Мазарини - Пьер Губер

Своим удивительным возвышением (которое так плохо восприняли окружающие) Мазарини обязан только королеве, хотя некоторые общие друзья выступили в его пользу (в том числе Уолтер Монтегю, о котором нам мало что известно). Никто лучше королевы не разбирался в «делах», особенно во внешней политике, а она считала, что никто — будь то принц крови или знатный дворянин — не был ни достаточно серьезен, ни по-настоящему умен, чтобы возложить на него такую ответственность. Мазарини не состоял в родстве ни с одной из знатных французских семей, чьи честолюбивые замыслы и аппетиты были безграничны. Кардинальская сутана служила Джулио чем-то вроде духовной защиты и ставила его, согласно дворцовому этикету (которого королева строго придерживалась), в равное положение с принцами крови (с ними мало кто считался). Кроме всего прочего, этот человек был необыкновенно хорош собой, умел ловко этим пользоваться и всегда выказывал большую преданность королеве. В 42 года эта чувствительная и все еще красивая женщина ценила отношение Мазарини, но этим дело и ограничивалось. Джулио говорил по-испански, являлся духовником ее сына и был всем обязан молодому королю: следовательно, Анна могла в любой момент дать ему отставку. Привязанность Мазарини была бесспорна, как и его ловкость; его богатый опыт человеческого общения, знание государственных дел сглаживали недостаток знаний, несдержанность и неосторожность. Итальянское происхождение могло шокировать только его врагов, соперников и недалеких людей.

Но что, помимо двора, дипломатии, армии и финансов — немало, не так ли! — знал Мазарини о «глубинной» Франции, о провинциях, городах и деревнях, которые видел, путешествуя верхом или из окна кареты? А что он знал о Париже, кроме его салонов?

А ведь главные трудности ждали его именно в королевстве, и вдохнуть в него новую жизнь было задачей столь же увлекательной, сколь и трудной. А какой необычной была пара иностранцев, собиравшихся вести вперед французский корабль!

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Портрет королевства

(1643)

Французу, живущему в конце XX века, трудно вообразить и — главное — понять страну, которой Мазарини и королева-регентша будут пытаться управлять от имени короля-ребенка Людовика XIV. Границы, население, виды деятельности, тип правления, способ чувствовать и думать были совершенно отличны от наших представлений, воспитания и мышления, хотя некоторые черты сохранились, пережив века.

Формы и очертания

Франция тех времен вовсе не напоминала современный нам «шестиугольник», и ни один француз понятия не имел о границах страны. У Франции как будто была отрезана вся верхняя — северная — часть, между Амьеном и испанским Аррасом; практически отсутствовал восточный фланг за Маисом и Соной. Это были старые границы VIII века, установленные Верденским договором 843 года. Этот договор определял западную границу империи Каролингов, названную Francia occidentalis (Германия являлась Восточной частью империи). Отсутствовала большая часть Лотарингии (за исключением епископских земель — Меца, Туля и Вердена), Эльзас и Франш-Конте: Лотарингия и Эльзас принадлежали Империи, Франш-Конте — Испании.

На юге старая граница проходила по Роне, но она была отодвинута благодаря унаследованным в XIV веке Дофине[19] и Провансу в 1480 году, однако понадобилось больше двух столетий (а считая с городами Танд и Ла-Бриг — все три), чтобы линия Альпийского хребта превратилась в естественную границу, впрочем, политики XVII века и альпийцы долго не признавали этого понятия.

А что же Пиринеи? Испанская монархия заключала их в объятия, прикрыв, с одной стороны, Каталонией, а с другой — Наваррой. Королевство Генриха IV Наварра не было частью Франции и имело общую границу, и Людовику XIII в 1621 году было очень непросто добиться от наваррцев, в основном протестантов, хотя бы умеренного повиновения, тем более что теоретически два королевства были суверенными: чеканились свои деньги, существовали официальные титулы. В октябре 1789 года пришлось созвать (а сделать это было нелегко) ассамблею Старых «Штатов», чтобы беарнцы согласились признать себя французами.

У Средиземного моря старая франкская провинция Каталония (короли Франции были графами Барселонскими, и Людовик XIII перенял этот титул) с давних пор входила в состав арагонской, а потом испанской монархии и распространяла свои законы и свой язык до Лекаты в Восточных Пиренеях и замка-крепости Сальс.

