Чародеи Юга - Брэнт Йенсен

— Как это? — удивился Сигурд.

— Около года назад я проснулся, — начал свой рассказ Счастливчик, — в одной из комнат «Морского Змея». Я был одет в недорогие брюки и рубашку светло-серого цвета, вроде тех, что носили те вчерашние наши преследователи. На столе лежал кошель с небольшим количеством серебряных монет зингарской чеканки. Я не помнил ни кто я, ни откуда. Не знал и где я сейчас. Очень странное чувство. Я немного посидел на кровати, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить. В голове мелькали какие-то образы, понемногу приходили названия вещей меня окружавших. Я догадался, что нахожусь в одном из тех мест, где люди платят деньги за еду и кров. Но ничего более конкретного в голову не приходило, и я решился покинуть комнату. Тогда «Морской Змей» произвел на меня просто неизгладимое впечатление: все эти иллюзии, множество непохожих друг на друга людей, непрекращающийся шум. Я так и стоял с открытым ртом, пока одна из официанток не поинтересовалась, чего я желаю. Желал я узнать, что же со мной происходит, но что-то мне подсказало, что вряд ли девушка способна ответить на этот вопрос, и я попросил порцию жаркого и фруктов. Увидев моё легкое замешательство, и видимо приняв его за последствия бурно проведенной ночи, официантка взяла меня под руку и усадила за один из свободных столов. Через какое-то время она вернулась с заказом. Я поинтересовался его стоимостью, и когда выяснилось, что еда мне вполне по карману, поблагодарил девушку и приступил к трапезе. Постепенно возвращались некоторые воспоминания. Главным для меня стало то, что я понял, у кого я могу узнать что-нибудь о себе. В таких заведениях обязательно есть человек всем заведующий, в том числе и сдачей комнат. Хозяин. Я попытался определить, кто из присутствующих внизу людей подходит на его роль. Наиболее вероятной кандидатурой мне показался полный лысеющей человек, сидевший рядом со стойкой и покрикивающий на служек. Я подошел к нему и вежливо поинтересовался, на чьё имя записано моя комната. Его мой вопрос премного позабавил. Комнаты с тем номером, который я назвал в таверне никогда не было. Я предложил подняться наверх и показать ему то место, где я очнулся. Он рассмеялся и сказал, что было бы неплохо, если бы я сначала сходил и убедился в своей правоте в одиночку. И я последовал его совету. К своему величайшему удивлению, на том месте, где располагалась дверь моей комнаты, я обнаружил глухую стену. Не знаю, что нашло на меня в тот момент. Величайшая тоска сжала мою душу в своих объятьях. Я был совершенно одинок в мире мне не знакомом. Хотелось исчезнуть, перестать существовать. Даже мысль о том, что если я покончу с собой, а моё тело будет всё еще здесь, в материальном мире, пугала меня до дрожи в коленях, — Счастливчик попытался улыбнуться, давая понять, сколь глупым теперь ему кажется его тогдашнее состояние. Но вышло это у него не очень убедительно, и он продолжил рассказ. — Иногда это чувство возвращается. Жутко тяжело ему противиться. Может однажды я и поддамся… Если хватит храбрости… Вообще, в то утро я, совершенно не понимая, что делаю, двинулся прочь из таврены. Тогда меня окликнул один из игроков в кости, предлагая присоединиться к игре. Почему он так поступил? Может жаждал легких денег, может хотел мне помочь… Не знаю. Играл я не задумываясь, всё происходящее вокруг меня мало интересовало. Я жаждал забвения. Но постепенно, с каждой выигранной ставкой во мне стал просыпаться вкус к жизни. Я собрал все деньги, что ставились на кон в тот день. Тогда я и заработал прозвище Счастливчик. Меня считали кем-то вроде тех несчастных служителей Митры, что смешат заезжих моряков. Подумав, я решил снять комнату в «Змее». На этот раз она оказалась вполне реальной. Хозяин заведения, звали его Хирамом, потом за кружкой вина втолковывал мне, что я, скорее всего перебравший лотоса зингарский моряк, отставший от своего корабля. Я попросил сказать его что-нибудь на зингарском. Фразу его я понял, но сам произнести что-нибудь на языке, который должен был быть родным для меня, я не смог. Жил я в гостинице недолго. Постояльцы стали подозревать, что я мошенник, состоящий в заговоре с Хирамом. Произошло это оттого, что на игорном столе я раз от раза собирал все деньги. Тогда Хирам нашел для меня этот дом. Хороший человек. Мне не хотелось ставить и себя, и его в неудобное положение, и я перебрался из таверны сюда. Не самое плохое место, если не иметь здесь врагов и регулярно платить кому надо. Благо суммы вполне приемлемые. В «Змее» я теперь появлялся реже, только, если очень требовались деньги.

— Занимательный рассказ, — сказал Конан. — Только он ничуть не объясняет того, почему за тобой охотятся люди, не боящееся даже местных магов. Навряд ли они настолько расстроились из-за проигрыша в кости. Очень хотелось бы знать, в какую именно историю ты нас втянул. Не хочешь ли просветить нас на этот счет?

— Это произошло, когда я уже жил здесь, — продолжил Счастливчик. — По соседству со мной жил один зингарец, Камилес. В Сартосе он жил с самого детства, но происхождением своим гордился страшно. И разглядев во мне соотечественника, да еще и подобно ему исконной родины ни разу не видавшего, сразу же проникся ко мне симпатией. Он занимался тем, что продавал заезжим моряком поддельные карты с сокровищами. В Сартосе многие этим занимаются, но Камилес был настоящим профессионалом. В юности он был охранником у одного шемского купца. Его караваны исходили половину всего хайборийского Полудня. Камилес же зарисовывал многие участки пути, не задумываясь тогда еще о будущей профессии. Просто из любви к искусству и на случай, если придется очутиться там в одиночку. Случай ему представился, когда на его караван, напало одно из кочевых племен, обитавших на границе Стигии и Шема. Тогда из десятка выживших лишь несколько человек смогло добраться до цивилизованных районов. После этого Камилес решил распрощаться с мечтами о воинской карьере и обосноваться в родном Сартосе. Здесь нехватка денег и толкнула его на скользкий путь мошенничества. Он наносил на папирус маршруты своих странствий, пытаясь делать места захоронения сокровищ максимально правдоподобными. Это дало определенный результат, и вскоре он уже мог не думать о том, где переночевать и чем набить желудок. К своему занятию он постепенно начал приучать и меня. Камилес показывал, что надо делать с папирусом, чтобы его состарить, рассказывал, какие обозначения использовались картографами разных стран и времен, учил правильно обращаться с покупателями. Вскоре я нарисовал свою первую карту. Ей было очень далеко до шедевров Камилеса, но один золотой аквилонской чеканки я тогда за неё выручил. Ох, и набрались же мы по этому поводу! Постепенно у меня стали получаться всё более удачные образцы, некоторые было даже жалко продавать. Я сначала не понимал, почему я этим занялся: игра в кости меня вполне обеспечивала. Потом догадался. Когда я рисовал, на меня никогда не нападала та самая тоска. Я впервые был счастлив. Но однажды случилось нечто невероятное. В Сартос прибыл один из моих бывших покупателей и принялся меня разыскивать. В этом то ничего необычного не было. Я скрылся у одного из знакомых в квартале, и обнаружить меня он, разумеется, не смог. Просто позже выяснилось, что он нашел сокровище, обозначенное на моей карте, и всего-навсего собирался меня отблагодарить. Я ничего не понимал. Камилес объяснял произошедшее моей невероятной удачей.