Судьбы Серапионов - Борис Фрезинский

Вы воскресили в моей памяти «те баснословные года» — «Дом искусств», «Дом литераторов», «Студию». Спасибо, дорогой друг.

Я очень жалею, что Вы не посетили меня в Барвихе. Неужели мы больше никогда не увидимся? — «Быстро я иду к закату дней».

Привет Вашему брату[1118]!

_________________________

*) Конечно, я бесконечно благодарен Вам за дружественное отношение ко мне, которое я угадываю в этих статьях.

4.

8 августа 1966.

Во время моей болезни, которую я всю эту весну (и часть лета) считал смертельной, я не имел возможности читать присылаемые мне книги. Таков был запрет врачей. Мне было разрешено лишь два часа в день посвящать «мозговым» занятиям, и, естественно, я читал лишь то, что непосредственно связано с моей тогдашней работой. Этим объясняется мое дикое хамство: я не поблагодарил Вас за Вашу милую книгу и за лестное для меня предисловие к ней[1119].

Книжку я всю прочитал. Сейчас её нет у меня под рукой. Некоторые стихотворения были известны мне и прежде, но некоторые я прочитал впервые. Из них запомнилось: «Свидетели великих потрясений», «Своевременные мысли», «Анне Ахматовой», стихотворение о крохотных школьниках*)[1120] и конечно, «Толмач», очень верно передающий чувства многих переводчиков.

Словом, я перед Вами в неоплатном долгу. Как хотелось мне выразить Вам свое соболезнование по поводу Вашей тяжелой утраты[1121], я легко представляю себе, как она тяжела для Вас, но в это время я был прикован к больничной койке — и у меня была своя незаживающая рана[1122].

Словом: любимая, милая Елизавета Григорьевна, не сердитесь на меня за мое невольное хамство — но знайте, что я с давнего времени привык думать о Вас с дружеским чувством.

_________________________

*) Забыл текст: там есть строки о ябеде.

Мариэтта Шагинян

Елизавету Полонскую с Мариэттой Шагинян до конца дней связывали очень дружеские отношения. 14 октября 1963 года Полонская писала Эренбургу о Шагинян: «Она настоящая ingenu sklerotique и я её люблю со всеми её завиральными идеями. Впрочем, особенно выбирать не приходится. Выбор сделан давно»[1123]. Про завиральные идеи, конечно, мягко сказано, но эта неуемность, пылкость, непредсказуемость глухой Шагинян, все её политические курбеты были чем-то сердцу Е. Г. любезны, да и привыкли они друг к другу. Полонская и Шагинян переписывались всю жизнь. Письма Е. Г. хранятся в архиве семьи Шагинян. Для представления о веселом стиле писем Полонской к Шагинян приведу только два фрагмента из них. Вот — из письма Е. Г. от 9 апреля 1924 г.:

«…Имею сообщить тебе многие комплименты по поводу твоего классического романа „Янки в Петрограде“, а именно: от нашей курьерши Маруси, от комсомольца Смирнова и от поэта Осипа Мандельштама с женой. Сии последние подрались из-за того, кому читать четвертый выпуск, следствием чего были: у Осипа — выдранные волосы на затылке, у жены синяк под глазом и отсутствие одного серого шелкового чулка… Виктор с Люсей[1124] неожиданно уехали в Москву, никого не предупредив. Два дня до этого они спрашивали у меня квартиру из 3-х комнат. Виктор написал еще одну статью о „пробниках“[1125]. Пробники — это страничка из лошадиного флирта. Дело в том, что кобылы не допускают любви без флирта; так же думают о любви и простые жеребцы. Но жеребцы заводские других убеждений и не любят терять времени даром. Поэтому романтическим кобылам преподносят для флирта простых жеребцов, а в решительную минуту замещают их породистыми. Простые или романтические жеребцы у ветеринаров называются „пробниками“. Так вот, наш общий друг заявляет, что он не желает быть пробником, вследствие чего слагает с себя звание русского интеллигента. Извещаю тебя, милый Джим[1126], что сюда приехал Макс Волошин и вчерашний вечер у Миши Слонимского на кровати угощал нас домашними паштетами из ХАОСА под соусом „a la Prorok Iesekiil“. Уборная в квартире 30, как тебе известно, рассчитана только на одного человека, вследствие чего и на основании пророка Иезекиля в коридоре была большая давка нуждающихся в облегчении гостей»[1127].

А вот — беглый литературный отчет, отправленный 21 августа 1927 года:

«Пишу тебе не из Питера, а с дороги — еду в еврейские земледельческие колонии… Давид (Выгодский — Б.Ф.) приехал из Крыма, заросший и кисловатый. Миша (Слонимский — Б.Ф.) приехал из Парижа и привез Дусю (И. И. Слонимская — Б.Ф.), а Дуся привезла туалеты. Коля Тихонов (получила ли ты его „Поиски героя“?) живет в Токсове, играет в рюхи и толстеет… Федин рожает „Братьев“. Роды трудные и благодарное население ожидает разрешения от бремени с терпением! Эренбург путешествует по Европе и пишет еврейский роман».

Конечно, в переписке дело не сводилось к одной лишь юмористике; писались и вещи серьезные (скажем, летом 1928 года Полонская признавалась:

«Читаю речь Бухарина. Хорошая речь, диалектическая речь. Страшно интересно после такой речи еще пожить на свете и посмотреть, „что будет дальше“»).

Как ни странно, с годами переписка не утратила черты стиля легкого и веселого, хотя не столько возраст, сколько время уже не располагало к легкости; ирония не покидала их до конца… Несколько писем Шагинян, приводимые здесь, — малая часть её эпистолярного наследия.

1.

10 августа 1928 Железноводск.

только что получила твое письмо и страшно беспокоюсь. Хотела дать тебе телеграмму, да это — боюсь — напугает твоих, если ты еще в больнице. Прошу тебя тотчас по получении этой открытки дай знать об исходе операции по адресу Кисловодск, санаторий № 18 имени Карла Маркса, мне. Насчет аппендикса я такого мнения, что чем больше у человека от природы хвостов: внутренних и внешних, тем лучше. Если отрезать, то скорей язык, чем аппендикс. И напрасно ты согласилась на это дело. Друг мой милый, я по тебе остро скучаю, стала провинциалкой, работаю плохо и бездарно, живу приятно и спокойно (хотя только последние три недели). Биография моя увеличилась двумя скандалами, — как я на Дзорагэс[1128] привела РКИ[1129] и как наоборот вывела одного мученика из узилища. Но об этом лично. Буду до конца сентября в Кисловодске. Не мешало бы тебе сюда махнуть. А потом — в Москву и Питер (на несколько дней). Форшиху[1130] не видела и видеть не хочу. Я тебя к ней ревную. Зато приезжал в Армению Андрей Белый[1131] с Клавдией Николаевной[1132] (теософкой), было очень хорошо с ними и она мне понравилась. Что мой Мишенька? (Слонимский, разумеется). Есть ли у Дуси[1133] ребенок?