Валентайн - С. Сомтоу

«Они не знают, кто я на самом деле, — думает он. — Вот опять: люди видят во мне лишь то, что им хочется видеть. Я — как зеркало, где отражается их темная сторона».

Верховный жрец пристально смотрит на мальчика. Осторожно прикасается к его груди и тут же отдергивает руку. Вампир вобрал в себя все тепло из его руки, отдав взамен холод. Жрец берет золотой циркуль и измеряет голову мальчика. Одобрительно кивает. Должно быть, у них существуют некие физические критерии, под которые мальчик подходит.

Они пытаются привязать его к алтарю, но не могут его удержать. Даже в облике хрупкого мальчика он может выказать силу взбешенного ягуара и ловкость летучей мыши. Жрец заносит обсидиановый нож, и мальчик-вампир понимает, что тот целится ему в сердце. Он весь — сплошной голод, но какая-то часть его существа страстно желает смерти. Тоскует, томится — по смерти. Полторы тысячи лет он блуждал в бесконечной ночи. Так может быть, вот он — рассвет? Мальчик больше не сопротивляется. Он ложится на алтарь и сам подставляет грудь под готовый к удару нож... обсидиановое острие входит в тело... он чувствует запах собственной крови — вялой и неживой... но кровь есть кровь, и голод берет свое... застилает глаза алой клубящейся пеленой... одно движение — и ремни рвутся. Теперь его больше ничто не держит. Он снова — зверь. Ягуар. Верховный жрец отпрянул в испуге. Вампир бросается на молодого мужчину, который изображал ритуальную пантомиму. Когти кромсают плоть. Это так просто — вырвать у человека сердце. Сердце, которое еще бьется — сочится живой алой кровью. Эта кровь — самая вкусная. Он пьет. Но остальные жрецы не торопятся убегать. Верховный жрец, оправившись от испуга, смотрит как завороженный. В глазах — восхищение, не страх. Вампир пьет. Теперь, когда он насытился, к нему вновь возвращается человеческий облик. Теперь он — мальчик. Мальчик с окровавленными губами.

Но тут еще один жрец — из тех четырех, что поймали его в лесу — простирается у его ног. Предлагает себя как жертву. И не он один. Они все готовы отдать ему свою жизнь и кровь — добровольно и с радостью. Как будто они обнаружили некую тайну, что давно затерялась в прошлом и вот теперь снова открылась им. Потоки крови стекают вниз по ступеням, но пористый камень вопьет их в себя еще прежде, чем кровь прольется на землю. В крови, стекающей по камням, отражаются звезды. Кровь искрится как будто сама по себе.

Мальчик-вампир подступает к зеркалу. В зеркале отражается только клубящийся дым от горящей смолы. Его отражения — нет.

Он — не из этого мира.

Он есть, но его как бы не существует, и поэтому зеркала его не отражают.

Ибо всякое отражение — это подобие, а здесь у него нет подобий.

Верховный жрец опускается на колени и замирает в трепетном благоговении. Как будто всю свою жизнь он ждал именно этой минуты. И вот — свершилось. Давно потерянный бог воплотился в земном обличье. Да, думает мальчик-вампир, для этих людей я — бог.

Жрец указывает в пустоту в дымящемся зеркале, где нет отражения мальчика, и произносит имя. Тецкатлипока.

И все остальные повторяют за ним. Снова и снова. Пока не начинает казаться, что это голос деревьев в ночном лесу, шепот ветра в ветвях:

Тецкатлипока. Тецкатлипока. Тецкатлипока.

Тецкатлипока. Тецкатлипока. Тецкатлипока.

Первое слово, которое выучит мальчик на языке ацтеков, означает «дымящееся зеркало».

• мститель •

Брайен прошел сквозь разбитое зеркало.

И оказался на черной лестнице... может быть, где-то в отеле... или, может быть, в его собственном доме, в Голливуде. Он бежал вверх по ступенькам, бежал очень долго — а лестница все не кончалась. Ему вдруг вспомнились слова Черной королевы из «Алисы в Зазеркалье»: «Ну а здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте!»

У Брайена было странное ощущение, как будто пространство замкнулось само на себя и вывернулось наизнанку; и время тоже искривилось, подобно пространству, и превратилось в ленту Мебиуса, и этот бесконечный подъем превратился в модель его жизни, в вечное настоящее, где нет ничего — только эти ступени, и он бежит и бежит, и шаги отражаются эхом в бетонных пролетах, и металлические перила холодят руку.

Здесь, в нескончаемом настоящем — ступени, пролеты, площадки... на площадки выходят двери. Они приоткрываются на мгновение, и мимоходом ты успеваешь увидеть за ними картины — то ли из прошлого, то ли из будущего...

Дядя Брайен... девочка во влажном тумане, одетая в бурые водоросли... из глаз текут слезы, только это не слезы, а морская вода, и раны зияют на теле...

...кол входит в соленую плоть, тело в стеклянном гробу — в доме, который построил Тимми...

...горы неначатых рукописей, книги, которые так никогда и не будут написаны, отказы, отказы, отказы, и напряженные переговоры с издателями...

...Лайза...

Надо сходить с этой бегущей дорожки, подумал он.

На ближайшей площадке он заставил себя остановиться. Открыл первую попавшуюся на глаза дверь, точно такую же, как двери номеров в гостинице «Паводок», и...

Увидел, как Арон Магир, высунувшись из зеркальной дверцы шкафа, тащит в зеркало какую-то женщину...

— Арон, — позвал Брайен, но тот даже не посмотрел в его сторону. И тут Брайен увидел, что сценарист разрезан надвое... в буквальном смысле... там, где должна быть спина, было лишь месиво из рассеченных дрожащих мышц... разрезанные артерии извивались, как змеи... кровь капала с его рук. — Арон, я... — Брайен не знал, что сказать. — Мне страшно жаль, что все так получилось... что мне дали твою работу, потому что ты...

— Да на хуй работу, — говорит Арон. — Меня уже нет. Я никто. Незавершенное дело. Убей меня и иди дальше... это же Голливуд.

Он продолжает тянуть женщину в зеркало, и теперь Брайен видит, что это была Габриэла Муньос, агент Эйнджела Тодда.

— Габриэла, — говорит Брайен. Она смотрит пустыми глазами. Ее шея вывернута под неестественным углом. Только теперь до него доходит, что она мертва и что Арон пьет кровь из ее свернутой шеи.

— О Господи, — говорит он. — Но ведь, наверное, можно... как-то вернуть ее... все исправить... — Он уже знает, что здесь, в зазеркальном мире, время течет нелинейно. Время здесь так же искривлено, как и пространство. И наверняка должен быть способ повернуть время вспять — и тогда все станет как раньше. — Наверняка должен быть способ вернуть вас обоих, — говорит он вслух.

Но Арон не слушает. Арон жадно пьет кровь. Брайен достает из сумки распятие и фляжку со святой водой. Обливает Арона, и тот истошно кричит. Святая вода прожигает плоть, словно жидкий огонь.