Заложница любви - Оливия Уэдсли

Сара, вспоминая все это, почувствовала в душе прилив какой-то безрассудной ярости, потому что никогда, никогда больше она не услышит негодующих возгласов Коти по поводу того, что сапоги его не блестят надлежащим образом, или его веселого смеха, когда он бывает доволен цветом и блеском своих сапог. И в последнее время в особенности эти воспоминания часто являлись к ней, заслоняя солнечный свет и бросая тень на все грядущие дни.

Она быстро повернула лошадь и поехала домой. К своему удивлению, она увидала Гак, которая ожидала ее в прихожей.

Конечно, Сара прежде всего подумала о Коти.

– Его сиятельству не стало хуже? Он ничего не говорил? – спросила она, поворачиваясь к лифту.

– Нет, не в нем дело, – отвечала Гак каким-то агрессивным тоном и с гримасой на своем выразительном лице. – Это приехала миледи, представляете?.. Явилась в моторе, не более десяти минут тому назад, с целой грудой багажа и не знаю еще чего. Я была просто ошеломлена, скажу вам!

– Я сейчас иду, – сказала Сара. – Где она, Гак? В белых комнатах?

– Нет, мисс Сара. Я поместила ее в красных комнатах, – ответила Гак, устремив взгляд прямо перед собой.

Сара почувствовала, что ее губы невольно вздрогнули. Она быстро повернулась к лифту и нажала пуговку.

Ее мать сидела и наблюдала за горничной, настоящей француженкой, распаковывающей вещи. Подставив свою прекрасную, надушенную щеку Саре для поцелуя, она сказала:

– Можешь ты приютить на короткое время бездомную странницу, дорогая моя?

Между Сарой и ее матерью, до ее замужества с Коти, всегда существовала полная откровенность; поэтому Сара ответила ей по-английски:

– Пожалуйста, отошлите прочь вашу горничную, напоминающую театры варьете, мама, и расскажите мне толком, что, в сущности, случилось.

– Ах ты, неверующая! – весело засмеялась леди Диана. – Как будто мать, даже такого сорта, как я, не может случайно почувствовать желание видеть своего единственного ребенка без каких-либо низменных мотивов, лежащих в основе такого естественного побуждения.

Сара засмеялась, нагнулась к матери и поцеловала ее. Игривая горничная прошла через комнату в ботинках с чрезвычайно высокими каблуками, что давало возможность видеть ее очень тонкие, обутые в шелковые чулки, лодыжки, и, остановившись у двери, сказала по-французски:

– Ну, что прикажете, мадам?

Леди Диана как-то боязливо взглянула на нее и, сверкнув глазами, беспомощно потянулась за своим портсигаром. Он был сплетен из соломы, но в углу была ее монограмма, украшенная бриллиантами. Увидев, что портсигар пуст, она принялась искать другие папиросы, но, заметив наконец открытый ящик с папиросами своей дочери, она взяла оттуда папироску, закурила ее и, развалившись на софе среди множества разноцветных подушек, вздохнула с облегчением.

– Ах, все это проклятые деньги! – сказала она наконец, искусно выпуская изо рта колечки дыма. Ее большие красивые глаза были опущены и темные ресницы выделялись на ее белой коже. Губы у нее были полуоткрыты, и в общем она представляла очень привлекательную картину.

– Да, ты действительно прекрасно выглядишь, мама, – спокойно ответила Сара. – Но продолжай дальше.

– Ах, я так не могу. Я должна была остановиться в твоем доме, чтобы немного расслабиться, – возразила леди Диана. – Правда теперь вырвалась наружу. Ты знаешь уже худшее.

– Я знаю только, что с тобой, по обыкновению, что-то случилось, – с горечью заметила Сара.

Коти назначил прекрасную субсидию ее матери, когда женился на Саре, и затем два раза уплачивал ее долги. Когда он заболел, Сара несколько раз давала матери большие суммы и теперь отлично знала, что ей и впредь придется это делать.

Слегка пожимая плечами, она прошлась по комнате. Она была голодна, и это внезапно заставило ее устыдиться за недостаток гостеприимства.

– Ты, должно быть, голодна? – сказала она с сокрушением. – Я сейчас позвоню, чтобы подали завтрак.

– О, я уже сделала это, – возразила леди Диана, – но они чего-то медлят. Я думаю, это оттого, что в доме нет мужчины. Слуги очень распускаются, когда нет хозяина, разве ты не замечала этого? Не знаю, в чем дело, ведь женщины и вполовину не производят такой суматохи, как мужчины. Адам и Ева правы, я думаю… Кстати, скажи, как чувствует себя бедный дорогой Коти. Удивительно, как он держится… и, я думаю, еще продержится. Я пойду и взгляну на него сейчас же.

Сара густо покраснела.

– Пожалуйста, не надо, мама. Притом же Коти не принадлежит к числу предметов, которые выставляют на выставках.

– Но он мог бы быть выставлен, бедняга, хотя бы за всю ту пользу, которую он приносит тебе или кому-нибудь другому, – ответила задумчиво леди Диана.

Сара взглянула на нее. Она знала, что сердиться на мать было бы бесполезно, – она ничего не замечала; даже если бы ее дочь умерла, она едва ли обратила бы на это внимание. Для нее имело значение только то, что задевало ее чувство или ее благосостояние. Коти же не задевал ни того, ни другого, с тех пор как перед своим последним ударом он дал Саре полномочия распоряжаться его доходами, как она захочет.

– Во всяком случае, – продолжала леди Диана своим нежным голосом, слегка растягивая слова, – во всяком случае, я привезла сюда кое-кого, кто тебя может развлечь. Угадай, с кем я приехала на автомобиле? Мы неожиданно встретились на пароходе. Я вдруг увидела лимузин, дожидающийся в Булони, и… Шарля Кэртона.

Она наблюдала Сару с улыбкой в глазах. Сара только небрежно повторила это имя:

– Шарль? Вот удивительно!

– Я ему сказала все, конечно, – смело заявила леди Диана. – Ты знаешь, ведь он непременно хотел приехать сюда. Я сказала ему, что это бессмысленно, что ты вышла замуж и простила ему все и что он должен вести себя разумно, явиться с визитом и больше ничего.

– А что же он сказал? – спросила Сара. – Я не могу представить себе его, несмотря на твое живописное описание, каким-то кающимся грешником.

– О, он послал тебе записку, разве ты не знаешь? Это обычная вещь – и он явится сам, днем.

– К кому же он придет, к тебе или ко мне? – наивно спросила Сара.

– Формально – ко мне, а в действительности – к тебе. Ты – его прежняя любовь, которая сделалась прекрасной принцессой и ничего не потеряла в его глазах от такой перемены (если Шарль таков, каким я считаю его). Я уверена, что все мужчины таковы.

– А зачем он сюда приехал? – спросила Сара, рассматривая набалдашник своего хлыстика для верховой езды.

– Какое-то дело в суде, как мне кажется. Его деньги помещены здесь, как ты знаешь. Он ведь француз на самом деле, хотя об этом всегда забывается, так как, в сущности, он такой англичанин! Итак, он сюда приехал и останется здесь еще некоторое время. Это дело, связанное с завещанием его отца. Его увезла на квартиру его сестра Корнелия, по дороге в Пасси.