Труды по истории Москвы - Михаил Тихомиров

В Успенской церкви Брусенского монастыря хранилось также несколько десятков рукописей, в том числе и харатейных. Среди книг здесь указаны «Златоуст» и книга Ефрема (Сирина).

В Спасском монастыре за торгом подавляющее число книг были бумажными, в их числе указаны «Богородичник» и Ефрем Сирин. В библиотеке Бобренева монастыря хранились пергаменные рукописи, в их числе Лествица, книга Иоанна Златоуста и др. Среди других рукописей здесь следует отметить «Сергиево житие и иных». Особым богатством отличался Голутвин монастырь, библиотека которого насчитывала более сотни книг, бумажных и харатейных. В их числе найдем книгу «Криница» на пергамене, книгу «Зерцало» на бумаге, «Пчелу», две книги с житием Сергия и т. д.

Даже писцовые книги с их неполным итогом показывают, что в коломенских монастырях и церквах насчитывались не десятки, а сотни рукописей. Но все это остатки более богатого прошлого, от которого сохранилась известная коломенская Палея и о котором напоминает Повесть о Митяе – одном из коломенских попов, неудачном кандидате на русскую митрополию при Дмитрии Донском, но прославленном книжном знатоке.

КАШИРА

В XVI в. Кашира стояла уже на новом месте – на правом, или степном, берегу Оки. Писцовые книги 1578–1579 гг. застали город вскоре после его разорения татарами в 1571 г. В Кашире в это время находилось только «место городовое» длиной в 80 и шириной в 60 сажен. Раньше здесь стояли 8 башен, 2 ворот и 180 городен стены. Следовательно, в Кашире до разорения существовал хорошо укрепленный деревянный кремль. Все строения в Кашире были деревянными, и это само по себе в достаточной степени рисует состояние Каширы как второстепенного городского центра. Даже соборная церковь Успения была деревянной, да еще построенной «клетцки», стало быть, без претензий на красивую архитектуру.

Посадское население состояло, по писцовым книгам, из 18 дворов. Из них 4 двора находились в кремле («в городе»), остальные размещались на посаде, главным образом на церковных землях. Каширские люди занимались нехитрыми промыслами и торгами, среди них отмечены хлебники (5), сапожники (3), калачники (2), рыбники (1).

Кашира была типичным беломестным городом с большим количеством разного рода слобод. Самой крупной была Ямская слобода с ямским двором, где жили

два дворника. Она раньше состояла из 42 дворов, но ко времни составления писцовых книг запустела. Другая большая слобода размещалась за речкой Каширкой. Там стояли «дворы белые осадные князей и детей боярских помещиков». В ней насчитывалось 30 дворов, в которых жили рыболовы и ремесленники. В слободку сбежались и ямские охотники из запустевшей Ямской слободы, рыболовы из Рыболовской слободы, разные ремесленники, в том числе овчинник и плотник. Все они спасались под защиту беломестцев – дворян и детей боярских.

Запустела и слобода рассыльщиков, в которой раньше считалось 10 дворов. Рассыльщики разбежались и жили за помещиками и монастырями. Та же участь постигла названную ранее Рыболовскую слободу с ее 10 дворами. Кроме того, существовала слободка Каширского Белопесоцкого монастыря с несколькими дворами.

Кашира была таможенным пунктом, где собирали свальную и причальную пошлину с проходящих судов. Тут же ведались перевозы через Оку: в Сенкине, под Тешиловым, в Липицах, под Любвиным. В Кашире ловили рыбу на государя. Ловили «по старине» дорогую красную рыбу: осетров, стерлядь и белорыбицу. Посадские, церковные люди и ямщики были наделены большими землями вокруг города. Каширский торг состоял всего из 16 лавок, лавки были «плетены, пусты».

Интересны те сведения, которые писцовая книга 1578 г. дает о более раннем положении города. В Кашире до разорения считалось 315 дворовых мест, «дворы пожгли татарове».[926] Если к этому числу добавить 42 двора в Ямской слободе, 10 дворов в Рыболовской слободе, 10 дворов в слободе рассыльщиков, то окажется, что до разорения в Кашире насчитывалось около 400 дворов, считая дворы на церковных землях и в Белопесоцкой монастырской слободе. Следовательно, Кашира до разорения была довольно населенным русским городом.

Этот вывод подтверждается указанием на то, что в Кашире стояло 104 пустых лавочных места. Лавки были тоже сожжены татарами. Во время составления писцовых книг в Кашире торговали два раза в неделю (в четверг и в воскресенье), причем на торги съезжались из сел с хлебом и мелким товаром. Лавки принадлежали стрельцам и казакам, но кому принадлежали названные выше 104 лавочных места, остается неизвестным. Надо предполагать, что ранее в торгах принимали участие и посадские люди.

