Никто, кроме тебя (СИ) - Селезнева Алиса

И, принеся из прихожей аккуратный свёрток, бабушка развернула передо мной новую вязку. Шарф был белым, а берет − сиреневым, что тут же навело меня на мысли о знакомой Николая Андреевича.

– Парень твой как? – Подняв голову, мама в упор посмотрела мне в глаза.

Я цокнула.

– У меня парня нет, тот, что залез в общежитие, моим не был.

Мама усмехнулась и, вытащив из кармана домашних брюк телефон, принялась гипнотизировать его взглядом. Но последней модели «Samsung Galaxy» было как будто наплевать на то, что творилось в маминой голове. Она лежала на столе без всякого намёка на движение и не собиралась светиться ни от входящих вызовов, ни от сообщений.

– Все мужики − козлы, – с чувством произнесла мама. – Все без исключения.

Вспомнив про Николая Андреевича, я хотела возмутиться, но, решив, что напорюсь на новую грубость, промолчала.

– Даша… – Бабушка посмотрела на маму долгим пронзительным взглядом.

– А что? Я правду говорю. Это в её учебниках не написано. Пусть знает. Все мужики – козлы! И папаша её в особенности. Бросил меня одну беременную. Если бы не он, у меня бы, может, и жизнь по-другому сложилась. А она вся в него. И кожей, и рожей. Глаза, уши, волосы. Из моего только ямочки на щеках. Если бы рожала в больнице, подумала бы, что подменили.

Прикрыв глаза, я медленно сосчитала до десяти. Эту историю мне уже рассказывали. Правда, давно. Часть событий успела стереться из памяти, впрочем, важным всё равно было только одно. Роды у мамы начались на улице, и производила меня на свет она вроде как дома, потому что «скорая» в ту ночь ехала очень долго. Я родилась слабенькой, с пуповиной вокруг шеи, и меня долго откачивали. В детстве много и часто болела, и мама постоянно списывала моё шаткое здоровье на последствия тех самых родов.

– Да она виновата в этом что ли? – Бабушка пихнула маму под столом ногой, но та либо не почувствовала, либо сделала вид, что не почувствовала.

– В нашей семье с мужиками не везёт. Проклятие, видно, какое-то. – Язык у мамы начал заплетаться, и мне отчего-то подумалось, что перед моим приездом она выпила. – Бабку твою замуж не взяли, меня, как видишь, тоже, и тебя не возьмут. Ты лучше это сейчас уясни, чтобы потом на судьбу не жаловаться.

– Мы с тобой над уроками, как она, не корпели. Обе троечницами были, а Света школу с золотой медалью закончила, без репетиторов в университет поступила. С чего ей-то замуж не выйти? Встретит она ещё хорошего парня.

Мама подняла глаза к потолку, словно пытаясь найти там ответ на заданный бабушкой вопрос, а затем с треском отодвинула от себя кружку. Часть коричневой жидкости выплеснулось на стол.

– Где ж ты хороших-то в этой жизни видела? Любой мужик даже, если в начале кажется хорошим, в конце всё равно оказывается сволочью.

И в эту минуту телефон на столе завибрировал. На экране высветилась фотография темноволосого мужчины с золотисто-карими глазами. Молодого, на вид не старше двадцати пяти. Уголки маминых губ поднялись вверх, и, схватив последнюю модель «Samsung Galaxy», она встала из-за стола и ушла к себе.

Оставшись с бабушкой вдвоём, мы проговорили до полуночи.

Всю субботу и первую половину воскресенья мы жили вполне спокойно. Большую часть выходных мама либо спала, либо гуляла с новым ухажёром и на кухне не показывалась, бабушка хлопотала по хозяйству, а я, вдоволь насмотревшись телевизор и наболтавшись по WhatsApp с Верой, принялась подчищать накопившиеся «хвосты» по учёбе. В воздухе пахло чем-то особенным, чем-то таким, чем может пахнуть только дома, где тебя, несмотря ни на что, любят и ждут.

Ветер на улице стих, и, хотя небо было по-прежнему тяжёлым и серым, дождь больше не накрапывал. И пока бабушка возилась на кухне с тестом, затевая, по-видимому, очередную порцию сладких пирожков мне в дорогу, я преспокойно собирала сумку с зимними вещами. В это воскресенье мы не ждали гостей, а потому протяжный звонок в дверь застал врасплох нас обеих.

Открыть непонятно откуда взявшемуся гостю пришлось мне. На пороге оказался тот самый мужчина из маминого телефона. Точь-в-точь как на фотографии: слащавый и прилизанный. Не такой высокий и даже в половину не такой серьёзный, как Роман, но вполне в мамином вкусе.

– А Дашу можно? – спросил он, без всякого зазрения совести пялясь на моё декольте. Я резко одёрнула майку.

