О любви (сборник) - Наталья Нестерова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они сидели на кухне у Инны. Квартира Бориса — напротив, через лестничную площадку.
* * *Их родители дружили и часто маленьких Инну и Бориса, когда уходили вечером в кино или в гости, оставляли в одной из квартир. Борис на три года старше, поэтому командовал и заставлял Инну играть в войну, изображать диверсанта, прятаться в шкафу. Из оружия выдавал только маленький пистолет, а сам обвешивался ружьями и автоматами с головы до ног. Поиграть в дочки-матери его не удавалось заставить даже с помощью громкого рева. Плачущую Инну Боря запирал в ванной: ори, пока не поймешь, что глупые куклы не могут сравниться с казаками-разбойниками.
Только однажды Инна уговорила Бориса изображать королевский двор. Инна нарядилась в длинную, с оборками, юбку Бориной мамы, получилось — до пола, как у настоящей принцессы. Босоножки на шпильке обула. Велики, понятно, но зато каблуки цокают так прекрасно! На голову Инна водрузила гипюровую белую штору (в стопочке чистого белья нашла). Принцесса без фаты — это не королевна. Борька сопротивлялся: принцы ходили в идиотских коротких раздутых штанах, — но потом согласился. Чтобы создать объем, натолкали ему в папины шорты пластиковые пакеты, которые Борина мама складировала в отдельном ящичке кухонного стола. В качестве короны «принц» использовал металлическое сито. И еще требовал не то скипдр, не то скидепер. Короче — у царей в руках эта штука всегда должна быть. За скипетр сошел веник на длинной ручке.
— Чего делать надо? — спросил Борька, когда нарядились.
Инна точно не знала. Но ответила гордо (гордость — основная характеристика принцесс):
— Прохаживаемся.
Несколько минут они прохаживались по небольшой квартире: прекрасная принцесса с заплетающимися каблуками, следом принц с веником. Инна рассматривала себя в зеркалах, в темных окнах, в стеклах мебели.
Инна себе очень нравилась, а Борис твердил безостановочно:
— А делать чего?
Только Инна сообразила, что следующим номером должны быть танцы, как пришли родители.
— Боря! — воскликнула его мама при виде сына, из штанов которого вываливались полиэтиленовые пакеты.
— Это все Инка, — предательски пожаловался он. — «Ты принц, ты принц…»
— Инна, немедленно разуйся! — потребовала ее мама. — Сломаешь дорогую обувь.
До игры в самураев, ради которой Боря согласился быть принцем, дело так и не дошло.
Хотя их папы и мамы лелеяли надежду породниться, а во дворе Инну и Борю дразнили женихом и невестой, сами они никогда не питали друг к другу иных чувств, кроме братско-сестринских. Три года разницы в возрасте — это непересекающиеся дворовые компании. Да и гуляли они редко: Инна в музыкальную школу ходила и на фигурное катание, Боря занимался самбо, а каждый свободный час проводил в зверинце. Мальчик Боря девчонками не интересовался, считал их скучными плаксами. Девочка Инна смотрела на мальчишек как на источник хулиганства. Когда Боря вступил в пору интереса к противоположному полу, Инна, по малолетству, в круг его внимания не входила. Когда Инна созрела до мысли: не такие уж они хулиганы и с ними очень весело, Боря уже учился в Москве.
Под напором родителей, которые не видели в увлечении животными материальных перспектив, Борис поступил на экономический факультет престижного столичного вуза.
Приехал после зачисления. Сидели во дворе на скамеечке. Борька взрослый до невозможности, курит. Инна в девятый класс перешла. Хотя некоторые из сверстниц уже фигурами мадонны, Инна по-прежнему — щуплый галчонок.
— Зачем поступал-то, если не хочешь быть экономистом? — не понимает она.
— Предки настояли, во-первых, — выпустил столбом дым Боря. — И где-то они правы. Ну что биолог? В школе преподавать за три копейки? Или в ветеринары податься? Хотя есть чертовски интересная специальность — этология, наука, изучающая поведение животных в естественных условиях. Например, львы…
— А во-вторых? — перебила Инна, потому что про зверье Борька может говорить часами.
— Во-вторых, никто не верил, что пацан из провинции, без блата и связей, может поступить на этот факультет. Меня разобрало: неужели не возьму высоту? И разве москвичи из другого теста? Знаешь, как я занимался! Ты меня последний год видела? Правильно, не видела, потому что двадцать часов в сутки сидел за учебниками. Но ведь прорвался, — не без гордости заключил Борис.
