«Зверобои» против «Тигров». Самоходки, огонь! - Владимир Першанин

Вернулся на лошади комбат Ламков, вместе с ним прибежали двое наблюдателей и телефонист. Командир полка приказал готовиться открыть огонь прямой наводкой. Ездовые сбрасывали ящики со снарядами и очень торопились.

– Эй, вы, – крикнул Ламков. – Не вздумайте удрать!

– Нет, мы вон в том перелеске спрячемся.

Затем появились мотоциклисты. На большой скорости, стреляя из пулеметов, они сделали полукруг, определяя артиллерийские позиции. Взвод охранения ответил им огнем из карабинов. Залегла и открыла винтовочный огонь пехотная рота, отступающая более-менее организованно. Ахнула, пытаясь достать вражескую разведку, одна из гаубиц.

– Не стрелять! – кричали командиры, выполняя приказ комполка.

Возле гаубиц спешно рыли окопы группы красноармейцев. Бегство удалось остановить, на прямую наводку установили остатки батареи «сорокапяток», три пушки. Организовать оборону на новом месте толком не успели – появились танки.

Их было пять или шесть, и шли они быстро, стреляя на ходу из орудий. Одновременно вели огонь несколько минометов. Их сгрузили с бронетранспортеров, которые двигались за танками. Снаряды и мины рвались вокруг капониров. Гаубицы, а следом «сорокапятки» открыли огонь.

Удалось подбить один из бронетранспортеров, но танки шли вперед, словно заговоренные. Не выдержав, выскочили артиллеристы из окопов боевого охранения. Приказ на отход им вовремя не дали, и убегали они под пулеметным огнем.

Почти все остались лежать на поле, лишь трое или четверо нырнули в окопы. Наконец накрыли взрывом один из танков. Он стал отползать назад, рыская из стороны в сторону. Его добили «сорокапятки», порвав гусеницу, а затем подожгли. На неполную батарею легких противотанковых пушек, едва заметных среди бугров и травы, двинулись сразу два танка.

Это были тяжелые Т-4 с короткими 75-миллиметровыми пушками. Мелкие снаряды «сорокапяток» рикошетили от брони панцеров, но расчеты упорно продолжали стрелять. Артиллеристы не успели вырыть окопы для своих пушек. Взрывы осколочных снарядов выбивали расчеты, прямое попадание разнесло одну из «сорокапяток».

Оставшиеся в живых артиллеристы стали разбегаться, когда до танков осталось всего ничего. Обе оставленные пушки были раздавлены, вмяты в землю, вместе с тяжелоранеными. Пулеметные очереди валили бойцов одного за другим. Но танкистам этого было мало. Тяжелые машины догоняли убегавших артиллеристов. Лейтенант взмахнул пистолетом, то ли собираясь застрелиться сам, то ли стрелять в немецкие танки. Его сбили, сплющили в плоский комок.

Еще двое-трое артиллеристов угодили под узкие гусеницы двадцатитонных машин. Принимая мучительную смерть, с раздавленными ногами, животами, люди кричали так, что заглушали взрывы и выстрелы.

Бойцы помоложе, из гаубичных расчетов, оцепенели, не представляя, что такое может происходить. Но их быстро приводили в себя опытные, уже повоевавшие артиллеристы, гнали на свои места.

Гаубицы били прямой наводкой. Теперь танковые снаряды летели в них, а пулеметные очереди, как долото, долбили щиты. Кто-то упал с простреленной головой, рядом ворочался боец с перебитыми руками. Но остановить обозленных артиллеристов, видевших, что произошло, было уже невозможно. 122-миллиметровый фугас вышиб ведущее колесо и сорвал гусеницу головного танка.

Следующий снаряд взорвался под брюхом, встряхнув тяжелую машину. Из боковых люков выскакивал экипаж в блестящих черных шлемах и исчезал в траве. Гаубица, которой командовал Семен Пекарев, вела огонь по второму Т-4. До него оставалось не более трехсот метров, и старший сержант нервничал:

– Михаил, ты как целишься? – кричал он. – Дай я.

– Не лезь, – огрызнулся Лыгин, накручивая рукоятку горизонтальной наводки.

Снаряд с воем прошел над щитом орудия, взорвался позади капонира.

– Мама… – ахнул подносчик, съежившись у ящиков с боеприпасами. – Сейчас прибьют нас.

В танк угодил снаряд соседней гаубицы. Броню не пробил, но сильный взрыв остановил машину, перекосил башню. Лыгин, не дожидаясь команды, дернул за шнур. Удар пришелся в плоскую лобовину, дополнительно защищенную запасными звеньями гусениц.

Куски гусениц брызнули в разные стороны, вмятая броня треснула. Оглушенные, контуженные танкисты выскакивали один за другим. Этому экипажу не повезло. С расстояния ста шагов их расстреливал из «дегтярева» восемнадцатилетний пулеметчик, белобрысый, потерявший, пока бежал, каску вместе с пилоткой, но не бросивший до последнего свое оружие.