– Она вышла.

– Куда?

Я пожала плечами, потому что действительно не знала куда. Честно говоря, я была уверена, что мама ушла с этим самым не то Владиславом, не то Ярославом.

– Ясно. – Мужчина улыбнулся и вытянул вперёд спрятанную за спиной руку. В ней оказался букет совершенно противных морковно-рыжих герберов. Мама, как и я, терпеть не могла герберы, но её ухажёр, очевидно, либо не знал об этом, либо постеснялся потратиться на розы.

– Ей что-то передать?

Мужчина облизнулся и протянул мне цветы.

– А ты сама-то кто будешь? Сестра или племянница?

Я замялась. Похоже, мама, как обычно, не рассказала своему новому поклоннику о том, что у неё есть взрослая дочь.

– Да, бери, бери. Твои. – Расплылся он в улыбке, словно чеширский кот, и провёл пятернёй по густо намазанным гелем волосам. – Как зовут? Работаешь или учишься?

Герберы не пришлись мне по вкусу, но я, сама не зная почему, зачем-то взяла их. Цветов мне по-прежнему никто не дарил, наверное, поэтому я и вцепилась в них мёртвой хваткой и именно поэтому не сразу услышала мамин голос.

– И что здесь происходит?!

Я и слова не успела сказать, как она подбежала к порогу и грубо втолкнула меня внутрь квартиры. С не то Владиславом, не то Ярославом мама разобралась быстро, по крайней мере, в прихожую она залетела примерно через минуты две-три после того, как заметила меня на площадке. Лицо у неё было красным, щёки раздувались, словно у жабы или у какой-то экзотической ящерицы, подбородок трясся, а глаза разве что не пускали молнии. Я стояла и смотрела на неё, по-прежнему крепко сжимая злосчастные герберы. Подойдя ко мне вплотную, она выхватила их и с силой бросила на пол.

– Вот ведь дрянь маленькая! Вырастила на свою голову! – кричала она, тряся меня как грушу. – Опять скажешь: не виновата? Опять не причём? Да почему ж на тебя внимания-то обращают?! Ты же страшная!

Вырвавшись из её пальцев и укрывшись за бабушкиной спиной, я плотно закрыла уши руками. Мама продолжала кричать и яростно топтала проклятые герберы. Если бы не бабушка, она бы уже залепила мне несколько крепких затрещин. Из глаз брызнули слёзы. Не одна, не две, а целый океан. Так же закрывая уши руками, я бросилась за сумкой, скидала в рюкзак учебники и тетради, на ходу накинула пуховик и обула сапоги.

Теперь все слова, вылетающие из маминого рта вместе со слюной, я слышала до последней буквы.

– Зря я аборт тогда не сделала! Зря! Надо было избавиться от тебя так же, как от двух предыдущих. Надо было! Тогда бы я сейчас так не жила! Мелкой у меня одного забрала, теперь выросла – другого хочешь! Не выйдет!

Бабушка, крепко держа её за плечи, умоляла замолчать, а меня − остаться. Я не могла и, нахлобучив шапку и прихватив рюкзак и сумку, выбежала из дома. Лишь на перроне я поняла, что не взяла ни бабушкин шарф, ни картошку, ни пирожки в дорогу…

Глава 7

– Конечно, заходи, когда будешь в городе. Обязательно! Да, можно и не дома. Можно и в твоих «Посикунчиках»: я тоже их люблю, но надо, чтобы потом ты обязательно заглянул ко мне. Да, есть. Есть у меня мысли по поводу того самого дела, но по телефону сказать не могу. Старый стал – вдруг ошибаюсь. Вот ты и посмотришь. Пёс как? Пёс лучше всех! Естественно, скучает, а то как же?! Умел бы говорить, каждый день бы о тебе спрашивал. Да-да, поэтому и говорю: приезжай…

Попивая зелёный чай, Николай Андреевич с кем-то громко разговаривал по телефону, я же, крутясь возле зеркала в прихожей, изо всех сил старалась не обращать на него внимания. В последнюю неделю с хозяином квартиры, где я снимала комнату, творилось что-то странное. К примеру, три дня назад он достал альбом со своими старыми фотографиями и принялся показывать мне, поминутно спрашивая, не узнаю ли я кого-то из его знакомых и родственников. Я, конечно, на всякий случай посмеялась, но шутку эту оценить не смогла. Как я вообще могла узнать кого-то из его друзей и родственников, если была их младше как минимум лет на сорок да и выросла в другом городе? Но Николая Андреевича, по-видимому, такие аргументы не смущали, настолько не смущали, что позавчера он почти вприпрыжку побежал на местный рынок за клюквой и попросил меня сделать клюквенный морс, но, когда я выполнила эту просьбу, остался недоволен и битый час бормотал что-то вроде: «Не так, совершенно не так…»