Труды по истории Москвы - Михаил Тихомиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По тогдашним понятиям Дмитрий Иванович был незаконным сыном, что, впрочем, не вызывало никаких сомнений у современников о правах царевича на престол. Всем было ясно, что Федор Иванович недолговечен, что он является царем и правителем только по титулу, а всеми делами правит Борис Федорович Годунов – брат царской жены Ирины Федоровны Годуновой.
Уже в это время наблюдательный английский путешественник Флетчер предсказывал возможную гибель царевича Дмитрия Ивановича, как единственного человека, мешавшего Борису Годунову вступить на престол после смерти царя Федора. И трагедия действительно совершилась.
15 мая 1591 года в Угличе раздался набат. Услышав колокольный звон, народ устремился на двор царевича, где лежал зарезанный Дмитрий. Бросились на царских чиновников, некоторых из них избили до смерти, но ни народный гнев, ни плач царицы Марии, ни буйство ее братьев не могли уже воскресить умершего.
До сих пор еще ведется спор о том, как погиб царевич Дмитрий Иванович. Сохранилось следственное дело о смерти царевича Дмитрия в Угличе, но факты в нем явно подтасованы, потому что главной целью следователей было запутать все дело, сделать так, чтобы создать версию о случайной смерти царевича, которому в то время исполнилось всего десять лет.
Официальное следствие ссылалось на то, что царевич страдал падучей болезнью (эпилепсией), а припадок этой болезни с ним случился как раз в тот момент, когда он играл в тычку. Игра была незамысловатая, но по—своему опасная. Бросали нож с тем, чтобы он торчком воткнулся в землю. Тут—то с царевичем якобы и произошел припадок падучей – «черной немочи». Он случайно напоролся на нож и скончался от такой «случайности», какую, видимо, предугадал Флетчер. Следствие вел князь Василий Иванович Шуйский. Сделавшись впоследствии царем, он сам отверг заключение о смерти царевича Дмитрия, торжественно провозгласив убиенного Дмитрия мучеником.
Народ мало верил в такое счастливое для Бориса Годунова совпадение обстоятельств. К тому же всех поражало, что в зажатой руке убитого мальчика нашли орешки. Дело криминалистов – сопоставить эти орешки с теми случаями эпилепсии, которые наблюдаются и в наше время.
Ученые царского времени, склонные чересчур рационалистически подходить к объяснению всякого рода событий, верили в рассказы о падучей и о случайности смерти Дмитрия. Забыли они только об одном – почему Борис Годунов так щедро наградил всех участников этого «несчастного случая», из которых один только дьяк Андрей Клешнин получил в подарок целый небольшой город Печерники.
История в Угличе как будто бы была забыта в годы царствования Федора Ивановича (1584–1598 гг.), когда Россия, казалось, жила безмятежно, не тревожимая внешними врагами. Внешние успехи подчеркивались учреждением патриаршества, а города, отданные шведам по невыгодному перемирию, заключенному при Иване Грозном, были возвращены России, и вновь открылся прямой путь в Западную Европу через устье Невы и Финский залив. Но внешние успехи только еще сильнее подчеркивали глубокий внутренний кризис, разъедавший Российское царство. Ведь в это время царское правительство усиленно проводило закрепощение крестьян.
После смерти Федора Ивановича на престол вступил Борис Годунов (1595–1605 гг.) как брат царицы Ирины Федоровны, остававшейся единственной наследницей угасшей династии. Вспомнили об углицкой трагедии только тогда, когда на смену Федору Ивановичу пришел новый царь, бывший боярин и опричник.
ГРИШКА ОТРЕПЬЕВ
Царские власти всячески поддерживали слух о том, что появившийся претендент на московский трон, называвший себя царевичем Дмитрием Ивановичем Углицким, на самом деле был безвестным монахом (чернецом) Григорием Отрепьевым. Создана была целая биография Григория, или Гришки Отрепьева, закрепленная различного рода документами. Впоследствии родственники Гришки Отрепьева, которого в просторечье называли также Юшкой, даже выхлопотали для себя право переменить фамилию Отрепьевы на другую.
По официальным сведениям, Отрепьевы принадлежали к числу костромских дворян. Одного из них прямо называли дядей Григория. Но в рассказах о Гришке Отрепьеве действительные и вымышленные факты перепутаны в какой—то странной амальгаме.
