Курская битва. Огненная дуга - Александр Михайлович Золототрубов

— А ты, значит, как главный петух встал рано и пропел? — улыбнулся Конев. В его пытливых глазах вспыхнули искорки.

Шутка командующего взбодрила Захарова, он тихо засмеялся в кулак.

— Умеете вы, Иван Степанович, находить такие слова, что вызывают у меня смех.

— А ты разве не слышал, что говорят наши учёные-медики? — спросил командующий и сам ответил: — Смех укрепляет здоровье, и тот, кто много смеётся, будет долго жить.

— Где-то я тоже об этом читал, но не уверен, что это истина.

Захаров помялся на месте, ожидая, когда командующий скажет ему о том, зачем вызвал его.

— Ты чем сейчас занимаешься, Матвей Васильевич? — поинтересовался Конев.

Начальник штаба ответил, что вместе с начальником Оперативного управления он готовит директиву о развитии наступления на Белгородско-Харьковском направлении войск Степного фронта во взаимодействии с Воронежским фронтом.

— План по этой операции, который мы посылали в Ставку и Верховный главнокомандующий утвердил, у вас? — спросил Конев.

— Так точно, им я и руководствуюсь, — ответил Захаров.

— Вот что, Матвей Васильевич. Нам предстоит взаимодействовать с Воронежским фронтом, поэтому я сейчас поеду к Ватутину, чтобы согласовать с ним некоторые вопросы. Кстати, об этих вопросах я вам говорил.

— Я помню, Иван Степанович.

— Принеси мне этот план. А когда вернусь от Ватутина, мы ещё раз обговорим действия наших танковых и механизированных корпусов, а также армий.

— К вашему возвращению директива будет готова, вам останется внести изменения, если таковые будут, и подписать, — заверил начальник штаба командующего и тут же добавил: — Вы бы позвонили Ватутину, на месте ли он, может, уехал в какую-нибудь армию: хочет своими глазами видеть, как люди готовятся к боям. В этом, Иван Степанович, Николай Фёдорович похож на вас, вы тоже беспокойный человек.

— Вчера я с Ватутиным говорил, он ждёт меня, — сообщил Конев.

Генерал Ватутин в это время как раз кончил завтракать. Он выглянул в окно и увидел, как во двор штаба въехала машина, а за ней другая, в которой находились автоматчики.

«Наконец-то прибыл Конев с охраной», — подумал Николай Фёдорович и не ошибся. Конев шумно вошёл к нему в комнату. На нём была чёрная кожаная куртка, и походил он на штатского человека, но его выдавала военная фуражка. Высокий, широкоплечий, он с ходу бросил с улыбкой:

— Привет, Николай Фёдорович! А чего такой грустный?

— Всё думаю, возьмёшь ли ты Харьков? — усмехнулся Ватутин.

— Возьму! — громко произнёс Конев. — Я так и заявил Верховному, когда был в Ставке. А он и говорит: «Когда освободите Харьков, сразу же дайте мне знать!» Ничего не скажешь, хитёр наш Иосиф. Но я докажу вождю, что я хозяин своего слова.

Генералы пожали друг другу руки.

— Садись и рассказывай, с чем пожаловал, — добродушно промолвил Ватутин.

Он смотрел на Конева спокойно, но во взгляде его лучистых глаз Иван Степанович уловил едва ощутимый упрёк, словно он был в чём-то виновен перед своим коллегой. Конев отвёл глаза в сторону, потом сказал, что речь пойдёт о предстоящей операции двух фронтов по разгрому белгородско-харьковской группировки немецко-фашистских войск.

— Вот план этой операции, который утвердила Ставка. — Он положил документ на стол. — Прочти, пожалуйста, там и тебя касается.

— У меня недавно был маршал Жуков и подробно рассказал о вашем с ним замысле, — произнёс Ватутин. — План операции подписали кроме тебя ещё Георгий Константинович и твой начальник штаба генерал Захаров, не так ли?

— Верно, — подтвердил Конев. — Тебе в этом документе что-то не нравится?

— Могу ли я критиковать ваш план, если его утвердила Ставка? — усмехнулся Николай Фёдорович. — Хотя в нём есть слабые места.

— Ты, наверное, обиделся, что я прошу Ставку вернуть в Степной фронт танковую армию генерала Ротмистрова, а также другие армии?

— Иван Степанович, я же не красная девица, чтобы на тебя обижаться, — добродушно улыбнулся Ватутин. — Мне известно, что после того, как мне были отданы твои лучшие четыре армии, механизированный и танковый корпуса, ты выступил против «раздёргивания» фронта по частям и предложил Ставке использовать Степной фронт в полном составе для перехода в контрнаступление, но Верховный не согласился с твоим предложением. Был такой грех?

— Был, Николай Фёдорович, но не грех, — сдержанно и твёрдо заявил Конев. — Я и сейчас считаю, что ввод стратегических резервов по частям никогда не способствовал достижению крупных целей. Это своё мнение я выразил в официальном документе на имя маршала Жукова как заместителя Верховного главнокомандующего. — И он пересказал Ватутину то, что писал.

(Вот этот документ, и датирован он 30 июля 1943 года:

«Докладываю: лучшие четыре армии, механизированный и танковый корпуса из Степного фронта переданы Воронежскому фронту. Включённые в состав фронта (имеется в виду Степного. — И. К.) две армии Воронежского фронта в результате июльских боёв имеют малочисленный состав дивизий и большие потери в материальной части артиллерии и оружия. Танков во фронте мало, а в 53-й армии всего 60 танков, в 69-й армии 88 танков, а в 7-й гвардейской армии 30 танков, в 1-м механизированном корпусе 200 танков. Фронт имеет активную задачу.

Прошу распоряжений:

1. Усилить фронт одним танковым корпусом. Полагал бы возможным один танковый корпус взять у Воронежского фронта, в частности 4-й гвардейский танковый корпус или 3-й гвардейский танковый корпус от Кулика.

2. Взамен 47-й армии включить в состав Степного фронта 4-ю гвардейскую армию Кулика или 52-ю армию.

Прошу Вашего решения.

И. Конев. — А. 3.).

Выслушав командующего Степным фронтом, Николай Фёдорович, к удивлению Конева, улыбнулся.

— Всё верно, Иван Степанович, твоя позиция честна и бескорыстна, — одобрил Ватутин. — Окажись я в той ситуации, в которой оказался ты, я бы поступил точно так же. Но я не могу в чём-либо упрекнуть и Верховного, который тебя не поддержал: обстановка на Воронежском фронте требовала быстрых и неординарных решений. — Николай Фёдорович передохнул. — Это война, и тот выиграет победу, кто опередит врага хоть чуть-чуть. И это сделал Верховный. И надо ли нам сейчас ломать копья?

—