Мазарини - Пьер Губер

Дождь папских щедрот на этом не истощился: через год Папа Урбан VIII возвел нового Монсиньора в ранг «референдария»[11]: сия замечательная должность позволяла Джулио войти в группу «ближайших придворных и сотрапезников» Папы. Новая должность предполагала новые почести и новые доходы: денежные «вознаграждения» и «вознаграждения» натурой, что, видимо, приносило немалую прибыль. Сверх того, Мазарини получал комменду[12] с монастыря в диоцезе Модены, то есть управлял он чисто теоретически, но получал треть или даже половину доходов. К описываемому нами моменту доходы Мазарини (о которых мы мало что знаем точно) наверняка стали весьма существенными: в 1634 году Джулио выдает замуж двух своих сестер, дав каждой по 40 000 ливров приданого — немаленькая сумма, которую, правда, выплачивали частями. Еще больше Джулио сделает для следующего поколения своей семьи.

Осыпая Мазарини милостями, Урбан VIII официально прикрепил его к «дому» своего молодого племянника кардинала Антонио — первого из покровителей Джулио (конечно, за исключением французских «падрони»). Мазарини получил должность аудитора кардинала Антонио, легата в Авиньоне. Конта-Венесен[13] и Авиньон принадлежали Папе, но управлял ими легат кардинал Антонио. Как правило, легат не жил в Авиньоне и заменял его вице-легат: в. мае 1634 года эту должность получил Мазарини. «Прикрепление» Мазарини к Антонио было уловкой со стороны Урбана VIII, ибо он предпочитал старшего племянника и таким образом исключал Джулио из числа настоящих «приближенных». Лукавые римляне говорили, что, послав Мазарини в Конта-Венесен, его попросту сослали, — скорее всего, так оно и было.

Уловки Папы не помешали Мазарини (который время от времени служил в соборе Святого Иоанна Латеранского и занимался делами Авиньона) стать одним из доверенных друзей кардинала Антонио, переехавшего наконец в огромный великолепный дворец Барберини, законченном Берни-ни. Мазарини бывал здесь очень часто. Роскошная, веселая светская жизнь, общество артистов, художников и писателей, которую вели обитатели дворца, не отличалась ни слишком большим ригоризмом и набожностью, ни святостью. Здесь любили хорошо поесть, часто играли в карты. Молодой кардинал, влюбленный в певицу, использовал Мазарини в качестве посредника. Будущие враги министра и сочинители исторических анекдотов часто злословили по поводу той легкомысленной жизни, которую якобы вел молодой прелат (Джулио только что исполнилось тридцать) рядом с кардиналом Антонио (последний, конечно, не был святым, но оставался хорошим покровителем).

И все-таки в те годы в Риме (1633—1634) карьера, о которой мечтал Мазарини, никак не продвигалась. Римлянин по рождению и культуре, Мазарини как будто находился под высоким покровительством Святого Отца, но он не хотел вечно оставаться каноником или простым прелатом — положение, достойное уважения, но вполне заурядное.

На тот момент главной мечтой Мазарини наверняка был кардинальский сан, что давало возможность получить должность папского нунция. Нунций Бики в 1634 году становится кардиналом, так что должность нунция в Париже освобождается. Людовик XIII, Ришелье и посол Франции в Риме просят ее для своего протеже. Папа ответил отказом — очень вежливо, ко категорично; три года спустя он опять отказал в просьбе. Причина такого поведения известна: вето наложил испанский двор, Папа все чаще прислушивался к его мнению, следуя примеру своего племянника, государственного секретаря Франческо Барберини. Следует отметить, что Мазарини превратил своего покровителя кардинала Антонио в «защитника дел Франции», должность полуофициальная, важная, но — увы! — кардинал не мог продвигать дела самого Мазарини при дворе Папы.

Урбан VIII поручил Мазарини — в качестве компенсации и не без задней мысли — отправиться с миссией (мира) во Францию в ранге чрезвычайного нунция, что не освобождало его от должности вице-легата в Авиньоне. Вскоре Папа захотел облегчить Мазарини цизальпинскую[14] миссию, назначив ему дополнительный пансион, который обеспечивался доходами с аббатства в Вольтерра и Имола[15], доходом каноника в Латеранском соборе (где Джулио больше не мог выполнять свои обязанности) и несколькими бенефициями в Лотарингии, хотя эти деньги не так легко было собрать.

