Иосип Броз Тито - Евгений Матонин

Еще в тюрьме, а потом и после выхода на свободу Джилас писал свои мемуары о встречах с «вождем народов», с которым он дважды виделся лично и дважды — в составе югославских делегаций. Он сумел переправить свою рукопись в США, и в конце февраля 1962 года «Нью-Йорк таймс» начала печатать отрывки из его новой книги. Фактически повторялась история с «Новым классом».

7 апреля Джиласа арестовали, обвинив в том, что в «Беседах со Сталиным» он разгласил секретные сведения об отношениях между Югославией и СССР, а также между Югославией и Албанией с Грецией. «Книгу расценили как неприятельскую пропаганду, разглашающую государственные тайны, — вспоминал Джилас, — хотя она не содержала ничего, что могло хоть как-то угрожать правительству и что перед тем не было опубликовано». Но за «Беседы со Сталиным» Джилас получил девять лет заключения. Его вернули в ту же самую тюрьму в Сремской Митровице.

Арест Джиласа вызвал волну возмущения в мире. Тито почти сразу же получил письма протеста и телеграммы, которые направили ему 16 депутатов-лейбористов из палаты общин британского парламента, 29 английских писателей, а также писатели и общественные организации других стран Западной Европы, США, Индии. Однако он их попросту проигнорировал[584].

Если бы автором книги был не Джилас, а кто-то другой, то, возможно, «Беседы со Сталиным» напечатали бы в Югославии большим тиражом. Сам Джилас, однако, считал, что снова стал жертвой внешнеполитических замыслов Тито. По его мнению, Тито как раз в то время старательно налаживал отношения с Хрущевым, и «Беседы со Сталиным» появились совсем некстати. В книге содержались такие подробности, которые при всей «десталинизации» в Советском Союзе «очерняли образ» не только Сталина, но и других известных советских и коммунистических деятелей. Да и напечатали ее в США — на деньги «классовых врагов»[585].

Тито хорошо помнил, как после принятия новой программы СКЮ Москва заморозила свою экономическую помощь Югославии. Он не собирался жертвовать наметившимся улучшением отношений с Советским Союзом из-за Джиласа. К тому же обсуждалась возможность очередного обмена визитами на самом высоком уровне (первым из них должен был стать визит в Белград советского министра иностранных дел Андрея Громыко).

Улучшение отношений было в интересах и Белграда, и Москвы: у Тито возникли трудности в отношениях с Западом, а у Хрущева — с Китаем и Албанией.

После «замирения» Хрущева и Тито в албанской верхушке возник ропот недовольства — во многом вся политика Энвера Ходжи строилась на критике «югославских изменников делу социализма». С конца 1950-х годов Ходжа переориентировался на более «левого» Мао. Фактически албанцы бросили вызов Кремлю.

Хрущев отреагировал эмоционально: были аннулированы предоставленные албанцам советские кредиты, заморожены новые, из Албании начали отзывать специалистов и фактически высылать из СССР албанских студентов и военных. На XXII съезде КПСС Хрущев резко критиковал албанцев, причем наиболее грубые его высказывания пришлось даже исключить из стенограммы. Ходжа ответил: он осудил Хрущева за создание культа собственной личности, за примирение с «югославским ревизионизмом» и за антимарксистские взгляды вообще[586]. 25 ноября 1961 года Москва заявила, что отзывает своего посла из Тираны, и потребовала, чтобы албанский посол покинул Москву. Дипломатические отношения с Албанией оказались разорванными. «Главным другом» Албании вместо Советского Союза стал Китай.

Тем временем ухудшение отношений между СССР и Китаем продолжалось. После подписания в Москве в августе 1963 года Договора о частичном запрещении испытаний ядерного оружия Китай оценил его как «величайший обман, который одурманивает народы всего мира». Китайское правительство заявляло, что «проводимая Советским правительством политика есть политика объединения с силами войны для борьбы против сил мира… объединение с США для борьбы против Китая…»[587].

Эти заявления означали фактически разрыв между КНР и СССР Когда Хрущев и Тито начали улучшать отношения, китайская пропаганда злорадно констатировала, что два «ревизиониста спелись» и окончательно «сбросили свои маски». Югославским дипломатам в Пекине пришлось ежедневно выслушивать усиленные громкоговорителями ругательства и проклятия и «любоваться» на плакаты с карикатурами на Тито и «югославских ревизионистов»[588].

В сентябре 1962 года процесс улучшения советско-югославских отношений шел уже полным ходом. В Белград прибыл Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Брежнев. Тито и Брежнев говорили друг другу длинные тосты, и Брежнев оказался неплохим специалистом по этой части. На торжественном обеде, устроенном в его честь, он сидел рядом с Йованкой и бросал на нее по-мужски оценивающие взгляды. Брежнев не мог не заметить привлекательность супруги Тито.

Тито вместе с Брежневым проехались по стране. Побывали они и в резиденции Тито на Бриони, где югославский президент катал Брежнева на катере. К ужасу охраны, он встал за штурвал и они вдвоем унеслись в море. В конце десятидневной поездки по Югославии Брежнев передал Тито приглашение Хрущева прибыть на отдых в Советский Союз, и Тито его принял. Тито с Йованкой долго махали Брежневу руками, пока самолет не вырулил на взлетную полосу.

Вместо привычных для него путешествий в теплые края зимой 1962 года Тито отправился в морозную Россию. 4 декабря 1962 года поезд прибыл на Киевский вокзал Москвы. Как и шесть лет назад, на перроне его ждал Хрущев со свитой. Правда, она за прошедшие шесть лет сильно изменилась — вместо Молотова, Маленкова, Ворошилова, Булганина рядом с ним были Брежнев, Косыгин и другие новые «официальные лица». Лишь Суслов и Микоян умудрились «вписаться» в новые времена.

Хрущев в очередной раз продемонстрировал Тито высокий уровень русского гостеприимства. Уже на следующий день после приезда он устроил для него охоту, а вечером пригласил в недавно построенный Кремлевский дворец съездов на оперу Верди «Бал-маскарад».

12 декабря, после нескольких дней переговоров и поездки в бывший Сталинград (теперь уже Волгоград), Тито присутствовал на заседании Верховного Совета СССР.

Это был редчайший, если не единственный, случай в советской истории, когда заседание высшего органа власти СССР было фактически посвящено президенту иностранного государства. Хрущев выступил на заседании с обширной речью о международной ситуации и большую ее часть уделил отношениям с Югославией. «Иногда утверждают, что Югославия — не социалистическая страна, — сказал он. — Но позвольте спросить: какая это страна?.. Известно, что в Югославии уже давно нет помещиков и капиталистов. Нет ни частного капитала, ни частных предприятий, ни помещичьих владений, ни частных банков. Мы видим, что югославские коммунисты и их руководители направляют свои усилия на развитие экономики, на упрочение завоеваний социализма. Таким образом, если исходить из объективных законов, из учения марксизма-ленинизма, невозможно отрицать, что Югославия — это социалистическая страна».