Вариант Бис - Сергей Анисимов

- Эти с Балтийского вышли...

- "Советский Союз" и какой-то второй: "Советская Бессарабия" или "Советская Украина", а может, "Белоруссия".

- Какая нам разница?..

- Слушайте, Эндрю, бросьте этот сопливый тон! - не выдержал Лакий. Что там дальше, старший, продолжайте.

Старший помощник хмыкнул, покосившись на своего командира, и продолжил ровным голосом:

- Около шестидесяти двух тысяч тонн, девять шестнадцатидюймовок в трех башнях, пяти- или шестидюймовая вспомогательная артиллерия, скорость около двадцати семи узлов, а предположительно и еще меньше. Про броню ничего, но нехилая, видимо, у такой громадины. Ориентировочные сроки вступления в строй головного - в сорок четвертом, трех остальных - в сорок пятом - сорок шестом. Все.

- М-да. Что тут сказать. Торпедист, ваше мнение?

- Несомненно!

Старший торпедный офицер крейсера, двадцатичетырехлетний выпускник Университета Сент-Луиса, все это время прямо подпрыгивал от нетерпения, пытаясь вставить слово в разговор старших офицеров.

- Прямо сейчас! Вместе с "Саванной" и эсминцами - зайти с четырех сторон, и как "Шарнхорст" его!

- Как "Шарнхорст" не выйдет, мы не "Дюк оф Йорк", а "Ринд" - не "Скорпион".

- Так, значит, - командир отгибал пальцы из сжатого кулака, - три торпеды в залпе у нас, три у "Паркера", еще штук пять у остальных эсминцев...

Он обвел замолчавших офицеров внимательным взглядом.

- Надо решаться, amigos, время!

Никто не ответил, и пауза до следующего приказа была минимальной.

- Эсминцам - торпедная атака! "Основным правилом для флотилии является атака с минимальной дистанции, не считаясь с потерями" - это инструкция, и мне кажется, она написана как раз для сегодняшнего случая. Не мне вам объяснять значение авианосцев в современной войне. Машине - самый полный. Торпедные аппараты приготовить, атакуем левым бортом. Штурман?

- Девять минут для выхода на дистанцию двенадцать тысяч ярдов, одиннадцать - для одиннадцати тысяч. При сохранении им данной скорости и курса.

- Скорость он вряд ли уже увеличит, что там в книге написано - черт с ним, но мог бы - давно бы уже это сделал, а курс - чего нам еще от него надо?

За следующие несколько минут в рубке "Мемфиса" никто не произнес ни слова. По-прежнему гулко били оба орудия носовой башни, пороховой дым относило прямо на надстройки фок-мачты, из которых из-за сотрясений при стрельбе давно повылетали все стекла. От вони сгоревшего пироксилина в ушах у людей звенело не меньше, чем от орудийного грохота. До русского линкора оставалось около семи миль, на левой раковине шел верный "Саванна", поддерживая своего собрата огнем, эсминцы тоже, судя по всему, уменьшали дистанцию.

[Рис. 10]

Русский пристрелялся, и залпы его вспомогательной артиллерии ложились все ближе. Впрочем, и сам он шел в окружении всплесков шести- и пятидюймовок американских кораблей, на миделе и юте болтались дымные струи, штопором уносящиеся ему в кильватер. Артиллерия русского стреляла не переставая, и на нее, в связи с уменьшившейся дистанцией, приходилось обращать все большее внимание. Первое попадание крейсер получил в 09:48, то бишь в девять часов сорок восемь минут "Ак Эмма"* [Ack Emma, сленговое обозначение двенадцатичасового промежутка "AM" (после полуночи), Pip Emma соответствовало "РМ" (до полуночи)], и после этого, несмотря на решительное маневрирование, они следовали одно за другим - русский, видимо, сосредоточил на крейсере огонь всей своей противоминной артиллерии. Снаряды из накрывавших их залпов шли под острым углом по отношению к курсу "Мемфиса", и крейсер содрогался при каждом попадании: проламывающем поясную броню, вырывающем фонтан искореженных обломков из полубака, мгновенным огненным шквалом разрушающем надстройки. Шесть снарядов попали в американский крейсер менее чем за две минуты, а для торпедного залпа, такого, чтоб наверняка, все еще было слишком далеко.

