Кремлевский кардинал - Том Клэнси

Он увидел ее лицо и попытался определить, принадлежит ли оно той самой балерине, с хладнокровием, превосходящим даже то самообладание, которое он потом проявил под огнем немецких пушек.

– Вы сидели в кресле номер двенадцать, – произнесла девушка еще до того, как молодой лейтенант собрался с духом и заговорил. Боже, промелькнула у него мысль, у нее есть голос!

– Да, товарищ балерина, – запинаясь, пробормотал он,

– Вам понравился спектакль, товарищ лейтенант? – с застенчивой и одновременно кокетливой улыбкой спросила она.

– Очень! – Что он еще мог ответить?

– Мы не так часто видим в первом ряду красивых молодых командиров, – заметила девушка.

– Меня премировали билетом в театр за образцовое исполнение своих обязанностей. Я – танкист, – с гордостью сказал он. Она назвала меня красивым!

– А у товарища танкиста есть имя?

– Да, я – лейтенант Михаил Семенович Филитов.

– А меня зовут Елена Макарова.

– Для такой тоненькой девушки сейчас очень холодно на улице. Поблизости нет ресторана?

– Ресторана? – Она рассмеялась. – Вы часто бываете в Москве?

– Моя дивизия расквартирована в тридцати километрах отсюда, но я редко приезжаю в город, – признался он,

– Товарищ лейтенант, даже в Москве мало ресторанов. Вы не хотите зайти ко мне домой?

– Д-да, конечно, – заикаясь, пробормотал он, и в это мгновение дверь снова открылась.

– Марта, – обратилась Елена к вышедшей из театра девушке, – нас будет сопровождать домой военный эскорт!

– Сейчас подойдут Таня и Роза, – заметила Марта.

Говоря по правде, Миша почувствовал облегчение. Понадобилось полчаса, чтобы добраться пешком до квартиры, – московское метро только строилось, и так поздно ночью лучше было идти, чем ждать трамвая.

Без театрального грима Елена выглядела намного прелестней. От холодного зимнего воздуха ее щеки приобрели естественный румянец. Девушка шла легким, уверенным шагом, приобретенным десятью годами напряженных тренировок. Она прямо-таки скользила по улице, едва касаясь тротуара, а он топал рядом в казавшихся особенно тяжелыми сапогах. Он чувствовал себя танком рядом с чистокровной лошадью и все боялся слишком приблизиться к ней, чтобы не наступить на ногу. В тот момент он еще не подозревал, какая сила скрывается за природной грацией девушки.

Ночь еще никогда не была для него такой радостной, хотя потом – в течение скольких лет? – двадцати, да, двадцати, у него было много таких ночей, пока они не кончились тридцать лет назал. Господи, подумал он, 14 июля в этом году мы праздновали бы пятидесятилетие нашей свадьбы. Господи. Он машинально вытер глаза платком.

Но его сознание не покидала цифра тридцать – тридцать лет. Эта мысль горела у него в сердце, и пальцы, сжимавшие ручку, побелели от напряжения. Его все еще не переставало изумлять, что любовь и ненависть могут так тесно переплетаться друг с другом. Он склонился над дневником…

Час спустя Михаил Семенович встал из-за письменного стола и прошел в спальню, где достал из шкафа и надел мундир полковника бронетанковых войск. Строго говоря, он был в отставке и вышел в отставку еще до того, как родились полковники, находящиеся сейчас на действительной службе. Однако работа в Министерстве обороны давала право на многие привилегии, а он к тому же являлся личным помощником министра. Три другие причины виднелись на левом борту его кителя – три золотые звезды на темно-красных лентах. Филитов был единственным военным в истории Советской Армии, ставшим трижды Героем Советского Союза на поле боя, награжденным за личное мужество перед лицом врага. Были и другие награжденные такими звездами, но чаще геройские звезды присваивались из политических соображений. Это хорошо было известно полковнику и оскорбляло его. Такую награду нельзя давать за работу в штабе и, уж конечно, ее не должен получать один партийный деятель из рук другого в качестве красивой безделушки. Звание Героя Советского Союза может получать только человек вроде него самого, считал полковник, который рисковал жизнью, проливал кровь – и часто умирал – за Родину. Он вспоминал об этом всякий раз, когда надевал мундир. Под нательной рубашкой скрывались шрамы, полученные в бою, когда немецкий бронебойный снаряд 88-миллиметрового калибра пробил броню его танка и вызвал загорание боезапаса. Несмотря на пылающий танк и горящую на теле одежду, он навел пушку и выстрелил в последний раз, уничтожив врага. За этот подвиг его наградили третьей Золотой Звездой. В результате Михаил Семенович сохранил всего лишь ограниченную подвижность правой руки. Тогда, несмотря на ранение, он продолжал вести в бой то, что осталось от его полка после битвы на Курской дуге. Если бы он выбросился из танка вместе с остальным экипажем или согласился на эвакуацию в тыл, как настаивал полковой хирург, то, возможно, выздоровел бы полностью, однако он знал, что должен сделать ответный выстрел и не мог оставить своих подчиненных на поле боя. В результате он сделал этот выстрел и горел в танке. Если бы не тяжелое ранение, он мог бы стать генералом, а может, и маршалом, подумал полковник. Впрочем, какая разница? Филитов был слишком практичным человеком, жившим в реальном мире, и не раздумывал над тем, что могло бы произойти. Ведь, продолжай он воевать, его могли бы и убить. После ранения он смог проводить больше времени с Еленой. Она почти каждый день приходила в институт, в ожоговое отделение. Сначала она была в ужасе при виде того, как пострадало его тело, затем стала гордиться его ранами, как гордился ими сам Филитов. Никто не мог усомниться в том, что ее муж выполнил свой долг перед Родиной.

