матери и несколько серьезных ударов деревянной вешалкой по заднице от бабули. Он считает, они деньги печатают. Теперь в этих штанах ему нельзя показываться на людях в воскресенье, говорит бабуля, и мать с ней соглашается. Будто оборванец, живущий на пособие. Поэтому Роду велят надеть синие саржевые шорты и длинные белые хлопчатобумажные чулки. Род такой наряд ненавидит. Длинные чулки носит только малышня — пацанята в детском саду — и девчонки, — чулки, которые держатся на унизительных подвязках, вшитых в шорты. Род говорит, что может надеть обычные носки и наденет обычные носки. Он не малолетка и не девчонка.
Мать пару раз шлепает его по голове той секцией «Ньюс», где картинки, а бабуля резко тычет пальцем в ребра, дабы убедить, что Род жестоко ошибается. Бабуля говорит, что ничего не имеет против, если он помрет от простуды, но кому придется везти его в больницу и платить по счетам? Кому? То-то же!
Если на улице встретится Фредо, он из Рода котлету сделает.
Род говорит, что бело-синий полосатый галстук слишком тугой и душит. Может, Род просто наденет красную бабочку, которую мистер Свенсен на Рождество подарил? Род ослабляет узел галстука, усердно кашляя и задыхаясь.
Мать без особой надежды бьет его по лицу, а потом, еще раз, тыльной стороной ладони по другой щеке. Бабуля удовлетворенно кивает и щиплет Роду руку пониже локтя. Ногти расцарапывают кожу до крови, совсем чуть-чуть. Бабуля говорит, что красный галстук — верный признак, если кто еще сомневался, что у мистера Свенсена мозги в заднице, как у любого шведа. Каждый знает, что все они вечно пьяные ходят. Мать прибавляет, что красные галстуки носят коммунисты.
Если на улице встретится Фредо, он, ей-богу, выпустит из Рода кишки.
Род говорит, что терпеть не может эту зеленую липкую дрянь, от которой волосы жесткие и сальные, а потом от них духами несет. Он решил просто смочить волосы водой, и все — просто чуть-чуть намочить волосы водой.
Мать хватает Рода за волосы и льет ему на голову зеленый, цвета лайма сироп, затем расчесывает путаницу и колтуны в блестящий рыжий шлем, а бабуля тем временем затягивает галстук потуже и говорит, что, когда Род придет домой, пусть галстук лучше так и остается, иначе Род пожалеет, что на свет родился.
Если на улице встретится Фредо, он стукнет Роду по голове крышкой от мусорного бака.
Род выходит из дома, заворачивает за угол и быстро шагает в парк. В парке он тут же сворачивает с безлюдной дорожки и идет по траве к зарослям. Он опасливо озирается и прячется в кусты. Стаскивает галстук, не развязывая, складывает и убирает в карман куртки, отстегивает чулки и скатывает их до лодыжек, снимает и надевает вязаную шапочку раз пять или шесть, пока ломкие волосы слегка не смягчаются. Затем возвращается на дорожку и идет до первого подземного перехода. Возле него вынимает незакрепленный булыжник, из ямки вытаскивает полпачки «Уингз» и коробок спичек, завернутые в клеенку, газету и оберточную бумагу. Ложится на сухую, холодную траву и закуривает. Он знает, что совершает смертный грех, пропуская мессу, и совершит еще один, не покаявшись в этом.
Чувствует он себя превосходно.
Грех! Грех!
Род выкуривает еще одну восхитительную на вкус сигарету, тщательно приводит в порядок тайник, прикрывает его камнем, поднимается в горку, минует редкую рощицу диких яблонь и оказывается на улице. Он вразвалочку обходит квартал, идет на бензоколонку проверить время, видит, что на часах без пяти десять. Идеально. Прячась за машиной, он надевает галстук, туго затягивая узел, расправляет и пристегивает чулки, проверяет волосы, чтобы на голове был естественный беспорядок. Все нормально.
Он входит в квартиру и чувствует запах жаркого из бараньей ноги. Бабуля выходит из кухни и внимательно разглядывает Рода с ног до головы, пока он идет по длинному коридору. Она преграждает ему путь в столовую, ее лицо гневно темнеет, наливается кровью, она смотрит ему в лицо, затем на ноги.
