Спецназовские байки - Алексей Суконкин

Лютиков трогает вытяжной фал, который прижат к ранцу основного купола специальными резинками, потом хлопает меня по плечу:

— Нормально.

Проверили еще восемь человек. Лютиков дает отмашку:

— На борт.

На кромке аэродромного бетонного поля стоит вертолет Ми-8мт с работающим двигателем. Прыгать будем с него. Я влезаю первым — как самый легкий буду прыгать последним. Это правило учитывается строго. На гражданке это практически не учитывалось. А тут строго — кто тяжелее, тот первым и выходит. Чтоб не влетел, собака, в купол ниже летящего.

Все расположились на своих местах. Пристегнули карабины вытяжных фалов к специальному тросу. Начинается подъем машины. Взлетаем. Внизу Дземги. В первой трети аэродром пересекает железная дорога. Говорят, что это единственный аэродром в мире, который «оснащен» железной дорогой. Самолеты садятся — поезда стоят. Поезда идут — самолеты терпеливо кружат над аэродромом.

Взлетаем и делаем круг. Высота уже приличная. Город как на ладони. Амур блестит и переливается солнечными зайчиками. Красота! Лютиков у каждого проверяет готовность приборов ППКУ. Приборы стрекочат и замолкают. Они сработают тогда, когда до земли будет двести метров.

Лютиков подает сигнал первой тройке. Встают. Начинается самое интересное. Я точно знаю, что прыгну. А из вставших об этом не знает никто…

Первым подходит к люку Вася Громов. Он парень у нас здоровый. Плечистый. Подходит к люку и замирает. Выпускающий орет:

— Громов пошел!

Вася не шевелится.

Лютиков сильнее:

— Громов пошел!

Вася стоит. Выбрасывать человека нельзя. Разведчик должен сам сделать шаг. Иначе он не разведчик. Громов оборачивается и почему-то смотрит на меня. Я улыбаюсь ему и кричу через весь салон:

— Пошел!

Вася перегибается и вываливается в небо. Видно как натягивается за ним фал, мелькают его подковки на ботинках. Фал дергается, и тут же взвивается с оранжевым чехлом парашюта. Ясно — Вася раскрылся. Следом уходят еще двое, но уже без задержек. У этих стадный инстинкт, им легко.

Вертолет проходит точку выброски и делает второй заход. Еще трое выходят без особых истерик. Следующий заход и моя тройка. Я крайний. Первым должен выходить Рыжий. Он уперся руками в люк и орет. Просто орет. Лютиков выходит из себя и за воротник оттаскивает его подальше от люка. Внимательно смотрит ему в лицо:

— Ты чего, солдат?

— Я не буду прыгать.

— Почему?

— Боюсь.

— Десантник неба не боится. Или ты не десантник?

Рыжий что-то бурчит под нос, и тут же, рывком, выходит за борт. На потоке полощется чехол его парашюта. Мне видно, как его купол наполняется, и он машет руками. Следом выходит еще один, а потом настает моя очередь.

Подхожу к люку. Руки на лямку. В лицо бьет поток воздуха от несущего винта. Лютиков командует:

— Пошел!

Когда Рыжий не хотел прыгать я стоял с ватными ногами и замершим сердцем. Сейчас это все прошло. Сейчас у меня полный контроль над собой и своими чувствами. Да и сознание того, что я среди срочников в роте самый «опытный» парашютист, делает свое дело. Я не могу не прыгнуть.

Я переваливаюсь за борт. Немного не обычное чувство — на Ан-2 тебя набегающим потоком сразу кидает назад, а здесь я валюсь ровно вниз. Спиной чувствую, как из сот выходят стропы, над головой слышу хорошо знакомый шорох раскрывающегося перкаля. Все, повис. Можно поправиться в системе, осмотреться.

Купол наполнен как надо, соратники летят значительно ниже, вертолет уже далеко и тишина… а внизу играет солнцем Амур, которому до замерзания осталось совсем не много времени.

Быстро определяю снос, разворачиваюсь так, чтобы как можно ближе сесть от старта и не тащить на себе купол. Вспоминаю про запасной парашют, и буквально за несколько секунд до сработки прибора, успеваю развязать узел. Прибор стрекочет секунду и резко щелкает.

Успеваю еще немного подрулить и падаю практически на укладочные столы. На ногах устоять не могу и валюсь на бок. Купол перелетает через меня и накрывает ротного, который тут же помогает мне погасить парашют. Я приземлился.

Кто-то улетает метров за триста от старта. Повезло мерзавцу. Пусть корячится и тащит на старт свой парашют.

Ротный жмет мне руку и говорит:

— Сразу видно матерого парашютиста!

Я улыбаюсь. Лестно.

В небо уходит вторая группа будущих рэксов. Вскоре приземляются и они. Майор Иванов строит роту:

— Равняйсь! Смирно.

