Шёпот тёмного прошлого - Оксана Панкеева

Кантор кратко высказался по этому поводу и задумался, насколько позволяла больная голова.

– А ну подумай, – попросил он, чувствуя, что своими силами не справляется, – куда нам можно пойти, чтобы я мог полечиться, а ты – успокоиться? Не переться же, в самом деле, на первый этаж к стражникам, срамиться только.

Мафей немного подумал и выдал:

– Пойдем к Жаку. У него всегда есть. Можно было бы к Элмару, но он, скорее всего, спит, а Жак вчера тоже все утро пил и сейчас, наверное, проснулся и лечится. Заодно и навестим его.

Будь Кантор в своем уме, зарубил бы эту идею на корню, а с такого бодуна – откуда здравому рассудку взяться?

– Пошли, – тут же согласился он, совершенно не подумав о том, что будет делать с двумя рыдающими собутыльниками. – Только оденься.

Мафей окончательно засморкал несчастный халат, бросил его под кровать и быстренько натянул рубашку и штаны. К счастью, в отличие от некоторых горе-телепортистов, юный принц не имел манеры промахиваться, и они прибыли точно в гостиную Жака. Картина, представшая взорам незваных гостей, была настолько сумрачна и безысходна, что у Мафея тут же брови заломились домиком от сострадания, и даже Кантору стало как-то не по себе. В комнате было темно и пусто, и в этой темноте и пустоте одиноко сидел за столом печальный шут в одном халате, сгорбившись над кружкой, не замечая, что роняет в нее пепел.

И тут Кантора прострелила такая мысль, что он чуть не рухнул, когда осознал, о чем именно подумал. Невольно, неосознанно, само собой, в голове мелькнуло: «Гард-минор, четыре четверти, три аккорда и пауза…» Едва он понял, что его нездоровая голова сама по себе, без всякого участия внутреннего голоса, соображает, как выразить музыкально только что схваченный зрительный образ, как тут же следом за этим услышал упомянутые три аккорда и паузу. В гард-миноре. На рояле. Верно, гитара сюда не подойдет, слишком мрачно для гитары, рояль и что-нибудь из смычковых или духовых, пониже. Пока Кантор удивлялся и хренел от того, что сам придумал, Мафей наконец решился заговорить, поскольку шут гостей, похоже, не замечал. Мимолетные три аккорда улетучились.

– Жак, добрый вечер. Ты чего сидишь в темноте?

Тот вздрогнул и обернулся. Увидев его глаза, Кантор невольно обрадовался, что прадедушка так кстати подарил ему экранирующий амулет. Не хотел бы он ощутить тот предсмертный страх, что смотрел на них сейчас глазами королевского шута.

– Свеча погасла, а я не заметил, – тихим бесцветным голосом пояснил Жак, бросил на стол сигарету и чиркнул спичкой. Пламя вспыхнуло, кокетливо качнуло крошечным станом, вырывая у темноты часть жизненного пространства и окрашивая его в теплый желтоватый цвет. – Вы чего это среди ночи? Навестить? Так я уже выздоровел. Или тоже выпить хотите?

– Хорошо бы, – согласился Кантор. – Ты когда-нибудь с Элмаром пил?

– Ага, – согласился Жак. – Только не так, как ты, а скорее как Ольга.

– Правильный подход, – вздохнул мистралиец. – И как у тебя получается?

– Я на короле тренировался, – слабо улыбнулся шут. – Ему тоже раза в три больше, чем мне надо, выпить, так я привык как-то сопоставлять и рассчитывать силы. А с тобой что, Мафей? Опять он тебе уши помял? Небось за то, что похмелиться не налил?

– Жак, перестань, – одернул его Кантор. – У ребенка горе, а ты паясничаешь.

– Не обращай внимания. Я со страху всегда паясничаю. А что за горе? Приснился кто-то? Не я, случайно?

– Нет, не ты, – успокоил шута Кантор. – Не пугайся.

– Я бы даже обрадовался, если бы я. Хоть бы знал, что все обойдется… Вы садитесь, наливайте себе сами, у меня сил нет, честное слово. На кой я вчера так напился, все равно ведь страшно…

– У тебя хоть причина веская… – проворчал Кантор, устремляясь к шкафу за рюмками, – а я-то на кой?

– Наверно, тебе было весело, – предположил Жак. – Или, наоборот, грустно.

– Это Элмару было печально, – припомнил Кантор. – То ли король его за что-то отлаял… То ли стихи опять не сложились… Не помню точно.

– А чем так воняет? – сморщил нос Мафей.

– Это потому, что самогон неочищенный. Тот, что получше, я вчера весь приговорил. Тебе-то что? Или ты тоже пить собрался? Чтобы мэтр меня потом в коврик превратил? Кстати, Мафей, еще раз сопрешь без спросу, или ляпомет поставлю, или хваталку. Чтоб не дергал больше клипсу, что это не ты.

– Последний раз это был не я, – опустил голову принц. – Толик.

– А приволок его ко мне в кабинет кто? Светлый Эстелиад?

Кантор недоуменно приостановился с бутылкой в руках и поинтересовался:

– Что такое ляпомет и хваталка?

– Охранные заклинания, – нехотя пояснил Жак. – Так, несерьезные. Для своих. Не опасно и даже не больно, но будешь либо три дня ходить в краске, либо стоять на месте, пока я не вернусь.

– Так ведь Мафей их в два счета взломает!

– Мои? – усмехнулся Жак. – Шутишь! Мои даже мэтр Истран не всегда взломать может. А кто тебе снился, Мафей? Ну не мнись, король мне все равно расскажет.

– Орландо, – пожаловался его высочество, схватил рюмку, которую Кантор налил себе, и, зажав нос пальцами, решительно выпил. – Ох, и гадость…

– Да уж, – съязвил Жак, – не эльфийские вина…

Кантору эльфийские вина пробовать не доводилось, а запах его сейчас мало волновал, и не такое употребляли. Закуски у хозяина никакой не нашлось, он смог предложить бедствующим только свои сигареты, от которых те и не подумали отказываться.

– Ну как, легче? – поинтересовался Жак после второй. Кантор согласно кивнул. Шут вздохнул и грустно сообщил: – А мне – нет. Ну что, Мафей, будешь рассказывать свой сон или попробуешь уснуть и дождешься короля?

– Дождусь Шеллара, – решил Мафей. – Только я все равно не усну.

– Значит, выпей еще, – посоветовал Кантор. Словом, они и не заметили, как опохмел плавно перешел в новую попойку, которой юный эльф выдержал ровно двадцать четыре минуты. После этого он все-таки уснул, свернувшись калачиком на диване и оставив Кантора наедине с измученным страхами королевским шутом. Некоторое время те молча курили, дружно уставившись на огонек свечи. Первым не выдержал Жак, который вообще не отличался особым терпением.

– Что молчишь? – угрюмо спросил он, поправляя расхристанный халат. – Хочется сказать гадость, но неловко, потому как пьем вместе? Ну не стесняйся, я не обижусь. Назови меня трусом, тряпкой, как у вас там, в Мистралии, говорят, «мужиком, который яйца потерял с перепугу»… Можешь говорить, что хочешь, мне начхать. Все равно страшно…

– Да ничего я не скажу, – пожал плечами Кантор. – Такие слова произносят в двух случаях: когда хотят обидеть и унизить, или нужно растормошить и спровоцировать на что-то. Унижать тебя я не хочу, тем более мне кажется, дальше некуда, а сделать ты все равно ничего не можешь. Тем более тебе начхать, как ты выразился. Так что сиди, бойся дальше.