Но теперь ему предстоит выполнить свой долг перед Еленой.

Филитов вышел из квартиры и направился к лифту, держа в правой руке кожаный портфель. Носить портфель – вот и все, на что была способна эта сторона его тела. Старушка-лифтер, как обычно, приветствовала его. Она была одного возраста с полковником – вдова сержанта, служившего в полку Филитова. Сержант тоже был награжден Золотой Звездой, и полковник лично прикрепил ее к его груди.

– Как ваша новая внучка? – поинтересовался полковник.

– Ну просто ангелочек, – ответила старушка.

Филитов улыбнулся, отчасти на восторг бабушки – разве бывают безобразные младенцы? – а отчасти потому, что такие слова сумели пережить семьдесят лет «научного социализма».

На улице его ждал автомобиль. Шофер был недавно призван в армию, только что закончил школу сержантского состава и школу водителей. Он вытянулся и, приложив руку к виску, приветствовал полковника, а другой рукой открыл дверцу машины.

– Здравия желаю, товарищ полковник.

– Доброе утро, сержант Жданов, – ответил Филитов. Большинство офицеров его ранга просто буркнули бы в ответ что-то нечленораздельное, но Филитов был боевым офицером, и секрет его успеха на поле боя был связан с постоянной заботой о благополучии подчиненных. Мало кто из офицеров понимал, как это важно, напомнил он себе. А жаль.

В машине было тепло – шофер четверть часа назад включил обогреватель на полную мощность. Филитов становился все более чувствительным к холоду – верный признак старости. Недавно ему пришлось провести несколько недель в больнице с воспалением легких – третий раз за последние пять лет. Он знал, что наступит день, когда его отвезут в больницу в последний раз, но старался не задумываться над этим. Он обманывал смерть слишком часто, чтобы бояться ее. Жизнь постоянно приходит и уходит, каждую мимолетную секунду. Заметит ли он, когда наступит эта последняя секунда? Может быть, ему будет все равно?

Шофер остановил машину перед зданием Министерства обороны еще до того, как полковник нашел ответ на этот вопрос.

Райан не сомневался теперь, что пробыл на государственной службе достаточно долго. Он научился, ну если не любить полеты на самолете, то по крайней мере ценить их преимущества. Сейчас он находился всего в четырех часах лета от Вашингтона. Сюда его доставил небольшой реактивный самолет ВВС «С-21 Лиэрджет» под управлением женщины-летчика, капитана по званию, походившей на выпускницу средней школы.

Ты стареешь, Джек, подумал он. На объект, находящийся на горной вершине, Райан прилетел из аэропорта на вертолете, чувствуя себя на такой высоте достаточно неуютно. Никогда раньше ему не приходилось бывать в штате Нью-Мексико, Горные пики здесь были голыми, без признаков растительности, а воздух казался настолько разреженным, что ему приходилось часто дышать, но небо было настолько чистым, что на мгновение он вообразил себя в эту безоблачную холодную ночь астронавтом, глядящим на немигающие звезды.

– Хотите кофе, сэр? – спросил сержант. Он передал Райану стаканчик от термоса. От горячей жидкости в стылой темноте ночи, едва освещенной серпом молодой луны, поднимался пар.

– Спасибо. – Райан отхлебнул кофе и оглянулся по сторонам. Всего лишь несколько огней виднелось в темноте. За соседним горным хребтом могло находиться поселение; он видел где-то вдалеке сияние огней Санта-Фе, однако не брался определить расстояние до них. Райан знал, что горная вершина, на которой он стоит, возвышается на одиннадцать тысяч футов над уровнем моря (этот уровень находился во многих сотнях миль отсюда), а ночью все расстояния кажутся обманчивыми. Все вокруг казалось прекрасным, за исключением холода. Его пальцы, сжимающие пластмассовый стаканчик, окоченели. Он пожалел, что забыл дома теплые перчатки.