Правительство Бориса Годунова не скупилось на краски, чтобы обрисовать прежнюю жизнь Григория в самых черных тонах. Гришка с юных лет воровал («крал»), бражничал, обманывал, – захлебываясь от собственных вымыслов, сообщало польскому правительству русское посольство в 1604–1605 годах, когда Самозванец стал уже грозной силой. Однако, по заявлению того же посольства, Гришка занимал выдающееся положение среди монахов Чудова монастыря в Кремле. Он состоял келейником при архимандрите Пафнутии, который держал его «для письма».
Уже после гибели Самозванца возник такой рассказ о Гришке Отрепьеве, получивший название «извета» (донесения) монаха Варлаама.
Варлаам рассказывает о своих похождениях в 1602 году, когда он вместе с монахом Мисаилом Повадьиным и Григорием Отрепьевым ушел за рубеж. Эта монашеская троица ярко изображена А. С. Пушкиным в его известной сцене в корчме.
По извету Варлаама, Юшка, то есть Гришка Отрепьев, был воспитан его вдовой матерью и научился грамоте. Один из очевидцев и историков «Смуты» добавляет, что родители Отрепьева жили в костромской волости Борки. Позже Гришка прятался от преследований в Железноборском монастыре.
Отрепьев сделался монахом уже в ранние годы. Он был пострижен в монахи, когда ему было 14 лет от роду, Трифоном, игуменом монастыря в Хлынове (Вятке). Удивляться такому раннему возрасту, в котором Григорий Отрепьев принял монашество, не приходится: Трифон в это время собирал людей со всех сторон в свой монастырь.
Позже Гришка Отрепьев начал жить в Чудовом монастыре в Москве. Этот монастырь считался патриаршим.
В Чудовом монастыре Гришка Отрепьев выдвинулся, видимо, своими способностями и вошел «в великую славу», потому что сопровождал самого патриарха Иова. Но в Чудовом монастыре он задержался ненадолго. По неясным причинам он покинул свое место и стал скитаться по различным монастырям. Опять вернулся в Чудов монастырь, бежал в Литву вместе с монахом Варлаамом.
В различных сообщениях об Отрепьеве поражает нас смешение каких—то разных обстоятельств, которые очень трудно объединить вместе в единый рассказ.
В самом деле, если Отрепьев находился непосредственно при патриархе Иове, то его должны были знать московские церковные круги. Ведь вновь появился он в Москве в 1605 году, всего через три года после того, как покинул Чудов монастырь. Однако нет никаких сведений о том, чтобы люди, принадлежащие к московскому духовенству, опознали в новом царе прежнего чернеца Чудова монастыря.
Извет Варлаама, таким образом, довольно шаткая основа для определения того, был ли Гришка Отрепьев тем лицом, которое впоследствии называло себя царевичем Дмитрием.
Но существуют и другие свидетельства о Гришке Отрепьеве, помещенные в повести о том, как Борис Годунов «восхитил» царство. По этой повести за рубеж бежали монахи Мисаил Повадьин, Венедикт и Леонид, а с ними Григорий Отрепьев. В Киеве (бывшем тогда в составе Речи Посполитой) Григорий велел Леониду назваться Отрепьевым, а сам объявил себя царевичем Дмитрием Ивановичем. Это неожиданное сообщение, как мы увидим дальше, бросает свет на дальнейшую историю Самозванца. Возникает предположение, уже высказанное ранее, что Самозванец и Григорий Отрепьев – разные люди. И сам Варлаам в своем извете как бы теряет нить рассказа о Григории Отрепьеве с того времени, как тот появился у Адама Вишневецкого. Невольно возникает мысль, не был ли Григорий Отрепьев только гонцом из Москвы, возвестившим, что пришло подходящее время для появления Самозванца.
ПОЯВЛЕНИЕ «ЦАРЕВИЧА»
Здесь мы подходим к тому самому моменту, когда впервые появляется человек, усыновленный «тенью Грозного», как говорит о себе Дмитрий Самозванец в бессмертной трагедии А. С. Пушкина. Рассказы о появлении Самозванца повторяют одну и ту же версию: московский беглец Гришка Отрепьев поступил на службу к знатному пану Адаму Вишневецкому, заболел, послал за священником и в беседе с ним объявил себя наследником московского престола, истинным царевичем Дмитрием Ивановичем, спасшимся от смерти, предназначенной ему агентами Годунова.
Некоторые горячие головы готовы поверить тому, что Самозванец и впрямь был царевичем Дмитрием, настоящим сыном Ивана Грозного. Но это противоречит прежде всего тому обстоятельству, что сам Самозванец не мог никогда более или менее точно рассказать о своей жизни после предполагаемого спасения, отделываясь фразами без всякого конкретного содержания. Это, пожалуй, самый поразительный факт, доказывающий то, что он не мог рассказать своей биографии.