Луна в ущельях - Рустам Агишев

— Анализы покажут.

Достав мыло, они поочередно намыливаются. Окинув глазами покрытое пеной большое, распаренное тело товарища, Бабасьев завистливо цокает языком:

— Как говорится, не поскупился господь бог, отмерил на семерых — досталось одному.

Они еще побарахтались в водоеме.

— Взглянем перед обедом на обнажения, Зовэн?

С каждым поворотом ручья покрытые редколесьем крутые склоны становились положе, светлее, расширяя обзор. Приняв в себя с десяток холодных, как лед, родничков, ручей раздался вширь, похолодал и теперь уже перекатывал звонко гальку. Впереди послышался глухой шум. Залом там или водопад? Геофизику, полагавшемуся преимущественно на показания приборов, вопрос этот не казался особенно важным: не все ли равно, водопад там гремит или залом. Но геологу было не все равно. Заломы бывают на речках с однородно твердым руслом, а водопады образуются чаще всего на мягких породах.

Так оно и есть. Резко повернув за куртиной краснотала, бестолково столпившегося на тонких, гибких ножках у самой воды, речонка обрушивалась с громким плеском вниз, образуя довольно большую яму, где все крутилось, пенилось, кипело. Дальше, вспарывая податливую породу, Изюбринка бежала уже по другому горизонту.

Спустившись первым, Вадим расковырял молотком илистый мох и обнажил ноздреватую и окрашенную в ржавый цвет коренную породу.

— Типично рудная зона, не иначе — зона контактов, — весело сказал Вадим, стараясь перекричать шум водопада. — И свита сложена, как видно, из подходящих компонентов. И протяженность приличная… километра полтора, — открыв топопланшет, он отыскал на карте точку с водопадом и сделал отметку толстым цанговым карандашом. Потом принялся промывать шлихи.

— Чутья на руду у тебя ничуть не меньше, чем у моего «ишака», — опустившись на корточки, Бабасьев взмахнул молотком и ловко отколол кусок ржавой, легко крошащейся породы. Повертел в руках и сунул в карман пробу.

Сравнение радиометра, издающего при работе ревущие звуки, с ослом рассмешило Вадима.

— У твоего «ишака» ум короткий, — сказал он. — И вообще никакой самый совершенный аппарат, будь он даже трижды электронный, никогда не заменит полностью человека.

— Ты это серьезно?

— Впрочем, смотря кого, старик. Тебя, особенно когда раскипятишься, мог бы вполне заменить обыкновенный велосипедный насос.

Бабасьев рассмеялся и покрутил головой:

— Однако достижения кибернетики в моделировании отдельных органов, вплоть до сердца и мозга…

— Ладно, ладно, — убежденно перебил Вадим. — Все это дань моде и ерундистика. Никогда не будет создан искусственный мозг, потому что никому это не нужно. Человек сам отлично справится с основными задачами.

Он еще что-то хотел сказать, но ему надоело пересиливать шум водопада, и он замолк. Подняв задубевшие руки к лицу, подышал на них и продолжал методично выплескивать из лотка воду. Песчинки смывались, и на дне металлически поблескивал слой черного тяжелого шлиха. Тут был и касситерит, в поисках которого разведчики в свое время буквально обшарили всю тайгу, и цинковая обманка, и ворсинки черного турмалина, и спутник золота — пирит.

Надрав бересты, Вадим развел костерик и, просушивая над ним в консервной банке шлихи, ссыпал их в бумажные капсулы, обозначая карандашом место, дату и номер пробы. Бабасьев уже поджидал спутника на верхнем ярусе водопада.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Всю ночь была пороша, снег густой пушистой пеленой застилал Москву. До утра двигались по улицам снегоочистительные машины, орудовали лопатами дворники. Когда пошли, шурша шинами, первые троллейбусы и проглянуло над крышами неяркое декабрьское солнце, мостовые и тротуары уже были чисты. Лишь на карнизах домов, на памятниках, деревьях да на козырьках светофоров снег остался нетронутым.

«Волга» плавно катилась по мостовой, огибала пустынные в такую рань белые скверы, обгоняла наполненные до отказа троллейбусы — был час пик. Мелькали вывески магазинов и учреждений, пестрели театральные рекламы, торопились, толкались пешеходы. Сегодня в этой обычной суете была какая-то особая, едва уловимая приподнятость. Во многих витринах уже появились елочные игрушки, кое-где стояли насупленные деды-морозы. Проносились машины, нагруженные пахучими елками, на площади Пушкина плотники строили детский базар. Москва готовилась к встрече Нового года.

