Портрет моего мужа - Демина Карина

Он пододвигает стул.

Садится.

— Что… — мысль о смерти не слишком пугала. — С Эгле? Она… жива?

— Жива.

— И?

— И понятия не имеет, что ей делать.

— А…

— Я не хочу, чтобы она возвращалась на Ольс. Все-таки, сам понимаешь, пусть остров и закрыт, но полную охрану обеспечить затруднительно. Но если я попытаюсь закрыть ее здесь…

Как того требуют здравый смысл и интересы королевства, но Эгле плевать хотела на интересы королевства. И если что Кирис успел понять, то любое покушение на свою свободу она воспримет как повод для побега.

— Плохо, что ты умереть вознамерился.

— Сам не в восторге.

— К тебе она привыкла…

— А ты?

— Она не дура. Она уже поняла… если не все, то многое. Остальное расскажу. Как есть. И там… может, примет. Или нет. Но верить не будет. А доверие нужно, сам понимаешь, одно дело бумаги, если они вообще существуют, и другое — нормальные отношения.

Кирис кивнул бы, если бы мог.

— Мар…

— Мертв. Судя по записи голема, получил дозу парализатора и неудачно упал, головой об угол, да… а там уже и взрывом накрыло. Эгле уверена, что дело во взрыве. Не разочаровывай.

Кирис закрыл глаза.

— Хорошо. Мальчишка…

— Некромант. И теперь полновесный. Правда, что с ним делать, ума не приложу, — Корн потер белесый след ожога. — Он кажется вполне разумным, но… знаешь, мне становится слегка… неуютно в его присутствии.

— Внизу?

— Пока там. Все-таки мы должны убедиться…

Что инициация произошла и мальчишка сожрал демона, впитав его силу и способности, прошел древним путем, о котором известно лишь то, что сойти с ума было проще, чем обрести суть.

— Приведи. Он… знает… чем меня напоили.

Молчание.

И значит, до простой этой мысли додумались без Кириса. Море смеется. Что, неужели и вправду думал, что мальчишка возьмет и сделает доброе дело? Бескорыстно? Из глубокой личной симпатии?

Некроманты, судя по летописям, добротой не отличались.

А уж те, кому удалось сожрать сущность демона, и вовсе весьма условно относились к роду человеческому.

— Свободу?

— Сестру. Но девочка в тяжелом состоянии, а учитывая, через что ей пришлось пройти, я не уверен… — Корн стиснул руки. — Впрочем, похоже, выбора у нас не останется.

— Приведи. Поговорю… он не жесток. Он…

Море добирается до Кириса раньше, чем он успевает закончить фразу. Теперь оно злится. Оно ломает кости и выворачивает связки. И в то же время обещает остановиться.

Достаточно лишь попросить.

Упрямец.

От волн пахнет так же, как от волос Эгле, там, на берегу. И это придает сил.

У мальчишки черные глаза. И дело не в расплывшихся зрачках. Почернели и белки, появилась темная кайма вокруг губ, а родовой узор казался нарисованным углем.

Он похудел еще больше.

— Ты умираешь, — и манеры лучше не стали. Мальчишка сел в ногах, сложив руки на коленях. И пара ограничителей поблескивала на запястьях. — Мне жаль.

И не солгал.

Ему и вправду было жаль.

— Ты… можешь… что за…

— Скорее всего, «мягкий туман Эттары». Помнится, бабушке хотелось опробовать собственный вариант рецепта…

Запрещенного и полагавшегося утраченным.

Ни запаха.

Ни вкуса.

Ни шанса на выживание. Медленная смерть, которая прячется под маской болезни. Легкое недомогание, которое не желает отступать. И состояние, что ухудшается день ото дня, несмотря на все усилия лекаря. Нет, временами будет наступать облегчение и даже иллюзия, что болезнь вовсе отступила.

— У нее было много… интересных книг, — мальчишка потер переносицу. — Возможно, она могла бы помочь, но насколько я знаю, бабушка сейчас не способна и своего имени произнести внятно. И это закономерно.

— Зачем тебе сестра?

— И ты не спросишь, могу ли я помочь?

Ответ очевиден, так зачем тратить силы, которых и без того не осталось.

