Конец белого ордена - Марк Чачко

— Если этот документ попал к чекистам, я погиб, — произнес Митя. Непритворное отчаяние звучало в его словах.

Катя мягко произнесла:

— А если тебе явиться с повинной? Во всем признаться…

— Нет! Нет! — бескровное лицо Мити перекосилось от охватившего его страха. — Нет, ни за что! Меня там расстреляют. Я убегу, схоронюсь. Мне бы только немного окрепнуть. Дня два-три мне надо где-нибудь переждать. Ты мне поможешь, Катя? Без тебя я погибну. Знаешь, мы зайдем в наш лицей. Там у швейцара Анисима Хрисанфовича можно будет узнать, кто из моих соучеников в Москве. Ты меня не выгонишь, Катя? Ты мне поможешь спастись?

Глава четвертая

Валяясь на диване, Корабельников почитывал пухлый растрепанный томик Хаггарда. У квартирной хозяйки была довольно большая библиотека. Три огромных шкафа сверху донизу были заставлены книгами. Впереди — парадно, как гвардейцы, выстроились на полках тома Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона, огромные фолианты исторических сочинений. На задворках шкафов, точно бедные родственники, ютились книжки затрепанные, с оборванными корешками. Отсюда, порывшись, Володя уносил к себе какой-нибудь приключенческий роман. Но странно, даже произведения прославленных мастеров этого жанра — Буссенара, Хаггарда, Стивенсона не захватывали его. Замысловатые выдумки о кораблекрушениях в тропических морях, о поисках сокровищ, о жарких схватках с голыми дикарями на неведомых атоллах оставляли его равнодушным. Слишком далеки были все эти истории от того, что до краев переполняло его душу. Действительность была фантастичней и реальней любой выдумки.

— Митенька, к вам гость, — постучавшись, сказала квартирная хозяйка Мария Лазаревна.

Корабельников отшвырнул книжку. Наконец-то! Начинается… Наверное, это кто-нибудь из тех, кого он так напряженно ждал, тратя драгоценное время на чтение приключенческих книг. Володя вскочил на ноги и распахнул дверь.

На пороге стоял Мещерский, держа фуражку в руке. Корабельников радушно его пригласил:

— Заходите, очень рад вас видеть. Очень рад…

Войдя, Мещерский брезгливо оглядел убогую обстановку комнаты, потом подошел к окну, осторожно отодвинул занавеску и выглянул во двор. Осмотром, видимо, остался доволен и, уже успокоенный, подошел к дивану и разлегся там, положив пыльные сапоги на валик.

— Ну, как проводите время? — спросил он Володю, лениво позевывая.

— Затворником, — искренне пожаловался Корабельников. — Тоска смертная. И совестно без дела валяться в такую горячую пору.

— Странно, странно, — не слушая его и думая о чем-то своем, проговорил Мещерский. — Неужели нервы у меня начали пошаливать?

— Что-нибудь случилось?

— Нет, нет, все в порядке…

Он курил и стряхивал пепел на старый паркет. Между двумя затяжками вполголоса запел:

Раз в ночных, ночных потьмах —                                                   мах, мах —Шел с монахиней монах —                                         нах, нах…

И, не допев, замолчал. Внезапно спустил ноги с валика и сел. Что-то не давало ему покоя, что-то его мучило. Угрюмо уставившись в пол, он в тяжелом раздумье произнес:

— Да, это тот самый. Голову даю на отсечение…

— О чем это вы?

Мещерский многозначительно усмехнулся.

— Такое, понимаете, Митенька, странное совпадение. Сегодня два раза мне на глаза попался один и тот же человек.

— Просто на улице?

— В том-то и дело, что не просто на улице. Один раз, когда выходил из дому, второй раз, когда завернул на Большую Никитскую. Хотел навестить старого однополчанина… Что-то я в тот миг почувствовал. Изменил маршрут. Кружил по городу, желая обнаружить слежку. Но больше он мне на глаза не попался.

— Неужели вы могли запомнить физиономию случайного прохожего?

— Ну, что же тут особенного. У того, кто ведет двойную жизнь, все чувства обострены до крайности. На нервах живем. Интуиция, дорогой мой, штука не простая. Почему я почувствовал что-то странное в этом прохожем, объяснить не берусь. Но что-то мне в нем бросилось в глаза, задержало внимание. И нервные центры послали сигнал: будь осторожен! Это вроде предчувствия. Я в приметы не верю, а в предчувствия — да. Не все предчувствия оправдываются. Это верно. Но я к ним прислушиваюсь. Вот так-с!

— Интуиция нас часто подводит, — сказал Корабельников. — Она у человека несовершенна. Кто слепо доверяет ей, тот гибнет.

— Послушайте, — с иронией произнес Мещерский. — Какие мы, оказывается, философы. Дорогой мой, в восемнадцать лет я тоже изрекал разные ошеломляющие истины. Ну, вроде того, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, что волков бояться — в лес не ходить и так далее! А повстречавшись со смертью с глазу на глаз, еще кое-что усвоил. Смерть — штука коварная, она играет с тобой, как кошка с мышью. Чтобы прежде времени не отправиться к праотцам, надо чертовски быть осторожным, ловчить, петлять, как выражаются охотники… Ну, да ладно. Может, я ошибся и за мной следовал московский обыватель, а не чекист. Ну-ка, а что скажет мне мой талисман?

Он вытащил из кармана потертый бумажник, раскрыл его, достал небольшую золотую вещицу и подбросил ее вверх.

— Браво! Выпала счастливая сторона. Живем, не тужим!

— Что это у вас? — спросил Корабельников, с любопытством посмотрев на ладонь офицера.

— Серьга, — ответил Мещерский. — Сашкина слеза.

— Сашкина? Кто это?

— Царица наша. Ее подарок… Каждый новый офицер, вступающий в конвой, получал от царицы подарок. Популярности искала в гвардии… Деньги дарила и расписывалась на кредитках. Немало сторублевок получил в свое время из ее августейших рук. И на каждой кредитке от края и до края крупная надпись: «Александра». Хранил долго, а в семнадцатом году загнал одному французу. Александра, Алиса… Вору и конокраду Гришке Распутину руку целовала!..

Он махнул рукой, скрипнул зубами и зло выругался:

— Принесло ее на наше несчастье в Россию!

Помолчали. Мещерский посмотрел на часы, прислушался. Встал, чуть приоткрыл дверь. Спросил негромко:

— А старушенция где? Что-то ее совсем не слышно.

— Ушла из дому. На кладбище, там у нее сын похоронен.

— И дверью не хлопнула?

— Тихая старушка…

Мещерский возвратился к дивану, удобно расположился, сладко зевнул и сказал томным голосом, не глядя на Володю:

— Поставьте-ка, дружок, на подоконник, поближе к правой стене какой-нибудь заметный предмет. Ну, хотя бы вон ту хрустальную вазу, что стоит на буфете. С вами, Митя, желает встретиться один человек. Эта ваза будет ему знаком, что можно заходить. Правила конспирации… Береженого, как говорится, бог бережет.