История военного искусства - Ганс Дельбрюк

 Итак, если Пирр еще не имел фаланги сарисс, как ее описывает Полибий, то следует предположить или то, что сарисса, которая равнялась при Александре 12 футам, удлинялась постепенно или же, что предстоявшая война с римлянами заставила царя Филиппа V ввести в своих фалангах длинное копье, которое держали обеими руками. Царь Филипп V был человеком большого размаха и ума; при его дворе в военных сферах римские победы над Ганнибалом производили, вероятно, большое впечатление, причем, несомненно, взвешивались и сравнивались способы ведения войны как той, так и другой стороной. Короче, римская тактика была для македонян неприемлема. Нельзя отбросить сразу в большом налаженном войске все старые привычки, взгляды и военные традиции, заменив их без всякой постепенности новыми. Македоняне привыкли сражаться густой линией, имея оружием очень длинное копье, но не умели метать копье и биться мечом. Убедившись в том, каких больших успехов достиг этот способ борьбы, они могли бы прийти к мысли еще больше усилить свое военное искусство - довести его до высшей точки, удлинив копье до 21 фута, сократив расстояние между воинами до 1,5 фута, причем в результате этой односторонности упустили из виду все вытекавшие отсюда последствия. Если это предположение верно, то по аналогии с глубокой позицией римских манипул при Каннах мы придем к заключению, что при таком противнике нельзя было маневрированием сохранить позиции для отступавших войск, а потому надо было приложить все старания смять его.

 Следует отметить, что вполне свободного от посторонних влияний испытания боевой ценности обоих способов борьбы никогда не было. Оба сражения - при Киноскефалах и Пидне, - где македоняне потерпели поражение от римлян, настолько зависели от случайностей, что общее значение их результатов может быть оспорено. К этим двум можно еще присоединить третье сражение при Магнезии, в котором македонско-сирийское войско потерпело поражение и в котором, по несомненно фантастическим боевым описаниям, будто бы вовсе не было флангового строя.

КИНОСКЕФАЛЫ

 Это сражение в общих чертах вполне соответствует данному Полибием описанию встречи македонской фаланги с римским легионом. Исход этой встречи не был предрешен, но выявился благодаря стычке при рекогносцировке.

 Филипп, думая воспользоваться счастливым моментом, принял сражение, хотя холмистая местность и была неблагоприятна для фаланги сарисс. Поэтому фаланга двигалась неравномерно, - и в то время, когда правое крыло победоносно продвигалось вперед, левое, продолжавшее еще выстраиваться, было пробито слонами и отброшено легионерами.

 Так как нигде больше в истории не упоминается о подобной победе слонов, то важно еще раз подчеркнуть, что и здесь слоны опрокинули не развернувшийся уже боевой порядок, а, как Полибий точно повествует, фалангитов, шедших в бой, но не смогших произвести развертывание вследствие неподходящей местности.

 После того, как левое крыло македонского войска было разбито, один из римских трибунов, вместо того, чтобы продолжать преследование левого крыла, бросил 20 манипул в тыл правого фланга македонского войска и этим решил исход сражения.

 В большом недоумении оказалась бы история тактики, если бы случай пожелал предоставить нам не повествование самого Полибия о сражении при Киноскефалах, а лишь переработку его Ливием.

 Ливий (XXXIII, 8) перевел приводимый у Полибия приказ Филиппа атаковать "с сариссами наперевес" так: "Македонской фаланге он приказал положить копья, которые мешали своей длиной, и сражаться мечами". Пример очень ценен для того, чтобы на нем изощрялась критика, так как часто традиционная передача слов требует размышления. Многие ученые находили бы возможным считать это показание недоразумением, если бы мы не могли случайно присовокупить к нему первоначальный текст5.

ПИДНА

 О сражении при Пидне сам Полибий ничего не сообщает, имеются только не внушающие особого доверия и недостаточно обработанные заметки Ливия и Плутарха. И это сражение произошло случайно, без заранее точно намеченного плана.

МАГНЕЗИЯ

 Ливий и Аппиан описывают нам сражение при Магнезии в совершенно фантастических тонах. Колесницы, вооруженные серпами, всадники на верблюдах, мобилизация 16 народностей, слоны из Индии, превосходящие качеством африканских, - всем этим было снабжено сирийское войско. Оно превосходило численностью римское почти вдвое (по Флору - в 20 раз), а по числу всадников - вчетверо; хотя оно и было глубоко построено, но фронт его был так растянут, что из середины не видно было фланга; тем не менее об охвате его не могло быть и речи. У римлян и их союзников погибло менее 400 воинов, сирийцы потеряли 53 000. Это сражение отличалось от предыдущих тем, что здесь было введено деление фаланги сарисс на 10 частей, причем в интервалы между последними было вставлено по 2 слона. Вероятно, и это относится к измышлению автора, которому мы обязаны повествованием обо всем данном сражении. Всякая нелепость имеет свой предел, даже недомыслие сирийского царя, который не сумел использовать гений Ганнибала, находившегося у него на службе. Слоны, как мы знаем, сильнее всего действовали на конницу. В пеший сомкнутый строй они не могли проникнуть; наоборот, случалось часто, что дротики и стрелы отбрасывали их или же воины отскакивали в сторону, пропуская слонов через образовавшийся проход. В таком случае фаланга попадала в одно из самых опасных положений: в боевом порядке образовывался большой прорыв, куда легко могли проникать римские манипулы и атаковать с фланга. Это соображение имеет тем больше оснований, что слоны не шли вровень с фалангой, а при попадании в них неприятельских дротиков и стрел стремительно бросались на противника или обращались вспять.