О Кашире до разорения косвенно узнаем из одного судного дела. В нем прежде всего указаны посадские «тяглые» попы, под которыми следует понимать попов посадских приходских церквей. Всего указано девять попов, названных по церквам, одна из них, Пречистенская, была соборной. В деле также названо около 70 посадских людей с их детьми. Может быть, эта цифра не совсем соответствует ссылке «на всех посадцких и на черных людей на коширян». Но, во всяком случае, она довольно близка к цифре посадских людей в этом городе, имевшем значение передовой крепости. В деле упомянуты также шесть воротников и «Шатцкие слуги со своим десятником». Вероятно, в городе должны были находиться и другие ратные люди.[927]

На другой стороне Оки, почти напротив города, стоял Троицкий Белопесоцкий монастырь, получивший несудимые грамоты от трех казанских царей, одно время владевших Каширой, и от великих князей. Между монастырем и городом шла долгая тяжба о посадской черной земле и о мельнице, поставленной монастырем под городом на реке Каширке. Мельница состояла из плотины, мельничной клети, двух житниц с запасом, молола двумя жерновами, не считая двух маленьких мельниц «мутовок». Стоимость мельницы оценивалась в 70 рублей. Монастырского запаса на мельнице оказалось: 400 четей ржаной муки, 600 четей овсяной, 230 четей солоду ржаного, 300 четей солоду овсяного, 50 четей круп гречневых, 30 четей толокна немолотого, 200 четей овса, 30 четей пшеницы, 70 четей солоду ячного, общей ценой в 80 рублей.

Борьба посадских людей с Белопесоцким монастырем дошла до такого ожесточения, что посадские люди вместе с «шатцкими слугами» разорили мельницу. Посадские люди вышли из города «с ослопы и рогатины». В это же время пищальники стояли на городских укреплениях с орудиями, «а хотели деи з города ис пищали игумена убити». Дело происходило в сентябре 1542 г.,[928] в малолетство Ивана Грозного, и прекрасно рисует порядки боярского правления.

IV

СОЦИАЛЬНО—ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ МОСКВЫ

ПОСЛЕДНИЕ ИЗ РОДА КАЛИТЫ[929]

Перед нами три надгробия. Они возвышаются в притворе Архангельского собора в Кремле. У стены лежит царь Иван Васильевич Грозный, или Иван IV, рядом с ним положен его старший сын царевич Иван Иванович, дальше надгробие другого сына Грозного – царя Федора Ивановича.

Раньше только внешний вид трех массивных гробниц и короткие надписи на них, сделанные затейливой старинной вязью, говорили о том, что тут похоронены последние представители дома Калиты, правившего с начала XIV в. в течение почти трехсот лет русской землей. Дом Калиты гордился долгим родословием и вел себя от легендарного Рюрика. В 1598 г. со смертью царя Федора Ивановича «корень российских государей» пресекся. Этому предшествовали странные и загадочные события, о которых лучше всяких преданий рассказывает содержание гробниц, вскрытых при реставрации Архангельского собора.

О жизни и деяниях царя Ивана Васильевича Грозного написано много. Но некоторые эпизоды его жизни так и остаются неясными. Среди историков в свое время спорили даже о времени его смерти. Летописцы скудно говорят о том, что царь умер 19 марта 1584 г., и только одна Псковская летопись сообщает о его смерти 18 марта. Прежде вторую дату считали ошибочной, но надгробная плита прямо говорит, что царь умер 18 марта. Она же объясняет нам, как появилась первая дата: царь умер к вечеру, и весть о его смерти распространилась на следующий день.

Грозный умер внезапно, в припадке ярости, которую, по позднейшим сказаниям, нарочно вызвал один из его приближенных за игрой в шахматы или в шашки. Над трупом совершили обряд пострижения в монахи: надели одежду схимника и назвали умершего Ионой. Так исполнена была воля грозного царя, надеявшегося тем самым обмануть и самого Бога, потому что, по церковным понятиям, принятие монашеского сана прощает все прежние грехи, все жестокости и мерзости, которыми была наполнена жизнь умершего властителя.

Работы М. М. Герасимова восстановят внешний облик Грозного.[930] Надо только сделать одно уточнение. В гробу лежит скелет уже пожилого человека, отягченного ранней старостью и болезнями – следствием бурной и развратной жизни, поэтому и его современники писали, что царь Иван был «нелеп», то есть некрасив.