Монсиньор Мазарини покинул Рим в 1634 году, в день святого Людовика, в великолепной карете, предоставленной щедрым кардиналом Антонио, отстояв службу в соборе Людовика Святого всех французов. Его путь лежал через Тоскану и Пьемонт, где он останавливался, восстанавливая дружеские связи, и без особого энтузиазма пытался воплотить в жизнь мечту Папы о посредничестве итальянских принцев в мирных переговорах об окончании Тридцатилетней войны. Три месяца спустя, в ноябре, Мазарини приезжает в Париж, привезя огромное количество больших и маленьких подарков всем главным лицам королевства и придворным. Кардинал Антонио даже предоставил Джулио «антиквариат» — произведения искусства, картины Тициана, Пьетро да Кортоны и Джулио Романо. Эта богатая великолепная «манна небесная» призвана была облегчить ведение переговоров, в успех которых чрезвычайный нунций не верил: намечалось возвратить герцогу Лотарингскому Лотарингию, оккупированную войсками Людовика XIII, помирить Людовика XIII с братом, который тайно женился на лотарингской принцессе, и помешать — насколько это было возможно — Бурбону вступить в войну с Габсбургами, особенно если король заключит союз с протестантами (Голландия и Швеция). Однако политика, проводимая Людовиком XIII и Ришелье с 1630 года, была направлена именно против Габсбургов, которые взяли в кольцо французское королевство.

Людовик и Ришелье могли позвать в союзники только протестантов — и с этим упрямым фактом французские святоши упорно отказывались согласиться… как «добрые католики Папы Римского». Мазарини добросовестно выполнял свой долг: выступал в защиту герцога Лотарингского и Гастона Орлеанского, настаивал на открытии мирных переговоров. Увы, ничего не получилось, решение было принято: войну объявили 26 марта 1635 года… Впрочем, Мазарини оставался в Париже, где чувствовал себя весьма комфортно. Он устраивал приемы в особняке папских нунциев в Клюни, стараясь сохранить дружеские связи и делая все возможное для продвижения карьеры, чему всячески соспешествовала французская монархия, хотя конечной результат все-таки зависел от Его Святейшества Урбана VIII. Мазарини задержался в Париже на год и покинул французскую столицу только после того, как Папа в январе 1636 года приказал ему отправиться в Авиньон. Два месяца спустя Мазарини вынужден был подчиниться. Он навсегда вернулся в Париж лишь три года спустя. Эти три года были для него временем забвения и ожидания, позже биографы назовут их «затворничеством в пустыне».

Годы в тени (1636—1639)

Авиньон

Восемь месяцев службы в Авиньоне оставили в памяти вице-легата блеклые воспоминания. Он честно исполнял свои обязанности духовного и светского администратора, проявив, кажется, некоторую оригинальность всего однажды: 2 июня 1636 года он издал указ, позволявший евреям города спокойно заниматься делами. В остальном он жалуется на холод огромного дворца, болеет, скучает из-за отсутствия светской жизни в маленьком городе, тоскует о Париже и Риме, прекрасно понимая, что покинут всеми. Чтобы отвлечься, он часто навещает своего друга кардинала Бики (если читатели помнят, именно он сделал Джулио клерком), теперь епископа Карпантрийского, выстроившего себе восхитительный дворец. Несколько дней у Мазарини гостил испанский дипломат граф Салазар, осуществлявший связь между Парижем и Мадридом (ибо война никогда не мешала переговорам). Позднее, незадолго до возвращения во Францию, Джулио принимает у себя драгоценного друга Уолтера Монтегю, с которым познакомился при дворе Людовика XIII: он был новообращенным католиком, и именно он сыграет важную роль в жизни самого Мазарини да и в жизни королевы Анны. В перерывах между встречами Джулио умирал от скуки. В мае он рассказывал своему другу Шавиньи, что переоборудовал один из залов дворца в зал для игры в «трипотто», что переводится как «зал для игры в мяч»; но чаще как «притон», «веселый игорный дом»… Мазарини становится все большим французом: желая помочь армии короля противостоять натиску испанцев, он добивается отправки из Марселя 25 центнеров пороха, за что Ришелье горячо благодарит его в письме, датированном 7 октября (к посланию прилагались инструкции касательно римской политики).

Пребывание в Авиньонском чистилище длилось слишком долго. Благодаря кардиналу Антонио, под предлогом урегулирования личных и семейных дел в Риме, Мазарини в начале ноября добился отзыва из Авиньона. В тот период дать новый старт карьере Мазарини могли только Рим и Святой Отец, чему способствовала явная франкофилия Джулио.