КУДЕЯР - Артамонов Иванович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ГЛАВА 25
Весёлый переполох в Кудеяровом городище — приехал из своего поместья Филя, да не один, а со всем семейством — женой Агриппиной и сыном Петькой. По этому случаю Кудеяр разрешил Ивашке пальнуть из пушки, установленной в башне. А та башня возвышается над земляным валом, насыпанным вольными людьми вокруг своего становища, которое за последние годы сильно разрослось за счёт беглых людей. Живут разбойники открыто, никого не страшась: не до них сейчас царю-батюшке, хочет казанцев одолеть, а местных бояр они совсем перестали бояться.
Катеринка с Любашей тотчас же увели с собой Агриппину. У Любаши в Веденееве дитё народилось. Вскоре после этого Корней привёз её в становище вместе с сыном Никишкой, которому ныне исполнилось четыре года. Молодым бабам есть о чём посудачить.
Вместе с Корнеем в Веденеево ездил Ивашка — не мог упустить случая повидаться с горячо любимой Акулинкой. А ныне одна забота у парня — как можно скорее встретиться с ней. Афоня, уступив его настойчивым просьбам, твёрдо обещал: этим летом возвратятся они в Москву, а по пути заберут с собой Акулинку. Несколько раз Афоня посылал с оказией весточку в Москву жене Ульяне, дескать, живы-здоровы они с Ивашкой. Как-то и Ульяна умудрилась передать ему привет от себя и всех домочадцев, горько сожалела о погибшем первенце Якимке, слёзно просила поскорее возвратиться в Москву.
За последние годы Филя сильно изменился, раздобрел на боярских харчах, остепенился. А как встретился с дружками, вновь начал зубоскалить, сыпать шуточками-прибауточками, скоморошничать.
— Что-то ты, Филя, забыл нас, давненько не навещал, а ведь так любо тебе средь нас было, — укорил друга Олекса.
— Не та земля дорога, где медведь живёт, а та, где курица скребёт. Но эта присказка не совсем верна: люблю я вас всех по-прежнему.
— Ладишь ли с тестем-то?
— С Плакидой Кузьмичом живём душа в душу. Ну а об Агриппине и спрашивать нечего — скоморошья жена всегда весела.
— Нешто Плакида смирился с тем, что его зять — скоморох?
— А куда ему деваться? Поначалу спесивился, нос воротил, а теперь без меня и шагу не шагнёт. Хозяйство-то большое, за всем глаз да глаз нужен, а прикащик Нестор после нашего наказания разболелся, отнялись у него рука и нога, какой с хворого спрос?
— Ну а тёща как?
— Василиса Патрикеевна холит и поит меня, всем угодить норовит, с ней у нас полный лад.
— И слуги тебя слушаются?
— А чего им не слушаться? Разве у меня в руках силы нет, чтобы проучить иного бездельника? Да что мы всё о делах да о делах? Петька, тащи сюда гусли!
Малыш припустился к повозке, извлёк из сена гусли, подал отцу. Загудели гусли, запел Филя про старину-бывальщину:
Среди торосинушки, середь площадиТут ходит, тут бродит злой татарчонок,За собой водит он красну девушку,Красну девушку-полоняночку.Отдаёт он красну девицу во постельницы,Он и просит за девонюшку пятьдесят золотниц,За всякую золотницу по пятьсот рублей.Тут не выбралося купчинушки изо всей Москвы,Только выбрался один удаленький добрый молодец,Он, выдавши свои денежки, сам задумался:На девушке шёлков пояс на тысячу,На головушке ала ленточка в две тысячи,На ручушке золот перстень — цены нет;А мне красна девушка в барышах пришла!
Неожиданно Филя изменил голос, заверещал по-бабьи:
Вы послушайте, робята,Нескладуху вам спою:Сидит корова на берёзе,Грызёт кожаный сапог.
— А вот какое дело приключилось с одним мужиком. Повёз он в город три четверти[217] ржи продавать. Подъезжает к заставе. Обступили его мошенники: «Стой! Как тебя зовут?» — «Егором, родимые». — «Эх, брат! Недавно у нас четыре Егора церковь обокрали: троих-то нашли, а четвёртого всё ищут! Смотри ж, коли где тебя спросят: как зовут? — говори: без четверти Егор; а не то свяжут да в тюрьму посадят». — «Спасибо, родимые, что научили!» Приехал мужик на подворье, хватился, а четверти ржи как не бывало! На заставе стащили.
В это время на башне тревожно загудел набат. Ребята выскочили на двор, забрались на вал.
— Ты чего, Корней, людей пугаешь? — спросил друга Олекса.
— По дороге в нашу сторону едут воины.
— Много их?
— Пятеро.
— Только-то! Чего же ты всполошился?
— А ну как это лазутчики, сзади которых большое войско идёт!
— Корней дело говорит, надо соблюдать осторожность, — похвалил сторожа Кудеяр. — Что видишь, Корней?
— Воины руками машут, будто бы просят нас не стрелять.
— Возьмите оружие и ступайте к воротам, — приказал Кудеяр.
Воины спешились перед воротами городища, Старший из них сказал:
— Мы гонцы царя Ивана Васильевича, везём царскую грамоту.
— Нешто царь опять жениться надумал? — Филя лукаво улыбнулся.
Напоминание о первой грамоте государя развеселило всех.
