Сумерки Мира - Генри Олди

Зверь, Человек, Бог.

1

Ветер уныло лизал барханы, оплавляя их желтыми сыпучими струйками, ветер грустно посвистывал в сухих ветвях колючника, как делал это уже многие тысячи лет, – пустыня, что с нее возьмешь… Все та же монотонная песня, те же пологие барханы – нет, не те, конечно, но такие же… И неровная цепочка волчьих следов, быстро заносимая песком. Сколько их, эфемерных следов жизни, засыпал ветер на своем однообразно-бесконечном веку, от Сифских источников до отрогов Ра-Муаз? Считай не считай – собьешься… Да и не только следы, а зачастую и иссушенное солнцем тело со стекленеющими глазами, в завершении цепочки зыбких ямок, – ветер давно привык к этому и равнодушно скользил мимо.

Пустыня…

Но на этот раз что-то было не так. Ветер почувствовал давно забытый укол любопытства – и тут же, с удивившей его самого поспешностью, рванулся вперед, по следу, срывая верхушки с опешивших барханов, с воем проносясь между ними, стремительно нагоняя того, кто упорно шел вперед, оставляя так изумившие ветер следы…

… – Куда ты так спешишь, Арист? – человек заслонился полой серого плаща от внезапно налетевшего и умчавшегося ветра, щуря глаза и сплевывая хрустящую на зубах слюну. – Все равно мы догоним его, никуда не денется. Да и остальных наших неплохо бы обождать, а то как бы снова не нарваться по-дурному, в спешке-то…

И он машинально потер свежий браслет потерянной жизни, седьмой по счету. Его спутник, коренастый, крепко сбитый мужчина в форменной тунике и грязно-сером плаще Скользящего в сумерках, остановился и поправил меч у пояса.

– Ветер, – отрывисто бросил он, словно с неохотой расставаясь с произносимыми словами. – Следы заметает. Упустим. Скорее бы надо…

Высокий и худощавый противник спешки что-то недовольно пробурчал себе под нос и нехотя двинулся за приземистым Аристом, который уже шел по следу, даже не оглянувшись – он и так не сомневался, что второй салар следует за ним…

…А на другом конце неровной цепочки следов, в трех-четырех тысячах шагов от людей, уходил размашистой рысью матерый волк – с большой лобастой головой, крепкими лапами и вывалившимся из пасти языком, длинным и розовым. Волк устал; он двигался все медленнее, и ветер легко поравнялся с ним – и в изумлении притих, затаившись между барханами.

Было от чего – потому что к спине зверя оказалась приторочена кожаная фляга, походная сумка внушительных размеров, из которой торчали рукояти меча и двух ножей, а также несколько мелких предметов неизвестного ветру назначения.

Вся поклажа была умело скатана, запакована и уложена – причем явно человеческими руками.

Свернув за очередной бархан, волк устало опустился на песок и некоторое время отдыхал, тяжело дыша и постепенно успокаиваясь. Потом, как-то хитро изогнувшись, он отполз назад, и все вещи остались лежать на песке перед ним.

С заметным облегчением волк закрыл глаза.

Он лежал совершенно неподвижно, казалось, прекратилось даже дыхание, и тут что-то начало неуловимо меняться в облике зверя. Очертания его тела потекли, стали зыбкими, шерсть растворилась в туманном мареве…

С песка встал, разминая затекшие плечи и вертя головой, молодой парень лет двадцати трех, совершенно обнаженный. Глаза цвета голубой стали, спутанная грива пепельных волос… да и вообще, возможно, излишне волосатый, но – в пределах нормы…

Солли стряхнул с себя песок и шагнул к тюку со свернутой одеждой. Он знал, что Мертвители висят на хвосте, и времени на отдых почти не остается.

Одевшись, он сделал пару глотков из полупустой фляги, покатал воду на языке, ополаскивая рот, и, поморщившись, проглотил теплую безвкусную жидкость. Потом проверил, легко ли ходит меч в ножнах, вложил метательные ножи в специальные пазы своей короткой куртки и, отступив в ненадежную тень песчаного холма, стал ждать.

Он прекрасно понимал, что в волчьем облике у него нет ни единого шанса против двух натасканных Мертвителей, в одиночку выходящих на стаю; даже если не подоспеют остальные Скользящие в сумерках, как они сами себя называют…

Он встретит преследователей как человек. Только в этом случае он еще может на что-то рассчитывать. В конце концов, тех, серых, всего двое…

Почему-то Солли был уверен, что за ним идут всего два человека. Он не мог назвать причину своей уверенности и не очень-то задумывался над этим…

…Ветер, негромко подвывая, шелестел песком, и Солли не сразу понял, что шелест этот чуть-чуть изменился. Да и ветер-то уже почти стих…

Солли едва не опоздал. И если бы не многолетняя выучка, властно швырнувшая его навстречу серой фигуре, вынырнувшей из-за бархана… навстречу, а не назад, в пустыню… Салар попятился, вскидывая небольшой арбалет, но нож Солли уже ввинчивался в плотный горячий воздух.

Мертвитель споткнулся, хрипя и хватаясь за окровавленное горло, по которому полоснуло короткое отточенное лезвие, и Солли легко уклонился от стрелы, пущенной слабеющей рукой.

Кажется, этого Солли уже один раз убивал. Дня три назад, что ли…

В последний момент он каким-то шестым чувством уловил движение у себя за спиной и инстинктивно отпрянул в сторону. Тень с мечом в руке возникла точно на том месте, где только что стоял сам Солли. Потом салар посмотрел на меч, выхваченный Солли, на всю его сжавшуюся фигуру – и пренебрежительно рассмеялся.

Белая молния полыхнула вокруг запястья Девятикратного, разрубив ветер надвое, и Солли понял, что проиграл. Против этого Постоянного Изменчивый был бессилен.

Мертвитель мог не спешить. Он даже мог немного растянуть удовольствие, поиграть с жертвой в кошки-мышки – и оба они это понимали.

«Если не можешь победить в честном бою – побеждай, как можешь. Если у врага – девять жизней, а у тебя – одна, важен лишь результат. Все остальное – ловушка для глупцов».

Так любил повторять старый Морн, Сын Большой Твари, и его ученики хорошо усвоили правило мудрого Тварьца.

Солли коротко ткнул мечом перед собой. Мертвитель даже не шелохнулся, но Изменчивый одновременно с глупым выпадом выбросил вперед выпрямленную левую руку – и резко взвел ладонь на себя, пальцами вверх.

Салар машинально увернулся, ловя на лету крохотный дротик, потом он дернулся, с недоумением поглядел на свою ладонь, оцарапанную деревянной колючкой, и сполз в рыхлый песок. Лицо его приобрело багровый оттенок; он пару раз выгнулся и затих.

Солли бросил меч в ножны и отстегнул рукавный самострел. С такой игрушкой всегда существовала опасность оцарапаться самому, но у Изменчивых смола дерева йикининки – а именно ей смазывались дротики и духовые иглы, – вызывала по первому разу лишь трехдневную горячку с фантасмагорическими видениями. Со второго раза возникло стойкое привыкание к наркотику, и Изменчивый сгорал в считанные месяцы.