- Два, - командир оторвался от прорези в броне и обернулся к окружающим его офицерам. - У него два калибра!

- Как у итальянцев.

- Да, и у немцев. Не знаю, хорошо это или плохо.

- Для нас?

Торпедисту, оказывается, было смешно. Он широко улыбался, не отрываясь от визира автомата торпедной стрельбы. Впервые за два года службы на крейсере ему представился шанс проявить свое мастерство. Отношение остальных офицеров к его обязанностям было ироничным, всем казалось, что времена "Дорсетшира" давно миновали, да и аппараты с большинства крейсеров были давно сняты - просто до их корабля руки пока не дошли.

- Мне нужно десять тысяч ярдов, это максимум, с которого можно рассчитывать на попадание. Лучше девять.

- Ага, а еще лучше семь. Тогда-то он и перенесет на нас свой главный калибр, чего мы все тут и добиваемся. Чудесно!

- Куда уж лучше!

- Если кто забыл, до сих пор не зафиксировано ни одного торпедного попадания с дистанции более пяти миль. Старший, как там эсминцы?

Пауза, возникшая после этого вопроса, продлилась больше, чем требовалось, и один за другим все офицеры повернулись в том же направлении, что и внезапно замолчавший старпом. То, что их героическая атака уже никому не нужна, стало ясно сразу. Авианосец еще имел ход, еще даже пытался как-то менять курс, но уже был обречен. Громадные языки пламени вырывались из его корпуса, наклонившегося к поверхности моря под нелепым углом, из развороченной на корме взлетной палубы толчками выбрасывало вверх клубы густого нефтяного дыма. Вокруг, не далее чем в четырех-пяти десятках метров один за другим поднимались фонтаны накрытий, каждый залп теперь, по-видимому, давал попадание. Эта жуткая картина через несколько секунд исчезла из поля зрения офицеров крейсера, когда тот, повинуясь приказу командира, заложил циркуляцию, склонившись в сторону русского корабля.

- Спокойной ночи, ребята* [Good night - в американском сленге середины века одним из значений этого выражения было "Это конец".], - произнес Лакий, прежде чем они легли на боевой курс. До торпедного залпа оставалось две минуты, посоветовать каперангу отказаться от него никто не решился.

"Беннингтон", медленно кренясь на правый борт, погружался в воду. Та скорость, которую могли обеспечить заполняющемуся водой корпусу уцелевшие котлы, уже не оказывала никакого влияния на исход боя. Огромный авианосец почти не слушался руля, значительный дифферент на корму в сочетании с креном на правый борт вызывал очень большие опасения в отношении потери остойчивости - корабль мог перевернуться еще до исчерпания заложенных в проекте ее запасов. Отбиваться ему было уже нечем, яростно бившие в задирающийся горизонт кормовые башни пятидюймовых универсалок снесло прямым попаданием, островную надстройку пробило насквозь тяжелым снарядом, от взрыва которого рухнули за борт сломавшиеся у основания мачты радиолокаторы. Корма авианосца пылала, так и не успевшие подняться в воздух торпедоносцы скатывались в сторону правого борта, утыкаясь в нижний ярус "острова". В 09:56 командир "Беннингтона", убедившись, что все возможности сопротивления и борьбы за живучесть исчерпаны, отдал приказ оставить корабль. Турбины медленно остановили свое вращение, и неподвижный, пылающий авианосец застыл, окутанный черным дымом, задирая нос к небу. С бортов сбрасывали плоты и пробковые матрацы, матросы прыгали в воду с высоты правого борта, пытаясь как можно дальше отгрести от тонущего авианосца, дергающегося от попаданий и близких промахов. Легший у самого борта снаряд прикончил наиболее торопливых. У среза палубы выстроившиеся в ряд моряки не отрываясь смотрели на идущий на горизонте бой. Несколько человек молились, стоя на коленях, кто-то стаскивал с себя ботинки, какой-то младший лейтенант лихорадочно зарисовывал в блокнот силуэт русского корабля. Из люков, расположенных у основания надстройки, выскакивали матросы, чьи боевые посты были в глубине лабиринта палуб и отсеков авианосца. В первое мгновение, выбежав на яркий свет, они застывали, пораженные картиной пронесшегося над палубой опустошения, лезущие следом толкали их в спину, стремясь, в свою очередь, скорее оказаться наверху.