Майор берет под козырек и говорит:

— Товарищи разведчики-десантники, от лица командования и от себя лично поздравляю вас с совершением первого прыжка!

— Ура! — орет рота.

Потом традиционный десантный церемониал: всех бьют запасным парашютом по заду. Так положено. Потом вечером в казарме дембеля нам предложат еще один церемониал: разбить самому себе на голове бутылку из-под водки.

Это тоже очень важная спецназовская традиция. Лобная кость очень крепкая и (почти) всегда держит удар бутылки. А раны и порезы — они заживут. Палец сержанта Столярова почему-то первым указывает на меня:

— Ты тут самый парашютист? Давай, бей первым…

Мне дают пустую бутылку водки. Дембеля её только что выпили. Кто-то из дембелей протягивает мне десантный берет. Машинально я смотрю на надпись, сделанную хлоркой. Вижу свою фамилию. Это мой берет. Это дембеля вскрыли в каптерке шкаф с новой формой и теперь будут каждому выдавать береты.

Я надеваю берет на голову.

— Бей сильно, — советует Столяров.

Я некоторое время примериваюсь и бью бутылкой себе по лбу. Бутылка только отскакивает. Больно. Чувствую, как на лбу начинает наливаться большая шишка.

— Говорю сильнее! — орет сержант.

Чувство подобное тому, которое испытываешь перед тем, как сделать шаг в пустоту. Здесь тоже нужна решительность. Будь что будет. Себя нельзя жалеть. Будешь себя жалеть, не сможешь оторваться от мирской суеты и не сможешь взлететь вверх и достичь неизведанных высот. Только тот, кто умеет пересилить боль и страх, сможет в своей жизни достичь чего-то, за что потом и умирать не жалко.

Много позже я понял: и прыжки с парашютом, и бутылки на голове — это не только прыжки и не только разбитые бутылки. Это воспитание в человеке способности пересилить себя, шагнуть через страх и боль. Если хотите — это элементы психологической подготовки воина. Реальное боевое парашютное десантирование в нашей стране не применялось со времен Великой Отечественной — виной тому развитие средств противовоздушной обороны. Ясно, что роту десанта можно сбить одной ракетой, а потому сейчас парашютное десантирование крупных воинских подразделений невозможно в принципе, или возможно, но только в районах с надежно подавленной противовоздушной обороной противника. Тем не менее ВДВ из года в год проводят крупные учения с выброской войск. Готовимся к прошлой войне? Нет. Готовим личный состав умению преодолевать свой страх. Тоже самое и бутылки на голове. Ничего страшного в этом нет. А раны заживут. А еще говорится: что не убивает, то укрепляет. Верно на все сто.

Беру снова бутылку, примеряюсь. Нужен решительный рывок. Будь что будет! Со всей силы бью бутылкой по собственной бестолковке. Аж искры из глаз. Слышу как со звоном бутылка разлетается на мелкие осколки. Еще осколки звенят по полу, а сержант Столяров уже пьяно орет:

— Рядовой смирно!

Вытягиваюсь по стойке «смирно». Чего дембеля еще придумают? Чувствую, как по щеке течет кровь из разбитой головы.

Сержант сам вытягивается передо мной. Видно, что кривляется, и смеется, но уж такова традиция. А пьян он или трезв — об этом особых указаний в данной традиции не имеется.

— Поздравляю с присвоением звания «разведчик»! Носи, заслужил!

Дембель мне передает мой же берет, на котором видно пятно крови. Я надеваю берет и ору во все горло:

— Служу России.

Дурость, конечно, но с глубоким смыслом. Те, кто не смог разбить бутылку, потом по разным причинам довольно быстро покинули роту. А в тот вечер они собирали осколки стекла и отмывали от крови пол в каптерке.

Утром ротный проверил у всех лбы. После чего прямо сказал, что будет разбираться по данному факту. Результатом разбора был перевод "не разведчиков" в другие части.

Я бы назвал это кадровым подбором. У нашего ротного было из кого выбирать — мы жили на территории мотострелецкой дивизии, где было много желающих служить в отдельной роте. Только Иванов и другие офицеры роты делали вид, что ничего об этой традиции не знали. Но традиция эта жила и процветала. Сейчас я уже понимаю, что это была хорошая традиция. Можно было достаточно точно определить пригодность человека к службе.

Прыгни с парашютом, а потом бери бутылку, и мы посмотрим, готов ли ты к службе в спецназе…

Прыгаем в поле. Почти боевые условия. У меня РД-54, винтовка СВД в чехле, противогаз, МСЛ (кстати, карман на лямке рюкзака — это оказывается для черенка лопатки, пока не показали, сам не мог догадаться), котелок комбинированный со вставленной в него фляжкой. Плюс ко всему я одет в зимний бушлат, ватные штаны. Конец октября. Холодно.