В самом сердце Пиренеев с незапамятных времен северные и южные горцы перегоняли свои стада с одного пастбища на другое. Старинные Договоры 1333 года действуют и сегодня, шесть веков спустя, они соблюдались даже в военное время, как будто люди каждый раз напоминали себе, что бог войны Марс не командует скотом, и для жителей Пиренеев эти горы были границами.

Даже если не принимать во внимание многочисленные прибрежные болотистые и мелиорированные земли и озера, которые отвоевывались, начиная с 1600 года, с помощью технических талантов голландских союзников, территория Франции, которой будет управлять Мазарини, была, очевидно, на одну шестую или одну седьмую часть меньше сегодняшней: если хорошенько посчитать, во Франции тех времен было на 16 департаментов меньше по сравнению с 89 департаментами в 1918 году. Границы в те времена ничем не напоминали наши: то не была четко очерченная линия, вдоль которой стояли солдаты и были устроены таможенные посты. «Пошлинные заставы» (то есть таможни) находились, скорее, внутри королевства, поскольку многие провинции (в том числе недавно завоеванные) имели иной статус, чем соседние, потому высокие камни, мосты, острова, огромные вязы разделяли земли приходов и сеньоров, как границы между государствами. Что касается зоны лесов (например, возвышенность Аргони, разделительный рубеж между Бретанью и королевством), их окрестности и просеки просматривались из специально построенных крепостей и даже городов-крепостей, таких, как Оксонн и Витри-ле-Франсуа; в каждой из крепостей был свой гарнизон, в мирное время — легкий.

Короли очень быстро поняли, что необходимо охранять все участки территории, где возможно вторжение, завоевывая крепости на территории приграничных государств: такими форпостами были Мец, Туль и Верден, давно отвоеванные у Лотарингии, а в 1634 и 1639 годах были заняты Филиппсбург и Брейгау на правом берегу Рейна; из-за Альпийского хребта Францию охраняли Суза, Салуццо, Пиньероль и Касаль.

Приведенные примеры ясно показывают, что повсюду под прицелом находились Испания и ее германские союзники: испанцы находились на юге, в изножье Пиренеев; они были на востоке, во Франш-Конте, вблизи Дижона; они стояли на севере, поскольку Артуа, Эно, Камбрези и Фландрия были неотъемлемой частью территории Южных Нидерландов, где правил родственник Его Католического Величества и где могли быть размещены войска, а ведь до Парижа было меньше 150 километров. Напомним, что в 1636 году близ Уазы[20]состоялся прорыв и войска дошли аж до Понтуаза. Все пространство между Нидерландами и Юра находилось во владении разных князей, в основном из Лотарингии, Люксембурга, Бара и других княжеств. Им служили около двух десятков мелких сеньоров, которые прямо или косвенно «зависели» от императора, «Римского императора германского происхождения» (таков был его титул) Габсбурга, ультра-католика и близкого родственника Габсбурга Мадридского. Оставалась Савойя — со столицей в Шамбери (а не в Турине), чей шаткий нейтралитет, в котором нуждались обе стороны (при необходимости они покупали его), позволял давать проход (или не давать) испанским войскам, направляющимся из Италии на север, ведь Испания владела в Италии не только Неаполитанским, но и другими укрепленными территориями, в том числе богатым герцогством Миланским, очень выгодно расположенным. Всеми вышеперечисленными обстоятельствами и была продиктована «большая» политика Франции в ее отношениях с Савойей: Париж соблазнял, делал матримониальные предложения и угрожал силой. В 1600 году, в результате короткой и победоносной кампании, Генрих IV завоевывает Брес, Бюжей, Вальроме и Жекс (признанные Лионским договором в январе 1601 года) и отдает герцогу маркизат Салуццо, позволив таким образом Лиону дышать свободнее — союзническая Женева стала ближе. Испанским полкам была открыта более удобная дорога из Италии во Франш-Конте. Сын герцога позже получил — в качестве медовой компенсации — в жены дочь короля Крестьенну (Мазарини с ней встречался, если читатели помнят).

Эта граница с мощными крепостями, с землями в ленной зависимости, с анклавами, этакими «зияющими» дырами, где можно было опасаться вторжения испанцев и их союзников, смущает ум людей XX века: зыбкая линия, деликатная ситуация — особенно за Шампанью. Конечно, в XVII веке все всё понимали и разве что делали вид…