Бастарды - Леона Хард

Обреченно опустила руки, вспомнив такую же пылающую решительность в момент смерти Ивана. Не послушными руками развязала бантик под грудью. Очень медленно стала снимать платье, пряча глаза. А мужчина обнажился полностью и зашел в душ, включая воду.

Глаза Хаски сжигали кожу, всюду куда смотрели оставляли немедленные ожоги. Не видные, но ощутимые внутри. Мужчина, в чьих объятиях я горела. Маленькая картонка под прикосновениями, полыхала ярко-ярко каждый раз, проклинала бессильную судьбу, что свела нас.

Скоро ли я перестану полыхать для него?

Ты ненормальный. Больной. Так не должно быть. Между нами родилось что-то необычно-ненормальное, больное. И оно причиняло всегда изнуряющую муку и иногда бешеное удовольствие, не сравнимое ни с чем. Не похожее ни на одно из ощутимых прежде радостей в жизни. Ни радость любви, ни радость секса, ни радость богатства, ни радость силы, ни радость успеха.

Это не то. Это гораздо сильнее. И оно внутри нас обоих.

Мое тело не мое, оно чье-то другое. Больше не мое. Ненавидела и себя, и мужчину перед собой. За то с какой легкостью через сопротивление и не желание заставлял кончать, крепко сжав челюсть, чтобы не простонать. Ненавидела эти оргазмы, мощные, не контролируемые, от которых глаза прятались за пленкой предательских слез. Хаски заставлял всегда вовремя секса смотреть в глаза, чтобы прочесть что-то. Читай.

Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.

Ненавижу тебя, мой мучитель.

Хаски не заснул, пока не упала рядом на кровать, отвернувшись на бок. Привычно за восемнадцать дней подтянул дрогнувшее тело к себе.

Почувствовала и желание избавиться от тяжести сзади, и посильнее спиной вжаться в его живот и грудь.

Мужчина рукой обнял мою грудь, не сжал, а опустил на нее ладонь. Носом уткнулся в шею, и дышал в ухо равномерно. Между нами нет слов, абсолютная тишина, ни доброй ночи, ни пожелания хороших снов.

Мы незнакомцы, никто друг для друга. Любовники, какое холодное слово, бесчувственное. Люди, которые занимаются сексом и любви между нами не было и быть не может. Никогда.

- Подъем, полдень. Вставай, - за плечи потрепали слегка не сильно, чтобы прогнать сонное состояние.

Глаза с трудом открылись, было темновато в помещении.

Обнаружила рядом с кроватью мучителя, поправила простынь, стремясь скрыть за тканью тело. Слишком много смотрела ему в глаза за выходные. Не успела проснуться, а недовольство прочитала.

- Путешествие проспишь. Я хотел показать тебя особенно важным людям, чтобы не было вопросов. Приводи себя в порядок.

- Я не могу, - ответила.

Волосы хотела поправить, после сна они, как калтуки обычно. С трудом соображала, но голова с самого пробуждения ломила. Мигрень. Слишком много переживаний на мою долю. И ноги, бедра, живот клубок оголенных нервов, запутанных и искрящихся, при движении, без движения ныл низ живота.

Завалилась спиной обратно на подушки.

- Я разве спрашивал твоего могу или не могу? - пренебрежительно вздернутая бровь. - Подъем!

Хаски сдернул покрывало, которые скрывало наготу.

Что за отношение? Он никогда не станет обращаться ко мне, как к человеку. Извечная слуга, рабыня. Я не знаю, как это обозвать ощущение, которое он дарил постоянно. Тысячи ударов в грудную клетку не сделали бы мне больнее, чем делал он.

- Я сказала не могу! - повысила голоса.

Чуть ли не впервые за девятнадцать дней позволила себе закричать на него после Ивана. Терпение превысило любые лимиты, выдернула одеяло и обратно себя прикрыла.

- У меня все болит. Сдохнуть хочется из-за твоего насилия. Это ты виноват. Если бы оставил хоть на один день в покое, я бы смогла подняться. А сейчас не могу! - поставила точку, перевернулась на другой бок, где не видно мужчины и накрылась по плечи.

Спать не хотела, но и встать не могла. Сил не было, их до дна иссушили. Сжалась, предчувствуя, как Хаски дернет болезненно за руку, не боясь что может вывихнуть из сустава. Не рассчитывал силы при общении.

Но в ответ расслышала тихие шаги. Приподнялась на локте в сторону двери. Странно. Замерла от беспокойства, но услышала хлопок двери.

Хаски впервые оставил одну, послушал отповедь. Неужели у него нет настроения для пререканий?

Один день позади, остался еще один день и ночь. Выдержать бы. Хаски ушел и больше не возвращался. Ему стыдно? Нет. Не похоже. Таким мужчинам не бывает стыдно за содеянное.

Уборщица с сомнением посмотрела на заляпанное белье, вынося из помещения. Я не девственница. Щеки заалели маковым цветом, пришлось сбежать в ванную, пока женщина заправляла новые простыни.

Начало вечереть, солнце садилось быстро за горизонт. Яхту мерно покачивало. Сонное настроение завладело телом, но валяться в кровати больше не хотелось. Пошла на выход подышать свежим морским воздухом, изнывать от страха быть разоблаченной бессмысленно.

Вряд ли я сильно важная личность, которую каждый знал в лицо.

Палуба оставалась пустой. Вышла на корму, здесь никого не было. Ветер завывал в ушах, жестко игрался с волосами, но это приятно, когда пряди касались плеч и щек. Непрошеная ласка от природы.

Не сразу расслышала неподалеку тихий разговор, скорее шепот. Слева и справа стеклянные возвышения, в которых находились капитан и иной важный персонал, осуществляющий командование небольшим кораблем.

Сами кабины находились подо мной на первом этаже, здесь на втором - небольшие отверстия-окна, которые я заметила. Казалось, корабль заканчивался ими.

Немного наклонилась влево и вперед через перила над шумящей водой. Любопытство дело тонкое. Ветер закрыл лицо волосами, настырно убрала и вновь посмотрела в ту сторону, откуда слышались голоса.

За одной из стеклянных кабин разглядела профиль человека в красной рубашке и джинсах с волнистыми шоколадного цвета волосами. Сердце подскочило тревожно в груди. Без сомнения Ангельский, вчерашний парень сын Алмазника.

Быстро оторвалась от перил назад, чтобы не застукали за подглядыванием. Сквозь стекло кабины-преграды уловила опять странное, смутное очертание еще одного человека собеседника Миши. Знакомое что-то было в этом