Маленький Большой Человек - Томас Берджер

Тогда в баре он и рассказал мне, что Кастер укатил на Восток вместе с полком, и. все остальное, о чем я уже упоминал.

– Чего это вдруг тебя генерал заинтересовал? – спросил он у меня, но, естественно, настоящую причину своего интереса я ему так и не назвал, а соврал что-то вроде того, что хочу наняться в проводники-следопыты, а потом, чтобы тщательно скрыть свои чувства, которые, я, может, проявил, роняю как бы между прочим:

– Слыхал, что у тебя с его братом Томом вышла какая-то история…

– Ну-у-у, – говорит он,- это было давно. Все уже в порядке.

Так вот, этот его ответ является прекрасным примером того, о чем я хотел сказать. Сам Бешеный Билл никогда не бахвалился. Нет, хвастуном он не был. Да ему это и было ни к чему. За него это делали другие. Когда я говорю, что вокруг его имени столько всякой брехни, я вовсе не хочу сказать, что он приврал хоть слово в свою пользу. Так, он никогда не говорил, что вздул Тома Кастера или что он уничтожил банду Мак-канлиса, точно также как не станет когда-либо упоминать об этих своих попаданиях в середку буквы «О». Но это станут без конца делать другие, раздувая при этом статистику: увеличивая расстояние и уменьшая цель. ещё какие-то лет тридцать тому назад мне попадались типы, заявлявшие, что самолично были на Базарной площади в тот самый день, когда Бешеный Билл всадил двенадцать пуль – одна в одну – в точку над «i» за двести ярдов.

Вот в этом месте нашего с Хикоком разговора бармен как раз и уронил стакан, а Билл машинально вскочил со стула, в любую секунду готовый нажать на курок.

Когда он опять сел, я ему и говорю:

– Чего ты так боишься?

– Быть убитым,- ответил он вот так просто и отхлебнул виски, а потом посмотрел пристально на меня и, лукаво прищурив свои небесно-голубые глаза, выдает:

– А, может, ты надумал это сделать?

В ответ на это я просто рассмеялся и говорю:

– А кто как не ты сам позвал меня сюда немного выпить?

– Слушай, – пристал он ко мне как банный лист, – скажи прямо, это Том Кастер подослал тебя сюда? Потому как что до меня, то с этим все кончено. У меня нет никаких к нему претензий. Но если он опять надумал заварить кашу, то ему не надо бы подсылать парня, который носит «Смит-Вессон» – американская модель в тугой кобуре из телячьей кожи. И говорю это, приятель, для твоего же собственного блага.

Я был жестоко оскорблен, я ведь гордился этой своей новой пушкой, а ещё я очень болезненно воспринял саму мысль, что я могу работать на кого-то, кто носит имя Кастер.

– Вот что, Хикок, – оборвал я его,- ничьим холуём я не являюсь. Заруби это на носу! И если мне надо будет с кем-то расквитаться, то я это сделаю лишь только для себя и больше ни для кого. А если ты ищешь повод для ссоры, то можем спрятать пушки, и я тебя голыми руками отделаю так, что долго помнить будешь, и не посмотрю, что ты здоров как бык.

– Не кипятись! – говорит он. – Я не хотел тебя обидеть. Давай ещё по одной выпьем.

И он позвал бармена, но тот как раз отлучился в подсобку и его не слышал, тогда Бешеный Билл вежливо опросит, чтобы я, если могу, сходил бы к бару и принёс бутылку.

Все ещё обижаясь, я ему говорю:

– Ты что, хромой?

Он отвечает, оправдываясь:

– Да, понимаешь, не хочу я, чтоб какая-нибудь сволочь мне продырявила спину.- И поспешил добавить.- Я не имею в виду тебя. Тебе, приятель, я доверяю. Но вот остальным…

Это он сказал по адресу каких-то десяти безобидных посетителей салуна. Была только середина дня и народу в нем было не густо. За одним столиком сидели четверо – резались в карты, ещё двое-трое сидели за столом у самой стойки бара. Да, помню, ещё за одним столиком, как раз посередине заведения, сидел какой-то забулдыга, мертвецки пьяный, уронил голову прямо в лужицу разлитого виски, смахивая на хомут, брошенный в непроточное болотце.

Так что всякое уважение к этому хваленому Бешеному Биллу у меня пропало напрочь; я запрезирал его, считая, что он либо заячья душонка, либо не в своем уме, раз не может пройти к бару через помещение, где царят тишь да гладь. Но потом мне пришло в голову, а вдруг всю эту комедию он разыграл ради меня одного. Может, он ждёт-не дождётся, чтобы я повернулся к нему спиной, и тогда бы он спокойненько меня – пиф-паф!

Вот вам яркий пример подозрительности, от которой у ганфайтеров мозги повернуты набекрень. Я и сам моментально стал ее жертвой, достаточно было лишь оказаться рядом с Бешеным Биллом. При этом чувство такое, будто ты сплошной обнаженный нерв.

В это время кто-то из игроков, видать, только что сорвал банк, торжествующе завопил, и мы с Хикоком ОБА вскочили со стульев, потянувшись за нашими пушками. И я убедился, до чего же Шайен он был прав, критически отозвавшись об этой моей тугой кобуре из телячьей кожи. Она обтягивала пушку как перчатка – чем быстрее ты в неё суешь руку, тем сильнее цепляется эта железяка.

Вот я Хикоку и отдаю должное:

– Ты меня сейчас насчет кобуры хорошо убедил.

– А я всегда кобуру терпеть не мог,- признается он мне,- теперь, убедившись воочию, насколько я неловок с оружием, он, кажется, стал целиком мне доверять,- и свою пушку предпочитаю затыкать за пояс. Тебе надо попросить портного сделать здесь по-настоящему ровный поясок и никаких, упаси Боже, лишних стежков или там пуговиц для подтяжек, ну и, конечно, жилет надо ушить, чтоб никакие складки не мешали. И, смотри,- продолжал он,- мой сюртук скроен так, чтоб его фалды распахивались по сторонам.

– Единственно,- говорю я,- чего мне не понятно, это почему револьверы при ходьбе не выпадают и не проваливаются в штанины брюк.

– А-а-а, – говорит он,- тут вся хитрость – открытый затвор и, как прищепкой, прицепить пушку к резинке кальсон.

За разговором на эту сугубо специальную тему он все больше и больше стал проникаться ко мне симпатией. Он оживился и заговорил с большим жаром. Людей, как правило, хлебом не корми, а дай только поговорить об их специальности и ее орудиях. Вот Билл и принялся мне обстоятельно расписывать достоинства и недостатки различных способов ношения револьверов и пистолетов: и за шелковым кушаком, и в кобуре под мышкой, и на портупее, и в скрытых карманчиках жилета, и на специальном креплении к тыльной стороне руки – ну, это годится только когда пистолетик дамский,- и в задних карманах с кожаной прокладкой и многих-многих других. Он даже утверждал, что знает одного парня, который носил небольшой пистолетик между ног, и когда его, бывало, притирали к стенке, он обычно просился, чтоб ему перед смертью позволили удовлетворить малую нужду, и, получив на это разрешение, расстёгивал ширинку и открывал огонь. Беда вот только, что как-то раз уж очень он поторопился и отстрелил себе конец…