Под игом - Иван Вазов

При первом же известии о клисурском восстании мнения в местном комитете разделились: одни считали, что надо только готовиться отразить нападение, не подавая для него повода, и восстать лишь в том случае, если будет прислан отряд для подкрепления; другие ратовали за то, чтобы знамя восстания было поднято немедленно и — будь что будет! Третья же точка зрения, широко распространенная среди видных горожан, была — капитулировать. В тот самый момент, когда комитет решал вопрос о поднятии знамени, капитулянты обманным путем захватили и посадили под замок в подвал попа Ставри самых горячих членов комитета — доктора, Попова и Редактора. Они же послали в К. депутацию с чорбаджи Юрданом во главе, дав ей наказ выразить покорность и верноподданнические чувства султану от имени населения Бяла-Черквы и просить о защите города.

Местные власти, — а они в те дни сами растерялись, — с радостью приняли заявление депутации и послали в Бяла-Черкву пятьдесят башибузуков с приказом отобрать у населения оружие и остаться в городе для его охраны. Вскоре во дворе конака выросла целая гора ружей, пистолетов и ятаганов. Итак, громоотвод, имя которому капитуляция, был установлен, и Бяла-Черква была спасена. Она принесла в жертву только одного человека — Марко Иванова. Его заковали в кандалы и отвезли в Пловдив — держать ответ за черешню… Кто его выдал, неизвестно.

Пять дней спустя — это было вчера — на горе появилось знамя, и снова пошли всякие разговоры да толки, снова блеснула надежда. Все волновались, разнесся слух, что несколько тысяч повстанцев идут с гор на помощь Бяла-Черкве… Этими вооруженными силами якобы командуют русские и сербские офицеры… Никто не знал наверное, откуда идет эта неожиданная помощь, — казалось, она с неба упала… Каблешков столько раз говорил о какой-то таинственной армии, готовой примчаться в указанный час, что ому поверили даже маловеры. Все радостно смотрели на знамя, реявшее на одной из балканских круч… Некоторым уже мерещились на горных склонах люди с винтовками; но это были просто кустарники. Другие, обладавшие более острым зрением, уверяли, будто они даже разглядели русских солдат, узнав их но большим мохнатым шапкам. Тогда к арестованным пришел поп Ставри и, отперев дверь, сказал:

—Грешно, чада мои, держать вас под замком. Мичо был прав. Идите поглядите, что творится в горах…

Три узника стрелой вылетели из дома. Полчаса спустя они, во главе двух десятков сапожников, захватили конак, а вместе с ним бея, оружие и власть! Город пришел в восторг. Бяла-Черква восстала! Знамя с вышитым львом — рукоделье Рады — развевалось над площадью. Но в то же самое время пришло тревожное известие, которое произвело на всех ошеломляющее впечатление: спустившийся с горных пастбищ пастух сообщил, что на Балканах никаких войск нет. А Тосун-бей уже идет к Бяла-Черкве, чтобы разрушить ее до основания! Одновременно с этим пришло другое известие, усилившее растерянность и панику. Трое клисурских повстанцев, спустившись с гор, укрылись в училище, в верхней части города. То был Кандов, раненный в руку, и с ним еще два клисурца. Старуха сторожиха поместила их на чердаке и накормила хлебом, — они двое суток питались только травами, — потом, по их просьбе, сообщила о них Бырзобегунеку, который принес им одежду, фесы и табак. Но не успели они выкурить по цыгарке, как увидели сквозь щели в крыше, что училище со всех сторон обложено турками. Бырзобегунек в это время тоже находился на чердаке. О бегстве нечего было и думать. Турки начали стрелять со двора, целясь в окна и чердак. Оба клисурца были ранены. Они спустились во двор и сдались. Их изрубили на месте. Бырзобегунек, спрыгнув во двор, двумя выстрелами ранил турка, но тотчас упал, сраженный десятками пуль. Его тоже изрубили… Один лишь Кандов не сходил с чердака. Турки навели ружья на дыру, в которой он должен был показаться. Но он не показывался. Неожиданно гнилой потолок провалился, и Кандов упал на крытую галерею. Выпрямившись во весь рост, он оперся о перила галереи и, скрестив руки на груди, закричал:

—Я готов, стреляйте!

