Белый рондель - Константин Сергиенко

— Ты доверяешь хозяину?

Антс покосился на меня и ничего не ответил.

— Видно, доверяешь, иначе как бы ты отдал ему дочь на попечение.

Антс молчал.

Через час езды я пересел в оставленный в зарослях ванкер, а сопровождающие покинули нас. Теперь мы остались с Антсом, он правил лошадью. Сказать ли ему, что Анна исчезла из монастыря? Но, возможно, он и сам это знает. Во всяком случае, лишнего слова из Антса не вытянешь.

— Ведь это ты свёз дочь в монастырь святой Катарины? — спросил я. — Что ж ты молчишь? Быть может, ты думаешь, что я преследую Анну и что-то замыслил против её чести, но это не так. Не скрою, дочь твоя мне понравилась, я беспокоюсь о её судьбе.

Спина Антса безмолвно колыхалась передо мной. Нет, он не хочет со мной говорить. Мы выехали на дорогу, и Антс повернулся, держа в руках чёрную повязку.

— Надо закрыть глаза, — сказал он. — Так хочет Медведь.

— А крепость я тоже буду строить с закрытыми глазами? — спросил я.

— Медведь сказал, — повторил Антс.

Но он не успел завязать мне глаза, на дороге показались три всадника. Я сразу понял, что это нехорошие люди. В странствиях быстро учишься различать, с чем подходит к тебе встречный.

Всадники были безвкусно и пёстро одеты, а кроме того, с ног до головы увешаны оружием. У переднего, гарцевавшего на чёрном жеребце, во все стороны торчали дула мушкетонов и пистолетов, я уж не говорю о кинжале и сабле.

— Эй, посторонись! — крикнул он.

Антс взял правее, но всадники напирали на повозку.

— Не слышишь, образина? Прочь с дороги!

— Я и так заехал в кусты, — ответствовал Антс.

— Кого везёшь?

— Господина.

— Приветствую вас, месье, — насмешливо произнёс всадник. — Куда держите путь?

— В город, — ответил я.

— При вас как будто бы нет оружия? В нынешние времена стоит носить при себе пистолет.

— Мы просто выехали на прогулку, — ответил я.

Всадник расхохотался, а за ним остальные. По лихо заломленным шляпам и многочисленным пряжкам костюмов я уже понял, что это грабители. Такие люди почему-то особенно благосклонны к пряжкам и цепляют их на себя в невиданном количестве, где нужно и где не нужно.

— Месье, — сказал всадник, — мы вынуждены вас задержать. Разве вам не известно, что путник без оружия подлежит задержанию?

— Конечно, известно, — ответил я, чтобы не спорить без толку.

— Вот как? — воскликнул всадник. — Вы покладисты. В таком случае пускай ваш слуга отправляется в город и доставит сюда тысячу марок, после чего мы вас отпустим. Слезайте.

Они были беспечны и не подозревали, что у Антса есть пистолет. Не знал этого и я, но услышал выстрел и увидел, как главный разбойник сползает с коня.

В то же мгновение я прыгнул на круп лошади позади другого. Раздался ещё один выстрел и топот копыт, третий разбойник улепётывал. Борьба с оставшимся была недолгой, я ударил его по затылку увесистой лядункой, он повалился с коня.

Антс лежал навзничь на ванкере, и грудь его была пробита, правда, не в самом опасном месте. Я занялся перевязкой. Он то смотрел на меня ясным взором, то терял сознание. А потом я услышал:

— Он знает, и потому я не в силах взять Анну.

Не сразу я понял, что Антс говорит об Анне и своём хозяине, рыцаре Трампедахе. Каким-то образом Трампедаху стало известно место, где прятались эстонцы и где Март хотел построить крепость. Но рыцарь не собирался их выдавать, залогом же было присутствие Анны.

Вот оно что!

Пока я врачевал Антса, на звук выстрелов вернулись те, кто провожал нас верхом. В город я возвращался с другим возницей, Антса же повезли в лагерь, как, впрочем, и оглушённого мною разбойника, товарища же его оставили у дороги, прикрыв ветвями.

Две лошади могли считаться нашей добычей, но я подарил их «эстонским братьям», рассудив, что появляться в городе с ними не след.

Ночью я всё ворочался с боку на бок, думая о своей необычной поездке, вспоминая малыша Лембита и новобрачных, а ещё представляя то так, то эдак выстроенную мною крепость.

За окном моросил мелкий дождик, и я подумал, что в такую погоду хорошо разложить глину для замеса. А кирпич из глины, которую показал мне Март, мог получиться отменный.

Рано утром я зашёл к Фробелиусу, ведь, он согласился быть моим секундантом. Тот плохо спал и выглядел осунувшимся. Конечно, я мог бы отправиться на дуэль один, но теперь мне хотелось знать о связи Эдварда с Анной.

