Империя проклятых - Джей Кристофф

– Самое место для тебя.

– Да пошла ты.

– Какое жгучее остроумие, шевалье.

– Остроумие тратится впустую на безмозглых, мадемуазель. Итак, нам есть где побывать, и ни одно из этих мест точно не здесь. Так что надевай свои сапоги, пока мои не добрались до твоей задницы.

Она усмехнулась, похлопав себя по заду.

– Для пинка тебе придется сначала поймать ее, старичок.

Диор Лашанс была девчонкой, которой пришлось выживать на улицах с одиннадцати лет, и эти годы наделили ее острым как бритва прагматизмом, непристойным остроумием, храбростью, которая посрамила бы большинство известных мне воинов. Поэтому, хотя ее чуть не убил человек, которого она считала другом, я полагал, что какая-нибудь грубая шутка заставит ее прийти в себя. И поначалу она играла в эту игру, выкладываясь на полную. Но когда попыталась завязать шейный платок, я увидел, что пальцы у нее дрожат.

– Да ты замерзла, – солгал я, чтобы пощадить ее чувства, и подошел ближе. – Разреши-ка.

Она подняла подбородок, позволив собрать ткань у ее горла. Завязывая узел, я заметил, что Диор избегает моего взгляда.

– Наверное, мне повезло, что сестра Хлоя оставила мои вещи, да еще и аккуратно разложила, – пробормотала она. – Она едва ли подозревала, что я сюда вернусь.

– Да уж, просто удача. Или дьявол любит своих.

– Рада, что хоть кто-то присматривает за мной. Бог уж точно не будет после всего этого.

– Бог. – Усмехнувшись, я пригладил ее пепельные волосы. – Бог тебе не нужен. У тебя есть я.

Ее глаза наконец встретились с моими, а голос сорвался на едва слышный шепот:

– …Ты это всерьез?

Встретившись взглядом с девушкой, я увидел, как ее боль выплывает на поверхность, твердая и острая, как сталь. Да, такой она и была, Диор Лашанс. Но я понимал, что, несмотря на всю браваду, ей всего лишь шестнадцать. Ее швырнули головой вперед в этот мир, о котором она, возможно, и представления не имела. Все, к кому она хоть немного привязывалась, либо покинули ее, либо их у нее отняли. Ее доверие было нелегко заслужить, но она доверилась Хлое – только для того, чтобы в награду ей приставили нож к горлу… И теперь я видел: предательство ранило ее глубже, чем я предполагал сначала.

– Всерьез, – ответил я, заглядывая ей в глаза. – Клянусь кровью. Не знаю, куда приведет нас этот путь, девочка. Но я пойду по нему вместе с тобой, какая бы судьба нас ни ждала. И если сам Бог решит разлучить нас, если весь Несметный Легион встанет у меня на пути, я все равно найду дорогу назад даже с берегов бездны, чтобы сражаться на твоей стороне. Я не покину тебя, Диор.

Наклонившись, я сжал ее руки настолько крепко, насколько осмелился.

– Я тебя никогда не покину.

Она боролась со слезами еще мгновение, опустив волосы на глаза и натянув на себя бахвальскую броню, которую научилась носить с детства… Семеро Мучеников, она же еще совсем ребенок. И кем, черт возьми, я вообразил ее? Но как бы она ни боролась с собой, печаль вырвалась на свободу, кровь, засохшая коркой на лице, пошла трещинками, а само лицо сморщилось. По щекам потекли слезы, и тогда она опустила голову и зарычала:

– Чертова трусиха…

– Ты ж моя Дева-Матерь! Девочка, трусихой тебя можно назвать с большой натяжкой.

Я неловко потянулся к ней, и, когда моя рука коснулась ее плеча, она громко зарыдала, обхватив меня. Я застыл на мгновение, парализованный, но в конце концов обнял ее покрепче и держал, прижав к себе, пока она плакала. Все ее тело сотрясалось от рыданий, и я качал ее взад-вперед, как качал когда-то собственную дочь – казалось, это было целую жизнь назад. Воспоминание остро кольнуло, как сломанный клинок, и при мысли о семье к горлу подкатил ком.

– Тише, тише, детка, – бормотал я. – Все будет хорошо, обещаю.

Она сильно шмыгнула носом, уткнувшись лицом мне в грудь, как будто хотела заглушить свой вопрос:

– Правильно ли… правильно ли мы поступили, Габи?

– Что ты имеешь в виду?

– Ритуал, – прошипела она. – Мертводень. Мы м-могли бы покончить с этим! Со всем этим!

У меня защемило в груди, и мои кровавые деяния в этом соборе давили тяжелым грузом. Я разрубил своих старых братьев на куски, чтобы спасти Диор, и, хотя мне было не жаль людей, которые собирались убить ребенка, я все же осознавал, что ритуал мог бы действительно сработать. С того момента, как я сделал этот выбор, каждое осиротевшее дитя, каждая убитая мать, каждое мгновение страданий под небом мертводня… Теперь в этом была частица и моей вины.

Моей. Но не ее.

– Теперь послушай меня. – Я отклонился, чтобы взглянуть ей в лицо. – Ты просто заткнула эту бутылку с дерьмом пробкой. Поняла? Выбор был только мой, и если за него придется платить, то неустойку заплачу я. – Я усмехнулся, пытаясь говорить более уверенно, чем я себя чувствовал. – В любом случае все Писания, хранившиеся в этом монастыре, – это по большей части свиная ерунда и собачья чушь. Селин сказала мне, что если я позволю Ордену убить тебя, все будет кончено.

– …Селин?

– Моя младшая сестра. Ты знаешь ее как Лиат.

Заплаканные глаза Диор широко распахнулись.

– Эта кровавая ведьма в маске? Да она пытается вцепиться в меня когтями с тех пор, как мы покинули Гахэх.

– И она же помогла нам сразиться с Дантоном и его выводком. Она не друг Вечного Короля.

– Итак, враг моего врага…

– Обычно просто еще один враг. – Я посмотрел на тусклый свет за окном. – Но она спасла мне жизнь. И помогла спасти твою. Мы должны хотя бы выслушать, что она скажет. Здесь нам оставаться небезопасно, Диор. Ты должна решить, каким путем нам идти дальше.

– Я? – Она моргнула. – Почему я?

– Потому что это твоя жизнь. Твоя судьба. Ты – Святой Грааль Сан-Мишона. Я буду рядом с тобой, всегда и везде. Но твоя дорога… она только твоя и больше ничья. Поэтому выбор за тобой.

Она фыркнула и тяжело сглотнула.

– А что, если я выберу не тот путь?

– Тогда мы заблудимся вместе.

Она посмотрела на меня, и я увидел, как в ее глазах разгорается прежняя искра.

– Перед нами лежит темный путь, – сказал я ей. – И трудно продолжать идти, когда не видишь земли под ногами. Но это и есть мужество. Воля. Желание продолжать идти во тьме. Верить, что она простирается лишь на расстоянии вытянутой руки, а не за миллион миль отсюда. И хотя кто-то может