Турки решили, что это начальник и что он сдается, — он говорил по-болгарски. И турки ждали.

—Варвары! Стреляйте! Всех болгар вам не перестрелять! — крикнул он.

Теперь они поняли.

И в ответ раздался залп из тридцати ружей по этой близкой мишени. Но ни одна пуля не задела Кандова. Он помчался по галерее, сбежал с лестницы и ринулся через двор прямо к церкви, куда дорога была открыта. Снова раздался залп, и опять впустую. Но едва Кандов ступил на церковный порог, как в него попали две пули, и он рухнул на пол… Его тоже изрубили…

После этого принялись разыскивать доктора, причем к башибузукам присоединилось много горожан. Живого или мертвого, но доктора надо было поймать, — только этим удалось бы избавить город от страшного гнева Тосун-бея. Доктор должен был пасть искупительной жертвой. Он скрывался в одном доме, но, когда стемнело, испуганный хозяин попросил его уйти немедленно… На улице Соколова заметили и стали преследовать каратели, но ему удалось оставить погоню далеко позади. Мчась по длинной Мюхлюзовой улице, он по дороге толкнулся в несколько ворот, надеясь скрыться в чьем-нибудь дворе, но все ворота были заперты, и он продолжал бежать. Добежав до площади, он увидел, что за ним охотится уже не один, а два отряда карателей; наперерез ему бежало человек десять. Тогда Соколов кинулся назад и свернул налево, на другую улицу; погоня сразу же потеряла его след, и он получил возможность остановиться на несколько секунд, чтобы перевести дух. Но опасность не уменьшалась. Он знал, что погоня не замедлит выследить его, настигнуть и пристрелить, если не на этой, то на другой улице, — ночь выдалась звездная, светлая. Попытаться бежать за город было тоже безрассудно: все выходы из него охранялись стражей. Остался лишь один путь к спасению — скрыться в доме какого-нибудь друга… К счастью, доктор вспомнил, что недалеко дом попа Димчо. Добежав до его двора, Соколов постучался в ворота. Они открылись. Навстречу беглецу вышел сам поп Димчо, член комитета.

—Батюшка, укрой меня! — попросил доктор.

—Не могу, доктор, не могу! Они уже видели, что ты толкнулся сюда, мне тоже несдобровать, — прошептал поп Димчо, легонько выталкивая Соколова за ворота.

Ошеломленный Соколов тоже почувствовал приближение погони, появившейся на перекрестке, и бросился бежать без оглядки. Он влетел в глухой тупик, в конце которого жил его родственник, дядя Нечо. Постучавшись в дверь, доктор попросил убежища.

Дядя Нечо тотчас оценил положение.

—С ума ты спятил, доктор! — сказал он. — Погубить меня хочешь! Ты же знаешь, — у меня жена, дети.

И, схватив Соколова за руку, Нечо вывел его за ворота.

Доктор поспешил выбраться из тупика и побежал на Петканчову улицу. Но злая судьба толкнула его как раз к тем, от кого он бежал. Теперь каратели гнались за ним по пятам.

—Стой, а то стрелять будем! Стой, доктор! — крикнул полицейский-болгарин.

И Соколов остановился, но не там, где ему предлагал усердный болгарский служака, а дальше, перед воротами дома Сарафова. Как домашний врач Сарафова и его близкий друг, Соколов решил попытать счастья здесь и постучал наудачу.

—Кто там? — послышался голос хозяина. Доктор назвал себя.

И в тот же миг он услышал, как Сарафов, вместо того чтобы пойти открыть ворота, захлопнул за собой дверь; никаких других звуков беглец больше не услышал.

XIII. Продолжение истории

—Какой позор! Боже, какой позор! — простонал Огнянов.

—Теперь, братец, в городе царят паника, предательство и подлость, — мрачно проговорил Соколов. — Эх, не та теперь Бяла-Черква, не та…

Огнянов глубоко вздохнул.

—Предательство и подлость, говоришь? Да, это неизбежные последствия всякой неудачной революции, ее исчадия… Они следуют по пятам поражения, как волки и вороны на полях битв… Но кто же водрузил знамя на вершине горы? Красное полотнище на шесте?