Не отрывая глаз от дороги, молоденький таксист, как и все столичные шоферы осведомленный обо всем на свете, с олимпийским спокойствием рассказывал о вчерашней автомобильной катастрофе (были и жертвы), о появившейся в продаже новой модели телевизоров и о том, сколько мячей на матче в Алжире удалось провести левому крайнему спартаковцев Хусаинову в ворота хозяев поля.

Стырне упорно молчал. Он с дороги еще не успел выспаться как следует, очень сказывалась разница во времени с Каргинском, и только в нужных местах размыкал тяжелые веки, чтобы не пропустить знакомый с детства перекресток, памятную улочку или особнячок.

Да, что-что, а уж Москву он знает неплохо. И в Кремле живал в те еще «архаические» времена, когда, как и ныне, открыт был туда доступ публике, и Замоскворечье знает, как свои пять пальцев — там, в неказистом домике на Пятницкой, в семье демобилизованного латышского стрелка Зигмунда Стырне и рос маленький Ян. Рос. Оказывается, когда-то все-таки рос. А, ей-богу, иногда кажется, что и не было этого. Так всегда и был взрослый, «руководящий». Да, сколько уже после Горного института исхожено и изъезжено земель, сколько лет на далеком Каргине… А каждый год один или вдвоем с Ильзой бывает в родном городе, обходит дорогие заветные места. Когда здесь стала учиться Дина — и подавно.

Сквозь заиндевевшие стекла автомобиля Стырне смотрит на Москву, угадывает в толпе на тротуарах таких же, как он сам, приезжих, торопящихся в главки и министерства с докладами, сметами и штатами на новый хозяйственный год. Поднимутся новые предприятия и на Каргине. Пойдет свой собственный дешевый алитэ-каргинский суперфосфат на поля и сады. Только он, Ян Стырне, не сделал для этого ничего… Что ж, надо делать сейчас. Еще хватит хлопот. И себя в обиду нельзя давать. Иначе стыдно будет перед товарищами, перед чистыми и верящими глазами Дины. «Выдюжим, папка?» Надо, дочка, надо. Что же еще нам остается? Раз получился промах, нужно так и сказать. Исправлять надо и все. Тут ничего не поделаешь.

2

В главке с утра уже полно народу, в отделах оживленно переговариваются с работниками главка командировочные. Наметки по Каргинскому управлению предварительно согласованы были с самим начальником, уехавшим затем в длительную командировку в Монголию; стало быть, осталось только внести кое-какие коррективы и уточнить проект.

— Ну что ж, с вами, по-моему, все ясно, — сказал Вербин, — вертолет один получите, а на второй рассчитывать не приходится — вы не одни.

Стырне внимательно слушал, иногда поворачивал голову и всматривался в лицо начальника.

— У нас найдены фосфориты, Герман Алексеевич, — сказал он.

Вербин неуловимым движением скинул очки, концом вязаного шерстяного галстука протер стеклышки и, водрузив на место, внимательно поглядел на Стырне.

— Вы что-то сказали, Ян Зигмундович?

— Я сказал, Герман Алексеевич, что в Каргинской тайге обнаружено промышленное месторождение фосфоритов.

— Мне показалось, что я ослышался, извините. Так это правда?

— Правда.

Вербин встал, прошелся по просторному кабинету. Рядом с огромным стальным сейфом, стоящим в углу, он казался совсем маленьким… Значит, его не очень обрадовало сообщение. Впрочем, и ожидать этого было трудно. Ведь эпизод в тайге не приснился, а действительно был, и ты, Стырне, сказал тогда свое слово. И никуда от этого не денешься. Да если и отбросить этот эпизод, так еще раньше именно Вербин официально утвердил выводы комиссии об отсутствии в этом районе промышленно пригодных фосфоритов. Вряд ли ему приятно опровергать сейчас там, «в верхах», это свое мнение. Должно быть, именно своим авторитетом он дорожит прежде всего. Что же делать дальше?

— А пожалуй, и правда, не дурно было бы вашему краю иметь собственные фосфориты, — Вербин неожиданно блеснул своими стеклышками. — Расскажите-ка подробнее, Ян Зигмундович.

Стырне стал рассказывать. Заново коротко доложил всю обстановку, подчеркнул свою прежнюю ошибочную позицию в этом вопросе. Отметил, что открытие сделано на страх и риск начальника поискового отряда на участке, не обозначенном ни на одном из маршрутов Алитэ-Каргинской экспедиции.

— Что ж у вас там анархия, Ян Зигмундович? — Вербин холодно вскинул на него глаза. — Открытие, инициатива — все это прелестно, однако…