Король забавляется - Наталия Ипатова

Оберегая от него свое самолюбие, Аранта отодвинулась со своим маленьким столиком к самому окну, откуда изрядно поддувало, и пальцы стыли на пере так, что приходилось делать перерывы и отогревать их дыханием. Но зато стена сизого света, сочащегося сквозь наледь на стекле, отгораживала ей в библиотеке ее собственное пространство, и для того, чтобы оценить ее кляксы, ему приходилось набраться решимости покинуть уютное теплое местечко у камина. Библиотекарь чувствовал тепло костями, как кот. К слову сказать, его не слишком останавливали эти мелкие школярские хитрости, но все остальное время она была предоставлена самой себе. Здесь никто не ждал от нее слишком многого. От ее решений не зависели ничьи жизни и благополучие. Существование ее стало размеренным, как будто она разбросала все камни, какие у нее были, и теперь настало время их собирать. Набивая руку, она кропотливо переписывала на бересту какие-то старые счета, по складам разбирала пути наследования собственности и иногда просто бездумно скользила взглядом по призракам городских крыш, видимых иногда на просвет сквозь прозрачную, искажавшую геометрию очертаний корочку льда в пасмурные, слякотные дни оттепелей. Королевскую библиотеку средневековые предки Баккара вознесли на верхушку башни, подальше от сырости нижних помещений, во-первых, а во-вторых, потому, что во все времена любителей грамоты, кому хотелось ползать по лестницам в поисках нематериальной выгоды, находилось на удивление немного. А город с его покрытым снегом крышами был виден отсюда словно с птичьего полета.

Библиотечные сквозняки заставляли ее кутаться в теплые шали, и платья она носила с воротником под горло, сидела в шерстяных чулках и меховых тапочках, скрытых юбками от посторонних глаз и делавших ее шаг совершенно беззвучным, ибо в библиотеке должно быть тихо. Мэтр Уриен не повышал голоса, даже когда был недоволен, и уж во всяком случае она ни разу больше не видела его впавшим в берсеркерскую ярость интеллигента, готового платить жизнью за каждое отправленное по адресу слово. В отношении него она испытывала настоящую плебейскую гордость чернавки, которой всерьез занимается бесспорный милорд. Принц. Ведь, рассевшись на чужом престоле, Гайберн Брогау воспитывал своих детей как принцев.

Впрочем, она старалась не создавать ему причин для недовольства. В конце концов, это ей надобно было выучиться читать и писать, и постигнуть правила, по каким в королевстве передавалась собственность и вершился суд. С какой стороны ни глянь, он оказывал ей услугу. Правда, по всей видимости, у него не было выбора.

В число обязанностей мэтра королевской библиотеки, помимо прочего, входит обучение королевских детей. Когда бы так, совершенно неизвестно, каким образом проявился бы его педагогический талант. Но восьмилетнюю Ренату Венона Сариана воспитывала сама, согласно своим собственным представлениям о том, чему следует учить принцессу, а Райс был еще слишком мал и не покидал покоев королевы. Рэндалл в это не вмешивался. Маленькие дети его не интересовали. Он вообще считал, что до двенадцати лет человек есть не более чем куколка той личности, каковой ему предстоит стать впоследствии. Стало быть, его можно со спокойной душой зарыть в землю, сиречь кому-нибудь передоверить до тех пор, пока из него что-то не вылупится. К слову, Рэндалл вообще не верил в личность большинства своих подчиненных.

Так что до сих пор в ее жизни даже не с чем было сравнить эту особенную потаенную радость, когда, водя пальцем по истертому золотому тиснению пыльных переплетов, она обнаружила, что эти казавшиеся ей абсолютно декоративными впадинки обладают смыслом и готовы этим смыслом поделиться. Когда Уриен разрешил ей брать книги с полки, она ощутила себя победительницей. Когда она шла к своему холодному столику, прижимая к груди фолиант весом в четверть себя, щеки ее горели восторгом, и выглядела она так, словно въезжала в город на триумфальной колеснице. Даром что это был всего лишь свод законов, отмененных предыдущим царствованием.

Для счастья не хватало только мужчины. С тем, что доля ее не в бесконечной череде беременностей и родов, Аранта смирилась легко и безболезненно, но… Рэндалл был так увлечен своими изменниками, так азартно перекраивал лоскутное одеяло ленных владений, окружен таким плотным кольцом мышиной возни, что казалось, им не пробиться друг к другу, даже если они начнут одновременно с обеих сторон и с равным пылом. Вот только насчет его пыла она уже сомневалась. Их любовь помнилась ей по дням войны, наполненным грохотом и звоном и ежедневным смертельным риском, по крайней мере так это выглядело теперь через преломляющую призму памяти, встречным порывом душ, возвысивших друг друга. Она по-прежнему видела сквозь кожу и плоть Рэндалла это заворожившее ее навеки золотое сияние, но теперь это уже не были чистые жар и свет расплавленного металла. Теперь это было вещественное золото: сила, распределявшая людей в поле своего действия подобно тому, как полюса магнита распределяют меж собою мелкую железную стружку, была силой именно того рода, что создается только золотом. Как будто он и всегда-то был статуей из драгоценного металла, пластичной и подвижной в момент отливки, но по мере остывания понемногу цепеневшей. Теперь, чтобы покорять людей, ему уже не требовалось увлекать их собственным примером, грудью на меч. Достаточно просто сыпать золото горстями. Или даже просто маняще сиять впереди, в дымке, вроде морковки перед ослиным носом. Будучи человеком разумным, так он и поступал. Но Аранте все казалось, будто бы это для других, что меж ними двумя все иначе.

Хотя ей ли не знать, с какой легкостью он отставлял в сторону надоевших любовниц. Ради нее — в один день. Были времена, когда она ценила его обращенную к ней резкость как свидетельство того, что они вместе давно и неразрывно, как супруги. Пока не заподозрила, что кроме резкости и ценить-то ничего не осталось. Но по здравом размышлении она приходила к выводу, что к ней его привлекла в первую очередь особенность ее крови и заключенная в ней сила, а вовсе не тот факт, что у нее имеются в наличии глаза, губы, грудь… И, возможно, он таки перемудрил тогда со своей магией, связав их обоих чувством, от которого немыслимо отвязаться. Хотя… она ведь могла попытаться спровоцировать Рэндалла на ревность.

Во всяком случае, когда мэтр Уриен наклонялся над ее плечом, опираясь рукой о ее столик и с преувеличенным вниманием разглядывая ее школярские каракули, его близость определенно ее волновала. Подсознание здоровой молодой женщины отмечало его крупную кость и тот много говорящий воображению факт, что книгу, которую она тащит, прижимая к груди обеими руками, он легко удерживает на раскрытой ладони; его едва уловимый притягательный мужской запах и то, что щеки его выбриты всегда до гладкости шелка… в этом хотелось убедиться; высокий костистый лоб с намечающейся морщинкой мудрости — горизонтальной, в противовес вертикальной морщинке хмурости. Некоторые сравнивают людей и собак. В этом смысле Уриен Брогау был чистокровным догом. И щенком он, наверное, был большелапым. И вообще говоря, хотелось знать, что он думает о ней там, под своим молчанием.