— Будет вам зубы скалить, — остановил шутников Кудеяр. — К кому везёте царёву грамоту?
— К главарю вашему.
— Вот он — наш главарь, — Филя указал на Кудеяра.
— Государь Иван Васильевич послал нас с грамотой к нижегородским разбойникам, в которой сказано, что царь намерен идти в поход на Казань, поскольку нет больше сил терпеть притеснения, чинимые русским людям татарами, неправду казанских вельмож. И в этот поход зовёт он всех вольных людей, обретающихся в Нижегородском крае. Своими ратными делами они могут добыть прощение за совершенные ранее злодеяния и поселиться в казанских землях. А кто пожелает вернуться в родные места, тому никаких препятствий не будет.
— Слышали, вольные люди, что царь Иван Васильевич сулит нам?
— Слышали, Кудеяр!
— Пойдём ли мы вместе с царём на Казань?
— Под Казанью голову потерять можно! — закричал конопатый парень, недавно прибившийся к Кудеяровой ватаге.
— Так ты что же, — насмешливо спросил Филя, — когда русских людей грабишь, головы потерять не боишься, а как за Русскую землю постоять нужно, так и о голове своей закручинился?
— Грабим-то для себя, а воевать за царя надобно. Ну его к… — конопатый грязно выругался.
— Кому, как не нам, живущим в нижегородской земле, знать, как много вреда причиняют татары украинам Руси: разоряют они дома, уводят людей в полон, оскорбляют нашу веру. Потому мы все пойдём по зову царя под Казань, чтобы воевать этот город.
— Верно, Кудеяр, — закричали ватажники, — пойдём под Казань-городок!
— Когда государь намерен быть под Казанью?
— Царь Иван Васильевич вместе с полками намерен явиться под Казань в середине августа.
— Через седмицу мы выступим в поход, чтобы к тому сроку оказаться на месте.
— Успеха вам, вольные люди, а пока прощайте, надобно нам многие другие ватаги оповестить о царёвой грамоте.
Гонцы взметнулись в сёдла, пришпорили коней и ускакали по лесной дороге.
Олекса повернулся к конопатому.
— Пойдёшь под Казань-городок?
Тот стоял набычившись, недовольно сопя носом.
— Жди, пойдёт он! Ему бы купчишек по головке кистенём гладить, да и то лишь тех, кто посмирнее, — ответил за него Филя. — Ступай-ка ты, паря, своей дорогой: конь свинье не товарищ!
Парень, озираясь по сторонам, юркнул в кусты. Филя крикнул ему вслед:
— Коли мне не в лад, так я и со своим г… назад!
— Ты-то сам пойдёшь с нами?
Филя смутился, почесал в затылке.
— Ехали по блины, а попали на оладьи… Ох и надоела мне боярская служба! Как же мне со старыми дружками не разгуляться, не повеселиться.
Афоня отвёл Ивашку в сторону и тихо сказал:
— Гони в Веденеево, в скит к отцу Андриану, скажи ему: по зову царя Ивана Васильевича вольные люди во главе с Кудеяром идут в поход на Казань.
У Ивашки в глазах плеснулась радость. Афоня понимающе усмехнулся.
— Не мешкая возвращайся сюда, а коли не застанешь нас, иди прямо на Казань. В тех местах я не раз бывал: встретимся на Арском поле, его там любой укажет. Ну а после казанского дела заедем в Веденеево, заберём Акулинку и подадимся в Москву, опасности теперь для нас нет никакой.
— Собирайтесь, други, готовьте оружие, — обратился к ватажникам Кудеяр, — немало его у нас накопилось, заржавело, поди, от времени. Так вы бы почистили его, чтобы не стыдно было и перед царём предстать.
Из каменной клети, где хранилось оружие, вытащили щиты, шеломы, шестопёры, сулицы, мечи, пищали. Все принялись за работу. А Филя успел уж и песню сложить. Вольно льётся под перезвон гуслей его бедовый голос:
Не полно ли нам, братцы, по свету гулять?Не пора ли нам, братцы, Руси помочь?Под Казанью-городочком стоитБелый царь Иван Васильевич.Мы пойдёмте-ка на помощь к нему!В приволжских горах остановимся,Шатрики раскинем шёлковые,Приколочки поставим дубовые,Сядемте, братцы, позавтракаемте,По чарочке мы выпьем — поздравствуем,По другой мы выпьем — песни запоём,Погуляем да и в путь пойдёмПод Казань-городок!
В крохотной келье сидят двое-игумен Пахомий да отец Андриан. Неторопливо течёт их беседа под шум ненастья, обо всём вспоминают старцы. Старость уважительна к собеседнику: не будешь других слушать и тебя никто не послушает. Вторую седмицу не прекращается дождь, оттого в келье прохладно, сыро. Пахомий зябко кутается в свою хламиду. Стал он совсем немощным, глаза плохо видят. Да и отец Андриан не помолодел: жизнь — не кобыла, назад не повернёшь, С улыбкой вспоминает он, как бесстрашно бросался в огонь, спасая книги княжича Василия Тучкова, как ввязался в Суздале в кулачный бой между монастырскими и городскими. Ныне сила в руках не та, волосы припорошило снегом. А многих, в том числе и Василия Тучкова, давно уже нет на свете. На днях дошла до него весть: в своём родовом селе Дебала два года назад скончался отец Василия боярин Михаил Васильевич Тучков.