Романтика. Вампиры - Триша Телеп

Чудовища…

— Какова была на вкус его кровь? — вдруг спросила она.

Пусть они забыли о чем-то, даже столь важном, как чистая любовь, кровь они помнят всегда.

— Сама знаешь. — Александер опустился в кожаное кресло и отвел взгляд.

Она знает то, что знает. Вкус как у воздуха, когда погас фейерверк. Как у бензина, только что тронутого огнем.

Айна проводит кончиком языка по клыкам и медленно кивает.

— В этот раз нам будет некому помочь, — бормочет она и лишь потом сознает, что сказала.

Прикусив язык, она бросает взгляд на Александера, но тот смотрит на нее по-новому.

— У нас есть целый год, чтобы найти другого, — говорит он, глядя, как проколы у нее на языке и губах закрываются и она слизывает кровь. У Айны кружится голова. Она уже заметила, что Александер — он успел сказать ей, что не терпит имя Алекс, — говорит на старом языке. Она смотрит на него как на оживший портрет. Она приняла для себя все новое — язык, стиль, нравы и одежду — и гадает, по нраву ли ему это.

«На фиг», — думает она и открывает рот, чтобы спросить, но тут молодую ночь разрывают детские голоса, пронзительно врывающиеся в открытое окно, хотя и раздаются самое малое в двух кварталах от них. Слишком поздно они гуляют, их матерям следовало быть умнее. Никогда не знаешь, что таится в ночи.

— Проголодалась? — спрашивает ее Александер.

Просто вопрос или это забота и беспокойство за нее?

— Нет, просто они меня раздражают. — Айна смотрит на него, гадая, только ли голод заставляет его облизывать клыки, или грязная кровь все же повлияла на него, оставив во рту вкус сгоревшего пороха.

— Побудь здесь, — говорит Александер, вставая, как поднимается парус. — Скажу им, чтобы замолчали.

— Нет. Я с тобой! — Что-то подсказывает ей не терять ни секунды рядом с ним. Год — это так мало. Она так же плавно перетекает к нему. — Кроме того, я люблю детей.

Айна ест при Александере, и он при ней, а потом они возвращаются в свою кухню, устраиваются среди подушек, крепко заперев дверь изнутри. Она думает, что, пожалуй, в жизни не видела более эротичного зрелища, чем Александер за трапезой. Она напилась до того, что еще одна капля — и лопнула бы. Она складывает руки на животе и обнаруживает, что рука Александера оказалась там раньше. Коснувшись его руки, она чувствует тепло. Обоих преследует голод, который они еще не решаются назвать по имени. Конечно, дело не в разделенной крови. Она приходит к выводу, что к завтрашнему закату они настолько овладеют собой, что расстанутся. Будут обживать собственную вселенную.

Но, свернувшись у слишком теплого бока Александера, Айна уже понимает, что это ложь. Так смертные обманывают добрых супругов, открывая себя желаниям, которые лучше подавлять, и плоти, которая им не принадлежит. Начинают, когда еще владеют собой, думая, что удовлетворятся одной улыбкой, одной лаской, одним поцелуем, одной ночью, пожалуй раз в год. А потом сменяют девиз с «всего один раз» на «живем только раз».

Но Айна, которая даже этого не вправе сказать о себе, знает, что они ошибаются. Пусть она не помнит, но знает, что, когда речь идет о страсти, одного раза всегда мало.

Этот голод неутолим.

Перевод Г. Соловьевой

Ребекка Йорк

Жертвоприношение

Король Фаррал Балакордский молил богов о сыне, дабы не прервалась династия. Он так страстно желал наследника, что, когда жена подарила ему дочь, наперекор всему дал девочке имя Морган.

С той поры прошло двадцать семь лет, но Морган знала, что не оправдала надежд отца. Король рассчитывал выдать ее замуж за принца из соседнего королевства, укрепив военный союз. Но прийти к взаимовыгодному соглашению не удалось, и Морган осталась незамужней, давно миновав возраст, когда большинство девушек вступают в брак. Она понимала, что отец видит в этом исключительно ее вину.

Сейчас былые невзгоды отошли на задний план, так как войска северных варваров осадили королевство. Две сотни человек томились в стенах замка. Запасы провизии стремительно таяли, хотя порции были крохотными. Тем временем враг раз за разом отражал атаки королевских отрядов. Морган наблюдала, терзалась, и в ее голове родился отчаянный план спасения своего народа. Конечно, если хватит смелости его осуществить…

В полночь Морган на цыпочках двинулась к двери своих покоев.

Недда, старая нянька, растившая девушку с пеленок, вскинулась, разметав солому подстилки.

— Куда ты, дитятко?

Морган опустилась на колени возле седой старухи:

— К горной крепости, о которой мы говорили.

Дрожащая рука Недды вцепилась в юбку принцессы. Объятая страхом, нянька еле слышно прохрипела:

— Еще ни одна женщина не возвращалась из этого ужасного места.

— Но я должна попытаться. Это наша единственная надежда.

— Может, передумаешь, милая?

— Нет!

Старушка крепко обняла воспитанницу:

— Да хранят тебя боги, дитятко!

— И тебя, нянюшка, — ответила Морган, сердце которой разрывалось при мысли о расставании и о том, что она, возможно, никогда не увидит свою наставницу и верного друга. — А теперь спи. Если тебя спросят, где я, говори, что не знаешь.

Выйдя из комнаты, Морган прокралась по коридору к маленькой дверце, ведущей к утесу над рекой, на котором стоял родительский замок.

Воздух крепости был зловонным, напоен страхом и испарениями тел большого числа людей, слишком долго теснившихся на очень маленьком пространстве. А ночной ветер над рекой благоухал свежестью и ласкал кожу, как целительный бальзам.

Девушка взглянула на узкую прорезь окна, откуда, несмотря на поздний час, еще струился свет. Там находилась комната отца. Он наверняка гневно мерит ее шагами, скорбя о судьбе королевства и своих людей. Если все погибнут, кто будет ему служить и платить налоги?

— Прости, отец, — прошептала принцесса, и ее голос дрогнул. — Я никогда не могла тебе угодить. Надеюсь, теперь у меня получится.

Она торопливо подобрала длинные золотистые волосы, стянув их в пучок на затылке, скинула одежду и осталась в одной сорочке — стройная, гибкая, залитая лунным светом. Сандалии и платье девушка убрала в кожаную суму, смазанную снаружи жиром, чтобы сохранить ее содержимое сухим.

Далеко внизу блестела вода. Очень далеко… Морган еще не доводилось нырять с такой высоты, но она видела, как мальчишки прыгают с утеса в реку, и знала, что тут достаточно глубоко, чтобы не свернуть шею и не разбиться о камни. По крайней мере, она на это надеялась.

Замерев на краю обрыва, девушка посмотрела вниз. Ее сердце бешено колотилось, а рот стал сухим, как старый пергамент. Быть может, еще пара минут — и она умрет, но если варвары-дайгоны захватят замок, они, несомненно, надругаются над королевской дочкой и убьют ее. Сегодня у нее есть возможность самой выбрать свою судьбу — шанс, которого отец никогда ей не предоставлял.