— Я попробую, — Йонас был серьезен. — Я… не уверен, что получится. Я все же знаю не так и много. Но главный компонент «тумана» — эссенция тьмы, а тьма в моей компетенции. Если изъять ее, то есть небольшая вероятность, что с травами ваши целители справятся.

— Зачем… тебе…

— Она все, что осталось от моей семьи. И пусть… я всегда чувствовал себя немного лишним, но… — он коснулся раскрытой ладонью груди. — Сейчас мне плохо. Сущность демона — это не то, что полезно человеку… я вижу сны. Всякие. Я… иногда мне кажется, что я — это вовсе не я… я знаю, что это будет длиться долго. Что, если я позволю себе поддаться, если уступлю… меня не станет. Я же хочу жить.

Он пошевелил пальцами.

— Она — кровь… близкая кровь. И она нужна мне, чтобы удержаться.

— Демон…

— А я нужен ей, чтобы избавиться от… всего. Демоны не злые. И не добрые. Они просто другие.

Ледяная рука легла на грудь и, кажется, продавила кости. Мальчишка поморщился, закрыл глаза, а потом и руку убрал.

— Нет, так не получится, — он сунул палец под браслет и потянул. А браслет хрустнул.

И распался на две половины.

— Потом… скажешь, если им так спокойней, пусть новые наденут.

Йонас стряхнул и второй, потер запястья и пожаловался:

— Тяжелые. Только… они рассчитаны на то, чтобы отрезать внешние потоки, тогда как некроманты оперируют исключительно внутренними. Сущность демона — неплохой источник энергии.

Пальцы стали вовсе ледяными.

— Ты… с самого начала…

— Когда получил нож. Это как… пробуждение от долгого сна. Я и до этого читал… кое-какие книги, которых быть не должно. Демона оставили… скажем так, на всякий случай. Если выйдет так, что некому будет провести посвящение. Мне повезло. Он был ослаблен. А еще уверен, что человек не причинит ему вреда. Я обещал ему тело.

Я дал ему тело. На время.

Пальцы тянули силы.

И кажется, несколько мешали дышать.

— Демоны… не самые общительные существа. И память у них крайне избирательного свойства, насколько я понял. Они не способны наблюдать. Анализировать. Делать выводы. То есть могут, но… только очевидные. Это их слабость.

Дышать по-прежнему было непросто, но и только.

— Мне мешали травы… но кровь ими не заглушить. Однажды я нашел то, что не стоило находить. Записи моего прадеда… то есть не моего по крови, как выяснилось, но у некромантов собственные представления о родстве. Уже то, что я услышал зов. Сумел прочесть. Остался жив. Это говорит о признании. Иного мне не нужно.

Боль отступила.

Стала приглушенной, правда, шепот моря усилился. Морю определенно не нравилось происходящее. Оно не желало отпускать Кириса. Оно давило.

Оно ложилось на грудь мягкими лапами волн. Вздыхало.

И уговаривало.

Пока ласково… поддайся… не сопротивляйся… к чему тебе мир яви, когда есть другой, в котором ни забот, ни бед, ни боли…

Кирис и поддался.

Жаль только, не получилось увидеть Эгле.

Он бы попросил прощения.

Стыковочная башня скрывалась в тумане. Хрупкая, будто сплетенная из клубка проволоки, конструкция уходила, казалось, в небо. И я бы не удивилась, узнав, что тянулась она до самой луны.

Красиво.

И берег. И кипящее, распоротое рифами море. И белесая стена, на которой пытался закрепиться северный виноград. Глянцевые листья его слегка потемнели, а на некоторых блестел иней, впрочем, насколько я знала, винограду это не повредит.

Под листьями скрывались полупрозрачные бусины горьких ягод. Ценный ресурс. Северный виноград, который на деле виноградом и не был, представлял собой престранное растение, сотканное из дюжины видов мхов, лишайников и водорослей, обживших клетки. Встречался он лишь на севере, упрямо отказываясь покидать обындевевшие пустоши, несмотря на все усилия магов.

Я поежилась.

Прохладно.

Несмотря на теплый костюм, мужской, как и просила, на меховую накидку и плащ. Пропитанная каучуком поверхность блестела каплями дождя. Он же успел коснуться кожи, забраться под капюшон, и я даже подумала, что длинные волосы — это совсем и неплохо…