Коротко переговариваясь, мы шли по городу. Нам нужен был возчик, и мы отыскали его не без труда, но у Монастырских ворот случилась заминка, нас не хотели выпускать из города.

— Разве не знаете, шведы идут! — кричал заспавшийся саксонец.

Ох эти «шведы идут»! Шведы пока никуда не идут, а стоят где-то не ближе Квистенталя. Тем более что вчера я спокойно покинул город, не повидав ни одного стражника.

Объяснения не помогали, пришлось пустить в дело кошелёк. Это произвело магическое действие, ворота распахнулись сами собой. По хлипкому мосту мы переправились через Эмбах и четверть часа ехали песчаной дорогой по направлению к Синей Горе, отчётливо видимой на горизонте.

Повозка остановилась у зарослей, за которыми виднелось нагромождение песчаника. Тут и расположены Арукюласские пещеры, слева к ним подступает болото, а направо уходит лес, достигающий самого Квистенталя.

Мы оставили повозку в стороне и продрались через кусты можжевельника. На большой поляне нас поджидал шляхтич Кшетусский в шляпе, лихо нахлобученной на перевязанную голову. Я осведомился о его здоровье. Кшетусский выглядел несколько озадаченным, ведь сам дуэлянт опаздывал. Дома его Кшетусский не застал, и, по словам хозяйки, Кавалек поздно вечером уехал с двумя лошадьми из города.

Мы расхаживали по поляне и вели светский разговор. Назначенное время давно прошло, а Кавалека всё не было. Но вот раздался треск кустов, и со стороны пещер появилась лошадь. Всадник припал к её шее, руки безвольно опущены. Это был раненый Кавалек. Мы бросились к лошади и сняли его с седла. Оказывается, Кавалек успел побывать на мызе Салме. Загнал одну лошадь, схватился со шведскими волонтёрами, но Анну, конечно, там не нашёл.

Придя в себя, Кавалек начал сыпать проклятиями. Гром и молнии на голову Трампедаха. Кавалека обманули, Анна вовсе не появлялась на мызе.

— Но может быть, она задержалась в дороге, — предположил я.

— Чёрта с два! — кричал Кавалек. — Теперь я всё понял, он и на вас меня натравил!

Оказывается, Трампедах намекнул Кавалеку, что я приехал в Дерпт по душу Анны.

— Я-то ему поверил! — бушует Кавалек.

Услышав всё это, Фробелиус побледнел и присел в сторонке на камне. Похоже, речи об Анне задели его, а значит, моё предположение верно. Но я всё ещё не решался спросить его прямо, да и вряд ли это уместно в присутствии распалившегося Кавалека, он видел соперника во мне, а теперь перед ним Фробелиус, самый настоящий жених.

Конечно, о дуэли не может быть и речи. Кавалек слишком слаб, пулей задето плечо, а кисть украшает внушительная царапина.

— Упрятал Анну! — гремит Кавалек. — Я люблю эту деву, пусть даже она не голубых кровей!

Фробелиус поёживается и нервно трёт руки. Хорошенькое у него положение, приехал к невесте, а тут толпа соискателей.

— Она благоволила ко мне! — говорит Кавалек. — Я собираюсь взять её в жёны, да будет это всем известно! А старый пёс добивался, чтобы Анна пошла к нему в наложницы!

— Вы уверены? — спросил я.

— Совершенно! — заверил Кавалек. — А сейчас держит её в каком-нибудь подвале. Я дом переверну вверх ногами!

Ослабевший от ран, но всё же шумный и распалённый, Кавалек не сразу заметил Фробелиуса.

— А, пан музыкант! — наконец сказал он. — Вы-то тут как оказались?

— Я секундантом, — неохотно ответил Фробелиус.

— Скакал ночью, а в голове всё ваша музыка, чёрт побери! Как это вам удаётся? Сказать по чести, до вашей игры не собирался ехать на мызу, но тут словно демон какой погнал. Играли вы, а я всё представлял себе Анну, словно бы о ней эта музыка.

Фробелиус молчал. «Да скажи же ты, что о ней и писана твоя музыка, — думал я, — скажи, что Анна твоя невеста». Но Фробелиус молчал. Внезапно он встал и подошёл к Кавалеку.

— Простите, сударь, вы изволили говорить, что девушка к вам благосклонна. Так ли это?

— Никаких сомнений! — сказал Кавалек.

— А позвольте полюбопытствовать, в чём эта благосклонность выразилась?

— В чём? — изумился Кавалек. — Вот так вопрос! Неужто вы не знаете, пан, каким образом дамы выражают свою благосклонность?

— Я… то есть… — пролепетал Фробелиус.

— Ах, панове, это прекрасная дама! А её благосклонность! — Кавалек закатил к небу глаза. На окровавленном лице этот жест восхищения выглядел особенно живописным.