 Того, кто считает методологически возможным и правильным на основании подобных описаний сражений при помощи критического анализа составить правдивый исторический рассказ, прошу попытаться сделать это на основании рассказа Аппиана о сражении при Каннах и Нараггаре.

КРИТИЧЕСКОЕ ЗАМЕЧАНИЕ ПО ПОВОДУ СРАЖЕНИЯ ПРИ МАГНЕЗИИ

 Кромайер пытался дать точный анализ сражения при Магнезии во II томе своего труда "Античные поля сражений". Он насчитывает у сирийцев 60 000 чел. пехоты и 12 000 конницы, у римлян - 27 600 пехоты и 2 800 всадников. Спрашивается, почему сирийцы, имея такой численный перевес, не обошли римлян? Ответ гласит, что предполагался обход обоих флангов и что на одном из флангов это и было приведено в исполнение, но другой фланг был благодаря смелому наступлению римлян прорван и расстроен; поэтому победителями оказались римляне. Это сообщение в корне неправильно: если бы можно было победить таким простым способом войско, вчетверо более многочисленное и не менее опытное, то ведение войны было бы не искусством, а игрой.

 Внедрение слонов в фаланги Кромайер объясняет тем, что фаланги должны были занимать оборонительное расположение, слоны же и расположенные в интервалах легковооруженные держались на значительном расстоянии от неприятельских стрелков. Это тактически неверно. Оборонительное расположение одной части войска не мешает наступлению другой, фаланга же со слонами совершенно утратила бы свой смысл и оказалась бы совершенно беспомощной перед натиском легионеров. Противнику нужно было выбить слонов только из одного интервала, и тогда легко было бы сбить с позиции всю фалангу. Без сомнения, римляне вклинились бы во многие интервалы.

 Кромайер ссылается на то, что сообщения Ливия и Аппиана принимаются и Полибием, но они не тождественны с повествованием самого Полибия; мы только что видели, какие ошибки допускал Ливий, а, кроме того, могли быть взяты сведения и из других источников. Если бы все это приписывалось исключительно Полибию, то пришлось бы сказать, что ученый допустил в своей критике невнимательность, каковая нередко проявляется и в других местах (ср. выше, стр. 276 и 286). Далее сам Кромайер в своем описании сражения при Магнезии приводит некоторые вымыслы Ливия и Аппиана. Предположение, что Полибий ссылается на источники, не заслуживающие доверия, не является недопустимым. Совершенно иначе обстоит дело с военно-политическими размышлениями историка; здесь сила его ума так велика, что надо иметь необычайно веские аргументы, чтобы позволить себе противопоставить их ему. Это, по-моему, является методологической основой, необходимой при изучении Полибия. Какого мнения Кромайер о Полибий, опредилить трудно. Часто он следует указаниям Полибия, как верующий - изречениям из Библии, и старается оправдать неправильности всевозможными хитросплетениями, сомневающихся же укоряет, как фанатик безбожников (мы вскоре рассмотрим один из таких случаев). Иногда же он отвергает самые положительные ссылки, а на политические и военные суждения не обращает никакого внимания. У нас имеются подобные примеры (см. стр. 206) во II томе "Античных полей сражений", в описаниях войн против Антиоха и Персея. Многое основано на этом его свойстве. В стратегическом разборе этих войн мы находим некоторые соображения, ярко освещающие события, - хотя обзор этот и сообщает много туманного о стратегии измора. Мне же лично трудно примириться с тем, что мнение Полибия не только отбрасывается, но в большинстве случаев даже опровергается. Если Полибий в своих рассуждениях об этих войнах, которые он так хорошо знает, односторонен в такой степени, в какой его рисует Кромайер, то авторитет его, признаваемый за ним, несмотря на некоторые ошибки, расшатан до основания. Даже точный пример не может служить доказательством одного или другого положения, например, правильно ли предпринял Персей (в 169 г.) отступление при известии об обходе его позиции, или же неправильно, из-за недостатка самообладания? Тот, кто разделяет соображения Кромайера, должен отказаться признать авторитет Полибия.