В радости и в горе - Кэрол Мэтьюс

— Мне очень… — Мэтт вздохнул, — как бы сказать, удобно с тобой.

— Удобно? — Джози поморщилась. — Как в старых привычных шлепанцах?

— Нет. — Мэтт поглядел на горизонт в поисках подходящих слов. — Как в перчатках из дорогой кожи.

— Это хорошо?

— Да. — Он развернул ее к себе лицом. — Это очень хорошо.

— А-а-а.

— Ну, во всяком случае, это лучше, чем шлепанцы.

Джози рассмеялась.

— Я бы хотел увидеть тебя сегодня вечером, — сказал он ей на ухо. — У тебя нет планов на ужин?

О да, когда я бываю в Нью-Йорке, то обязательно заскакиваю к паре-тройке своих старых приятелей — Дональду Трампу, Вуди Аллену, Слаю Сталлоне и к тому же Биллу Гейтсу.

— Никаких, которых нельзя было бы отменить, — сказала она.

Мэтт посмотрел на часы.

— Мне надо увидеться и переговорить с этой музыкальной группой одолеваемых гормонами подростков.

— Которые называют себя…

— Headstrong.

— Headstrong[18]?

Его лицо выразило смятение.

— Знаю, знаю, — вздохнул он. — Я, наверное, уже слишком стар для моей профессии. Мне до сих пор нравится Нейл Седака[19]! Хотя бывает страшновато в этом признаться вслух. — Он встряхнул головой и вздохнул еще раз. — Их студия где-то на Ист-сайде. Хочешь не хочешь, придется идти напролом. Прости за невольный каламбур.

Джози засмеялась.

— Давай встретимся где-нибудь попозже. Тебе что-нибудь приходит на ум?

Про себя она обрадовалась, что остроумный выпад, тут же пришедший на ум, так на уме и остался.

— Как тебе мексиканская кухня? — спросила она. — Я знаю хорошее место. «Аламо» на Сорок восьмой восточной.

— Обожаю мексиканскую кухню. В восемь? — Мэтт пошарил по карманам. — Дай-ка я запишу название. Возраст все-таки. Память у меня уже далеко не как…

— У слона?

— Нет, не как раньше.

Он вытянул ручку и потрепанный клочок бумаги и записал название. Бумажку он спрятал поглубже в карман, потом притянул Джози к себе и укутал в пальто.

У Джози пересохли губы. Свидание. Настоящее свидание. С ужином. С человеком, которого она до этого не знала. Ну вот, Джози Флинн, соломенная вдова из графства Кэмден, вроде бы ничего сложного, правда?

Мэтт улыбнулся, посмотрев на нее сверху вниз, и крепче прижал к себе. Джози почувствовала, как нервная дрожь пробежала от пальцев ног до живота, и она понимала, что на сей раз это никак не связано со статуей Свободы.

Глава 7

Вопреки всем предсказаниям, это были четверо свежих розовощеких подростков без единого признака свойственной данному возрасту прыщавости. Невиданная несправедливость, учитывая, что у него самого в пятнадцать лет лицо походило на пиццу с креветками. Мэтт уселся поглубже в кресло. Похмелье расцветало, как цветок, в такт нарастающему «бигбиту». В затемненном подвале свежеотремонтированной многоэтажки (видимо, под сдачу внаем) Headstrong демонстрировали свой по-юношески вызывающий репертуар, исполняя худосочные стихи о худосочной же любви, что приняла неверный поворот под такую же музыку. Новые «Битлз»? Куда им! Где трагический лиризм «Eleanor Rigby» или «She’s leaving home»?

Oy, oy, бейби, вернись опять ко мне. Чтобы ты вернулась, оу, оу, и т. д. и т. п. Синтетический ударник, клонк, клонк, клонк. Мое сердце не на месте, оу, оу? Мне не по себе.

Еще бы! Что им вообще известно о трагической любви, в их-то возрасте? Ради всего святого, да они едва преодолели стадию полового созревания, причем не напролом, а скорее наощупь! Хотя, когда ты юношеский поп-кумир, то, скорее всего, можешь позволить себе более экстравагантные первые переживания, чем обычный подросток. В своем отрочестве он довольствовался сараями для велосипедов и автобусными остановками. Он почти лишился невинности в напаренной прачечной поздно вечером, но смотритель выгнал их вон. Вот когда эти мальчики доживут до тридцати и пройдут через любовную мясорубку, да еще и не один раз, вот тогда они будут уже не понаслышке знать, как оно бывает, когда уходит любовь. А дотоле… Все мы когда-то перлись напролом.