Инну в то время уже интересовала психология. Удивительная наука, которая объясняет мотивы поступков человека, источники его проблем, классифицирует характеры и темпераменты. Но психология, как и биология, считалась не хлебной профессией. Где в их областном, но некрупном городе трудиться психологу? — справедливо спрашивали родители. Иное дело учитель музыки — только на частных уроках можно небедно существовать. И вообще, профессия для женщины самая подходящая: интеллигентная плюс оставляет много времени для семьи.
Когда Боря выбросил окурок и сладко потянулся, Инне захотелось продемонстрировать знания, почерпнутые из книг по популярной психологии:
— Твое гигантское честолюбие — замечательное качество. Не каждому дано. Как мощность двигателя: у одного — три лошадиных силы, у другого — триста. Вопрос, на что мощность расходуется. Ты бросился на высоту, которая тешит самолюбие, взял ее, но при этом предал свою мечту.
Боря ее слова всерьез не воспринял. Инна не входила в список личностей, мнение которых интересовало Борю. Кроме того, заботили Борю в тот момент совершенно другие чувства.
Только насмешливо похвалил:
— Какие мы умные стали!
А потом спросил Инну, не уехала ли Танька из семнадцатой квартиры, видела ли Степку. Танька была известной распутницей, Степка — шалопаем и гулякой. В Степку влюблялись все девочки их двора, он умел рассмешить до икоты. Инна какое-то время тоже тайно сохла по Степке, но к девятому классу поняла: Степка — веселый пустоцвет.
Услышав, что Инна понятия не имеет о Таньке и Степке, Борис поднялся:
— Пока, соседка! Ух, красота! — снова потянулся, расправил плечи. — Имею право, заслужил, оттянуться по полной программе. В загул, в загул — и никаких сомнений. А ты, Инка, марш домой, природоведение и чистописание изучать.
Глядя ему в спину, Инна не испытывала терзаний, скорее — брезгливость. Какого рода загулу хотел предаться Борис, ясно: пиво, спиртное плюс девицы вроде Таньки из семнадцатой квартиры.
И в последующие годы их судьбы крутились на непересекающихся орбитах. Инна поступила в музыкальное училище. Борис, еще студентом, занялся бизнесом, оказавшимся успешным и прибыльным. Университет Боря заканчивал совладельцем кирпичного завода в Подмосковье.
О выдающихся успехах Бори знали со слов его родителей, которые, понятно, гордились, но и слегка пугались стремительного обогащения сына.
Короткие встречи почти не сохранились в памяти. Боря на сутки приезжал к родителям, которые не знали, чем его ублажить, пичкали разносолами, будто сыночек в столице голодал. Инне не до застолий, надо мчаться на репетицию, у них показательный концерт в училище.
Быстрые диалоги при неожиданной встрече на лестничной площадке.
— Привет, ты как? — здоровается Боря.
— Отлично. Все хорошо, но никто не завидует. А ты?
— Аналогично. Но завистников приходится отстреливать.
— Серьезно? — пугается Инна.
— Шучу, — успокаивает Борис. — Инка, ты, — неопределенно вертит рукой с сигаретой, — сформировалась, похорошела.
Примитивный комплимент в сравнении с теми, что она слышит последнее время.
— Боря, хотелось бы поговорить, но…
— Ясен пень, торопишься?
— Не то слово — горю. Пока! Увидимся.
— Обязательно. Инка?
— Что?
— Блюди честь смолоду! — насмешливо грозил пальцем Боря.
— Спасибо, что напомнил.
Боря приезжал все реже. Не каждые два месяца, а раз в полгода. Навезет деликатесов, осыплет подарками — и был таков. Звонил, конечно, регулярно.
Когда Борина мама тяжело захворала, а от него скрывали (как же: мальчик так занят!), Инна позвонила Борису в Москву:
— Привет, буржуй!
— Кто это?
— Дед Пихто!
— А по голосу — не дед, а, пардон, баба!
— Он еще шутит. Это Инна. Ты, конечно, дико занят. Родители, что мои, что твои, плавятся: Боречка у нас лишний миллион в поте лица заколачивает.
— Инна? У вас проблемы?
— И у тебя, думаю. У твоей мамы очень плохо с сердцем. Лежит в больнице, врачи разводят руками: мол, возрастное. Глупости! Не верю. Пятьдесят лет — не девяносто. Наверняка можно вылечить. Но в нашу больницу со своими простынями, чашками, ложками и туалетной бумагой ложатся. Твою маму лечат аспирином, потому что других лекарств не имеется, а нам твердят: возрастное. Чего молчишь?
— Понял. Соображаю. Спасибо, что позвонила.