Есть, господин президент! - Лев Гурский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И ва-а-ам здравствуйте, и ва-а-ам! Я Валера Петров.
Старый шаман с места не вставал, но рогатая корона на его голове чуть шевельнулась — вниз-вверх. Это был еле заметный кивок.
— Халунай Удха тоже здоровается, — почтительно перевел стажер.
То ли от внезапности, то ли еще почему моя природная вежливость отступила и на ее место выскочило природное любопытство.
— Валера, а почему вас обоих по-разному зовут? — с удивлением спросила я. — Вы разве не оба камуцинцы?.. Ой, извините…
Шаман-стажер Валера нисколько на меня не рассердился.
— Халунай Удха — не имя, уважаемая Яна Штейн, — слегка поклонившись, объяснил он мне, — это часть его титула, знак происхождения его силы, которая идет от отца к сыну. А подлинного имени ему открывать нельзя. Я свое еще могу сказать, пока я на третьей ступени, но учитель — уже нет. Он по паспорту тоже Валера Петров, а настоящее имя откроет только мне и только перед смертью. Тогда оно станет моим…
Что-то я такое читала у Пелевина, но думала, что тот сочиняет.
— Эмде пепа хэсе оород ганеж, — тем временем проговорил шаман, обращаясь ко мне. — Тойбор жодо хэсе.
— Халунай Удха просит вас поскорей отдать ему свой ганеж… то есть вот этот ваш тотем. — Валера указал на пупса, который я, как дура, по-прежнему таскала с собой. — Он говорит, что это очень вредный ганеж, злой, неправильный, опасный…
А оригинал — еще вреднее, мысленно добавила я и с удовольствием вручила шаману прилипчивую куклу-Погодина. Халунай Удха положил пупса на самую середину бубна, что-то пошептал над ним, а затем резко подбросил вверх. И, действуя бубном как теннисной ракеткой, точно запулил пупса в открытое окно. Такой удар сделал бы честь Маше Шараповой, честное слово! Удостоверившись, что кукла исчезла, шаман адресовал Валере три односложных слова.
— Жодо, Удха. — Шаман-стажер кивнул, огляделся по сторонам, поднял книжку, которую читал. И без сожалений выкинул ее в окно вслед за пупсом. А нам разъяснил: — Учитель велел мне срочно избавиться от чего-то ненужного. Я эту книгу сдуру в Домодедово купил, клюнул на название… Думал, что она про наш эзен, дух леса, а оказалось — про одного капризного московского мужчину. То ему не так, это ему не эдак… его бы к нам в сезон дождей…
Мы еще минуту-другую пообсуждали сезон дождей в их суровом крае, а потом, улучив момент, я напомнила Валере про тот телефонный разговор местного партийного шестерки. Младший из шаманов отставил тему климата и с готовностью поведал о том, что когда они приехали сюда из аэропорта на такси («очень дорого, Яна, очень, два оленя у нас столько стоят…»), дом этот был еще полон патриотов, но затем они узнали, что их патриотического начальства сегодня уже не будет, и все сдернули по своим делам, кто куда. А тот местный крендель, который оставил камуцинцам ключ от зала, прежде еще с кем-то побазарил по телефону и в конце кому-то сказал: он, мол, тоже сваливает домой. Шефам, дескать, все равно до лампочки, они там со своими слепыми…
Слепыми? Что-то тревожно шевельнулось у меня в животе. Черт, я ведь так и не смогла прозвониться Черкашиным! Может, это простое совпадение, но мне оно не понравилось. И Максу, видимо, тоже.
— Уважаемый Валера, — поспешно сказала я шаману-стажеру, — пожалуйста, вспомните слово в слово, как он сказал?
— Два слова меня особо удивили, — признался камуцинец. — Я все-таки хорошо знаю русский, ошибки нет. Тот человек сказал по телефону, я точно слышал: «Они там бьются с своими проклятыми слепыми…» Я не понимаю. Раз люди взялись помогать инвалидам, то почему плохие слова? Почему «бьются», почему «проклятые»?..
Меня охватило скверное предчувствие. Роршак, Черкашины, «Почва» — тут все как-то завязано в один узел. Если Юру с Тоней взяли в плен те же, кто американца, то, может, они их держат там вместе?
— Макс, надо срочно ехать на Шаболовку! — воскликнула я. — Там что-то случилось, я знаю… Спасибо вам, — обратилась я к обоим шаманам, — вы нам очень помогли, всего доброго, нам пора. И вам тоже лучше отсюда удирать. Деньги на гостиницу у вас есть?
— Удха Валера хэсе ябадалтай, — требовательно произнес старик.
— Он говорит, что я и он едем с вами, — перевел шаман-стажер. Доселе молчавший Макс выдвинулся и вежливо покачал головой.
— Вряд ли это следует делать, — сказал он. — Переведите ему, Валера, пожалуйста: мы узнали, что наши друзья попали в беду, и там, куда мы сейчас направляемся, может быть опасно.
Валера приблизился к старику и пошептал ему на ухо. Халунай Удха что-то ответил ему нетерпеливым шепотом, а затем подобрал свой шаманский кнут и два раза сильно хлестнул им об пол.
— Он сказал, — вернувшись, сообщил Валера, — что вы не должны отказываться. Без нас вам будет гораздо опаснее, чем с нами.
Макс критически оглядел камуцинцев: внешне ни стар, ни млад ничуть не походили на крутых спецназовцев и едва ли могли стать равноценной заменой Руслану с Шуриком. Меня же, в отличие от капитана ФСБ, экзотика не пугала, а, наоборот, притягивала. В шаманскую магию я не верила, но из фильмов про кунг-фу мне было известно: седые и старые трудящиеся Дальнего Востока обычно лучше всех знают древние приемы укрощения зверей и людей.
— Ладно, берем их с собой, — сказала я Лаптеву, — хуже не будет. Поверь хоть сейчас моей женской интуиции. Да и, в любом случае, сообрази: здесь их оставлять нельзя…
— Ну и как же мы всей компанией доберемся до места? — Для порядка Макс еще топорщился, но уже поддавался. Видно, ему тоже приглянулось, как Халунай Удха управляется с бубном. — Наш железный Боливар может выдержать двоих, но уж не четверых…
— На мотоцикле поедешь один, — рассудила я, — а мы с Валерой и Удхой поймаем здесь тачку и примчимся следом. Только ты раньше времени ничего не делай. В бой не вступай, веди наблюдение.
— Раскомандовалась, однако, — пробурчал Макс. — Еще одно начальство на мое голову. А я в отпуске, между прочим. Давно мог бы вернуться к жене, к дочке… Ну ладно, понял, договорились…
Тачку мы поймали не так скоро, как хотелось. Три машины подряд объезжали нас, как чумных, а водитель четвертой, серой «газели», выпучился на бубен и рогатую корону и заломил немыслимую цену — как будто его просили доставить не трех интеллигентных людей из Щукино на Шаболовку, а по меньшей мере перевезти по гористой местности тонну нитроглицерина. Хорошо еще, с деньгами у меня проблем не было: я по-прежнему таскала в сумочке почти не растраченный аванс от Лаптева и могла добраться хоть до Парижа.
Когда мы трое подъехали к кондитерской, Макс ждал нас во внутреннем дворике у входа. Он доложил, что «Черкашинские пирожные» заперты без объяснения — даже без таблички «Закрыто». Он уже успел многократно постучать, заглянуть во все окна, но какого-то отклика или движения внутри не почуял. Похоже, пусто.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});