Еще минуту назад он не надеялся на спасение. Лежал на траве, обреченно понимая, что вставать нельзя. Срежут из танковых пулеметов или намотают на гусеницы. Теперь он быстрыми очередями свалил одного за другим троих фрицев.

Танк добивали сразу две гаубицы: Пекарева и соседняя, в расчете которой находился земляк Чистякова, Гриша Волынов.

Машина горела, превращаясь под ударами тяжелых снарядов в горящую груду металла. Пока со злостью долбили этот панцер, прозевали опасность с левого фланга. Более легкий, маневренный Т-3 накрыл снарядом расчет крайней гаубицы и приближался к орудию Пекарева. Немного отставая, шел бронетранспортер и вел непрерывный огонь из двух пулеметов.

– Разворачивай орудие, мать его! – кричал старший сержант.

– Не успеем!

– А я говорю, разворачивай!

Всем расчетом выдернули сошки и повернули махину весом две с половиной тонны в нужную сторону. Танковый снаряд пробил верхний край щита. Людей спасло то, что взорвался он за капониром, да и калибр был невелик – 50 миллиметров. Осколки разлетелись над головами. Но очереди двух пулеметов густо ударили вслед, свалили с ног подносчика и своим лязгом о металл заставили расчет пригнуться.

Лыгин выстрелил снова, Т-3 откатился в низинку, и снаряд прошел мимо. Лихорадочно загоняли в ствол очередной. Бронетранспортер молотил, как в пустое ведро, из крупнокалиберного пулемета. Щит звенел от попадания тяжелых пуль. Шлепнуло, словно ударило палкой по мешку с чем-то мягким.

Старший сержант Пекарев свалился возле колеса, зажимая плечо. Михаил Лыгин послал очередной снаряд, заставив бронетранспортер на скорости вильнуть в сторону.

– Заряжай. Быстрее!

Но как ни быстро действовал расчет, меньше чем за 10–12 секунд гаубицу не перезарядишь. А тут еще играют нервы. Боец, доставая из ящика снаряд, уронил его. Роньшин с матюгами рванул снаряд к себе, передал Чистякову.

Ключ был сейчас не нужен. Бей любым зарядом, лишь бы не опоздать! Заряжающий, крепкий кудрявый парень успел загнать снаряд, следом гильзу и, дернувшись, свалился на утоптанную землю. Выползший из низины Т-3 встретили фугасом.

Расстояние было небольшим, но Лыгин стрелял сегодня плохо. Снаряд, который мог развалить танк, лишь задел высокую командирскую башенку, сорвал крышку и ушел рикошетом в сторону. И все же сильный, хоть и неточный, удар сбил танкистам прицел.

Ответный снаряд прошел мимо, а сам Т-3 в очередной раз нырнул в низину. Мимо пробежали двое разведчиков со своим командиром, все трое были обвешаны противотанковыми гранатами. Лыгин выпустил следующий снаряд в поврежденный бронетранспортер, который крутился на месте и вел непрерывный огонь.

Взрыв разметал длинный, как свиное рыло, кожух двигателя и бронированную кабину. Взметнулся язык пламени с черным грибом дыма наверху. Из грузового отсека выпрыгивали солдаты, вывернутый пулемет торчал стволом вверх. Раненый пулеметчик перевалился через борт и упал возле гусениц.

Разведчики швыряли гранаты в Т-3, тот огрызался очередями и отползал прочь. Наверное, надо было стрелять по танку, но Лыгин сгоряча всадил еще один снаряд в грузовой отсек. Там уже никого не оставалось. Вырвало кусок брони и подбросило смятый пулемет.

Шарахнули вслед танку, но опоздали. Он отступал слишком резво. Тогда, довернув ствол, врезали по убегающему экипажу бронетранспортера. В спешке стреляли не осколочным, а фугасным снарядом. Раскидало в разные стороны двоих солдат в голубых френчах, одному, кажется, оторвало ноги.

Остальные, шесть или семь, грамотно отступали, прикрывая друг друга автоматными очередями. Снаряд, пущенный вслед, никого не задел, группа исчезла в кустарнике. Раненый пулеметчик отползал от горящей машины. Сумел даже встать и, шатаясь, сделать несколько шагов.

Миша Лыгин дергал зацепившийся за что-то карабин. Крикнул Чистякову:

– Стреляй, чего смотришь?

В пулеметчика пальнули оба одновременно. Попали. Немец, очень хотевший выжить, продолжал медленно переставлять ноги, оглядываясь назад. Понимая, что не сумеет спастись, поднял вверх руки.

– Поздно, сучонок. Забыл, как наших на гусеницы наматывали? Жри!

Лыгин выстрелил еще раз, и пулеметчик упал. Следом подхватили карабины Роньшин и один из подносчиков. Стреляли в шевелившегося возле Т-4 танкиста, в убегающих пехотинцев, в перевернутый мотоцикл.

– Стой, – опустил дымящийся ствол Михаил Лыгин и, будто только сейчас, увидел лежавших товарищей.