Мэтт закрыл глаза, чтобы не видеть обескураживающее зрелище, когда четыре поп-героя с чем-то вроде пакли на голове под, с позволения сказать, любовную лирику лихо выделывали выкрутасы из репертуара спортивных танцев. Назвать это новаторством не поворачивался язык. Он что-то не мог вспомнить, чтобы «Битлз» использовали танцевальные номера, благодаря которым фанаты ломились бы в старые магазины музыкальных записей. Тем не менее рассказ о них должен был заполнить зияющую брешь из двух разворотов в — и без того! — безрадостном журнале, а крайний срок сдачи статьи угрожающие приближался.

На свежем воздухе, за время морской прогулки на пароме, головная боль вроде бы прошла, но от спертого воздуха, наполненного мутными испарениями, вкупе с одуряющим битом в записывающей студии боль разбила его пуще прежнего. Или, может, это в компании Джози он не замечал боли. Если так, то она действовала на него исцеляющее — как физически, так и эмоционально. Что до головной боли, ее можно было одолеть традиционно, выпив пару таблеток адвила[20] и пару чашек хорошего крепкого кофе. От боли душевной избавиться куда сложнее.

Почему ему было так больно, когда пришли бумаги на развод? Не потому ли, что это напомнило о том, как он «застукал» Николет в разгар любовных игр с кем-то более толстым, низкорослым, лысым и занудным, чем он сам? Или, может, из-за того, что его благоверная уже неслась с кем-то другим к алтарю с энтузиазмом выпущенного на волю щенка, не дав даже просохнуть чернилам на бумагах о разводе, в то время как ему самому еще только предстояло найти кого-то, из-за кого раскрылись бы глаза и участился пульс, не говоря уже о более серьезных желаниях?

Стоит заметить, что Джози Флинн удалось задеть его слабые, вернее, ослабшие, струны. А вдруг она и была той женщиной, которая могла потенциально заставить его еще раз отведать свадебного торта?

Что ты делаешь со мной, своей красою неземной, ой-ой-ой…

Мэтт открыл один глаз и окинул бойз-бенд критическим взглядом. Ну что сказать. Джози была по-женски сексуальна, по-мужски тверда, быстро дала понять, что лишние шутки с ней лучше не шутить, а, кроме того, в ней было еще что-то, что трудно было обозначить одним словом. Она явно была не из тех, кто пойдет на секс после первого же свидания, что тоже привлекало, потому что он искренне устал от секса на скорую руку в однокомнатных квартирах с женщинами, которых он не знал и, по правде говоря, знать не хотел. К тому же она могла связать два слова в предложение, что, казалось, было редкостью среди одиноких женщин, во всяком случае среди тех, которые ему встречались. И у нее были ноги — хорошие ноги, такие, что дошли до самого верха Свободы без остановки. И хорошенькая маленькая попка, которой она бойко виляла, когда поднималась по ступенькам. Он наблюдал это зрелище на протяжении всего бесконечного восхождения и до сих пор не мог забыть увиденное. В целом «резюме» впечатляло.

В довершение ко всему он напросился на свидание, а детали о том, где и когда оно состоится, уютно таились в глубинах его пальто. Он дал обет воздержания, который был связан не столько с моральными принципами, сколько с тем, что уже несколько месяцев у него не возникало даже отдаленного предлога к ничему не обязывающему сексу. Но ради Джози Флинн он готов был рискнуть. С этой мыслью Мэтт блаженно сложил руки на груди и позволил себе ухмыльнуться: что ни говори, а день удался, несмотря на сие акустическое насилие, которое преподносилось ему под видом музыки.

— Марта… Это Джози. Я уже здесь. Орел, говорю, приземлился! — Джози прикинула разноцветную блузку перед зеркалом в ванной комнате гостиничного номера, которое было сплошь покрыто отпечатками пальцев. Для первого свидания слишком броско.

— Йо-Йо! — радостно завизжала Марта в трубку. — Как ты долетела?

— Замечательно. Напилась на пару с моим соседом по рейсу, а потом мы вместе забрались на статую Свободы. Он меня пригласил на ужин.

— Ты пойдешь?

Джози с нежностью потеребила поролоновую корону Свободы, все еще красовавшуюся у нее на голове.

— Пьет ли Папа Римский ментоловый ликер пивными кружками? Конечно, пойду!

— Он лапочка?

— Он неотразим! — Она глупо улыбалась, глядя на себя в зеркало.

— Я хочу знать все! Когда ты приезжаешь?

Джози приложила к себе черный свитер. Слишком тускло, с учетом бледности, присущей семейству Адамс.

— Когда я тебе нужна?

— На десять тридцать у нас косметолог и французский маникюр в салоне красоты, потом в двенадцать обед с подружками невесты в «Гиннелиз», репетиция церемонии в шесть, затем в семь тридцать — домой на ужин и ровно в десять — спать, чтобы выспаться и быть красивыми.