Тысячеликий демон - Ростислав Левгеров

Он просидел всю ночь у костра, машинально подбрасывая в него хворост и наблюдая за соплеменниками с всё возрастающим чувством тоски. Как будто он в последний раз видел их. Может быть, завтра ему предстоит умереть? Ашант с горечью усмехнулся. Каково это – испытать боль своей собственной смерти? Старуха Ауры теперь пожалует в гости лично к нему.

Эту ночь воины провели так же, как и он, сидя у многочисленных костров. Кто-то точил оружие, чинил упряжь; молодые тихо разговаривали, смеялись, взволновано перешёптывались. Умудрённые опытом старики спали, зная, что надо поберечь силы, а просто беспечные ребята – потому, что им так хотелось.

Что-то повлекло Ашанта. Он встал и пошел, сам не зная куда, перешагивая через спящих, обходя группки сгорбившихся мужчин, на чьих окаменевших лицах суетливо играли отблески пламени. Он отвечал на приветствия, отрешенно улыбался шуткам, и впервые за всю жизнь ему захотелось… заплакать.

Остановившись далеко в степи, совсем один, он долго смотрел на глубокий сумрак, воцарившийся вокруг. Эта ночь ничем не отличалась от многих других, но всё-таки она была особенной. Потому что она напомнила ему о ней. Кажется, что это было так давно – и тогда она спала, а он незаметно для себя любовался её красотой.

Вздохнув, Ашант побрел назад, но пройдя несколько шагов, остановился. Ему показалось, как будто кто-то стоит рядом и шепчет. Шепот шелестел и шуршал, точно трава, точно сам ветер, и как Ашант ни старался, никак не мог разобрать слова. Воин встряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение, ругнулся, хотел было, со всей решительностью воина-кочевника, уйти отсюда, уйти в круг света, как внезапно перед ним замерцали крохотные искорки. Они двигались быстро, рождались, сталкивались друг с другом и спустя какое-то мгновение, показавшееся ему вечностью, икорки слились в женскую фигуру – призрак Млады.

Млада была чрезвычайно напугана, и умоляюще протягивая к нему руки, шептала:

– Не надо, не надо…

Видение длилось всего пару секунд, и не успел Ашант произнести хоть слово, как она рассеялась, словно дым, блестя и мерцая маленькими точечками.

Они встретили их ранним утром, на южном берегу безымянного ручья. Наткнулись на них совершенно случайно, и Тумур с горечью понял тогда, что их боевой дух, мягко говоря, не на высоте – именно так. Они проворонили встречу, потому что спали на ходу – разведывательный отряд был перебит, и на их телах стояла сейчас армия Талгата. А может, действительно, во всем виноват Ашант? Может он, со своим Духом Воина, сам, в каком-то смысле, стал им? Превратился в объект для поклонения? Дух Воина обуревает тоска – чем не повод для уныния? К тому же, вряд ли кто-то воспринимает Талгата как врага. Кажется, многие полагают, что встретят тут старых друзей, и будет славный пир…

Десять стрел возвестили о себе резким свистом, упали на землю перед ними, одна вонзилась в чей-то щит. Все подняли глаза. Воинство Талгата цепью выстроилось на трёх покатых холмах, и Берюк, основываясь на богатом личном опыте, сказал, что их, вероятно, десять-двенадцать тысяч.

– Целый тумен? – спросил Тумур.

– Что, много? – спросил Берюк.

– Да нет. Скорее наоборот, я ожидал, побольше.

– Едут, Тумур-гай, – крикнул кто-то из воинов.

Тумур приложил ладонь козырьком.

– Пятеро, – сказал он и широко улыбнулся всем своим беззубым ртом, так не вязавшимся с его медвежьим обликом. – Что ж, и мы впятером поедем. Ашант, Берюк, Кайгадырь, кто ещё желает? Мамат-гай?

– Пусть поедет мой сын – Дарчи, – ответил Мамат.

– Хорошо, – сказал Тумур, оценивающе посмотрев на статного, красивого парня. – Пусть поедет Дарчи.

И Тумур, в сопровождении друга детства Ашанта, ветерана многих войн Берюка и молодых, необстрелянных Кайгадыря и Дарчи, выехал навстречу Талгату с соратниками.

– Почему они выбрали это место? – поинтересовался Дарчи. – Солнце светит им прямо в глаза.

– Солнце не всегда будет светить им в глаза, – буркнул Берюк. – Скоро оно будет в зените. Пока эта вот болтовня, с теми засранцами впереди, потом поединок…

– Приближается буря, – неожиданно произнес Ашант, остановившись и посмотрев на небо. – Песчаная буря.

Горизонт на западе окрасился в грязно-желтый цвет. И это странно: в степи часто бывают вихри и смерчи, поднимающие с собой тучи песка, но судя по размерам, то была именно песчаная буря, характерная скорее для Великой пустыни.

– Да, – безрадостно бросил Тумур, подъезжая к неприятелю.

– Так, так. – Талгат старался держаться высокомерно и его блестящая кольчуга, огромные перстни с бриллиантами призваны были усугубить впечатление. Но подвижные тонкие черты необычно бледного для кочевников лица, и абсолютно неизвестные люди, прибывшие с самопровозглашенным каганом, напрочь перечеркнули все его старания. – А где же ваш повелитель? В засаде? Ха-ха-ха! Какие же вы глупцы! Думали, я не предусмотрел этого? Что? – спросил он, заметив озабоченные оглядывания Ашанта в сторону надвигающейся бури. – Барх там? Тогда можете спеть погребальную песнь о нём. Недолго же он правил. Ха-ха-ха!

Тумур ничего не ответил и продолжал пристально смотреть на Талгата, будто пытаясь разгадать, что он им уготовил. Берюк же, по своему обыкновению, не выдержал и огрызнулся:

– Ты бы лучше не выпендривался, дурень. Посмотри на нас: вот Тумур, славный воин, разбивший войско тупиц марнов три года назад; непобедимый Ашант; сын Урдуса Кайгадырь и внук Пурхана Дарчи. И все они жаждут твоей смерти, идиот! А кого ты привел? Кто эти недоноски? Твои любовники? Вижу, что среди них нет ни людей Шагуна, ни людей Шонкара, ни людей Багши, ни камыков, никого!

Талгат резко покраснел.

– Слушай ты! – крикнул он. – Слишком уж ты востёр на язык. Не рано ли ты похваляешься? – Он обернулся и посмотрел на одного из своих молодых спутников. – Эллак, тебе слово.

"Эллак?" – подумал Ашант и, взглянув на краснолицего юношу, кого назвали этим именем, заметил, как он похож на своего…

– Да! – закричал тот с пылом. – Я – Эллак, сын Эллака! И я отомщу за отца!!! Я буду биться в поединке с тобой Ашант! Слышь, ты? С тобой! Я убью тебя!

– А причем тут Ашант? – с наглой улыбкой, спокойно поинтересовался Берюк. – Твоего отца убил я. Бейся со мной, сопляк.

Глаза Эллака-младшего горели адским пламенем, яркий румянец пылал на немного отёкшем лице.

– И ты умрешь, собака, – тихо проговорил юноша, буравя Берюка взглядом, в котором – Ашант безошибочно распознал это – читалась небывалая сила и уверенность. – Я буду биться с Ашантом, – повторил он не терпящим возражений тоном. – На мечах, пешими. Готовься.